Послезавтра - Фолсом Аллан. Страница 88

Отложив бинокль, молодая блондинка, в нескольких футах от которой в ванной комнате коченел труп программиста из Мюнхена, взялась за рацию.

– Наталия, – произнесла она.

– Люго.

– Осборн только что вышел из номера.

Осборн прекрасно понимал, что Маквей не даст ему оружие, да и вообще не выпустит из комнаты, если догадается о его намерениях. Поэтому он сказал, что ничем не может помочь полицейскому расследованию, которым они заняты, и поэтому чувствует себя в состоянии, близком к клаустрофобии. Он хотел бы прогуляться и немного проветрить мозги.

Было уже пять минут десятого, и Маквей, усталый и замороченный бесконечными разговорами на одну и ту же тему, поколебавшись, согласился. Он предупредил Осборна, чтобы тот не уходил далеко от отеля и вернулся не позже одиннадцати. Реммер, в свою очередь, распорядился, чтобы Осборна на «прогулке» сопровождал один из детективов.

Осборн не стал возражать, кивнул и пошел к двери. Но у самого порога повернулся и попросил у Маквея пистолет. Это была хорошая психологическая уловка – вроде бы дополнительная забота о личной безопасности. Эта счастливая мысль осенила его только что… Но все же возникла неловкая пауза, прежде чем Маквей решился дать ему пистолет – тот самый, доставшийся ему по наследству от Бернарда Овена.

Осборн не успел сделать и десяти шагов к лифту, как дорогу ему преградил инспектор берлинской полиции Иоганн Шнайдер.

Инспектор Шнайдер выглядел внушительно: тридцать лет, высокий рост, заметное утолщение на переносице, выдававшее неоднократное участие в рукопашных схватках.

– Мне передали, что вы хотите прогуляться, – произнес он по-английски, но с чудовищным акцентом. – Я составлю вам компанию.

Осборн вычитал в рекламном проспекте, лежавшем в номере, что «Европа-Центр» – это огромный комплекс с многочисленными магазинами, ресторанами, кабаре, казино. Прилагалась и схема, в которой все маршруты, входы и выходы были заботливо размечены стрелками.

Осборн ухмыльнулся:

– Вам случалось бывать в Лас-Вегасе, инспектор Шнайдер?

– Нет.

– Я хотел бы сыграть по маленькой, – сказал Осборн. – Какое казино вы посоветуете?

– «Шпильбанк»! Отличное, но очень дорогое заведение, – усмехнулся Шнайдер.

– Значит, туда мы и отправимся, – подмигнул ему Осборн.

Они вызвали лифт, спустились и остановились у конторки портье, где Осборн обменял на марки оставшиеся у него франки. Шнайдер провел его в казино.

Через пятнадцать минут Осборн попросил Шнайдера подменить его за столом, где шла баккара, ему, мол, нужно отлучиться в туалет. Шнайдер, увидев, как Осборн спрашивает у швейцара про туалет, отвернулся и углубился в игру.

А Осборн проскочил мимо туалета, подождал несколько минут в коридоре, за углом, чтобы убедиться, не идет ли за ним Шнайдер, затем в вестибюле купил туристическую карту города, сунул ее в карман, вышел на улицу через одну из боковых дверей и сразу же свернул на Нюрнберг-штрассе.

На другой стороне улицы Виктор Шевченко в джинсах и свитере стоял на тротуаре перед залитой неоновым светом витриной греческого ресторанчика, наслаждаясь «хэви-металл» через наушники плейера «Сони-Уолкмэн». Приложив руку ко рту, словно собираясь кашлянуть, он произнес:

– Виктор.

– Люго, – прозвучало в наушниках.

– Осборн только что вышел. Один. Переходит Будапешт-штрассе по направлению к Тиргартену.

Пропустив поток машин, Осборн перешел на другую сторону Будапешт-штрассе и направился к Тиргартену. Остановившись у входа, он оглянулся на «Европу-Центр». Если даже Шнайдер обнаружил, что он сбежал, найти его уже невозможно. Держась подальше от фонарей, Осборн пошел к Берлинскому зоопарку, но быстро сообразил, что взял неправильное направление, и повернул назад. Аллею покрывал ковер осенних листьев, от его дыхания в холодном воздухе шел пар. Неподалеку какой-то человек выгуливал собаку, которая старательно обнюхивала каждое дерево, куст, фонарный столб. Осборн оглянулся еще раз. Шнайдера не было. Ускорив шаг, он прошел добрых две сотни ярдов и остановился перед освещенной схемой парка.

Вытащил туристическую карту и попытался сориентироваться. Фридрих-штрассе начиналось за парком, у Бранденбургских ворот. До него, подумал Осборн, на такси можно добраться за десять минут, а пешком – за полчаса. Такси выследить легче, лучше идти пешком, решил он. Кроме того, за это время он еще раз все хорошенько обдумает.

– Виктор.

– Люго.

– Осборн идет на восток через Тиргартен.

Фон Хольден говорил из своего кабинета на Софи-Шарлоттен-штрассе. Он даже вскочил, не смея поверить в неожиданную удачу.

– ОДИН?

– Да.

– Ну и дурак!

– Инструкции?

– Следуй за ним. Я буду через пять минут.

Глава 100

Нобл положил трубку и посмотрел на Маквея.

– От Каду по-прежнему никаких известий.

Огорченный и подавленный, Маквей покосился на Реммера, допивавшего третью чашку крепчайшего кофе за сорок минут. Они уже раз двадцать прошлись по списку гостей Шарлоттенбурга, и, хотя еще осталось несколько имен, которые Бад-Годесбергу предстояло проверить, у них так и не появилось ни единой зацепки. Может быть, ключ к отгадке там, среди еще непроверенных имен, а может, нет. Интуиция подсказывала Маквею, что все необходимые материалы у них в руках. Он попросил Реммера заказать более обстоятельные досье на тех, кого они уже один раз проверили. Может быть, не так важно, кто эти люди сейчас и чем они занимаются в настоящее время, может быть, дело в их прошлом, как у Класса и Хальдера?..

А может быть, камень с горящей надписью ключ еще не встал на их пути, и расследование начинать не с чего. И в списке приглашенных в Шарлоттенбургский дворец они ничего не найдут, сколько б ни копались, и присутствие Шолла в Берлине вполне объяснимо, и церемония в честь Либаргера – невинная затея… Но Маквей очень не любил принимать что-нибудь на веру. Ему нужны были доказательства.

В ожидании вестей из Бад-Годесберга они вернулись к еще одному неясному моменту в расследовании – Каду.

– Давайте попробуем рассмотреть проблему Класс – Хальдер в связи с Каду, – предложил Маквей. Он сидел в кресле, положив ноги на одну из широких кроватей. – Был ли у него брат, кузен, отец, родственник, симпатизировавший наци или сотрудничавший с ними во время войны?

– Ты слышал об Аджаксе? – спросил Реммер.

Ответил Нобл:

– Аджакс – организация французской полиции, сотрудничавшая с Сопротивлением во время оккупации. Однако после войны выяснилось, что только пять процентов ее на самом деле помогало патриотам. Остальные работали на «виши». [34]

– Дядя Каду был толковым копом. Членом Аджакса в Ницце, – сказал Реммер. – После войны его отправили в отставку во время чистки от коллаборационистов.

– А его отец тоже был в Аджаксе?

– Он умер, когда Каду был год.

– Значит, его воспитывал дядя. – Маквей чихнул.

– Верно.

Маквей посмотрел на Реммера, потом встал и прошелся по комнате.

– Снова наци, Манни? В этом все дело? А Шолл – нацист? А Либаргер?

Маквей схватил с кровати список гостей и стал размахивать им.

– Так, значит, все эти высокообразованные, богатые, влиятельные господа – новая поросль немецкого нацизма? Так, Манни?

Застрекотал факс. Реммер торопливо выхватил из него лист бумаги и начал читать вслух:

– Нет никаких записей о рождении Элтона Либаргера в Эссене, в тысяча девятьсот тридцать третьем году и в ближайшие годы – тоже. Проверка продолжается. Имение Либаргера в Цюрихе… – Реммер нахмурился.

– В чем дело, Манни?

– Оно принадлежит Шоллу.

Осборн не очень представлял себе, что будет делать, когда попадет в «Гранд-отель Берлин». В случае с Альбертом Мерримэном у него было время как следует подготовиться. Он выработал план, определил порядок действий, как только Жан Пакар найдет Мерримэна. Но сейчас, когда он шел по освещенной дорожке, прорезавшей темные заросли и лужайки Тиргартена, перед ним стояли три вопроса: как застать Шолла одного, как заставить его говорить, что делать потом?