Книга Даджи — Огонь в Горне - Пирс Тамора. Страница 27

Она уже пожалела, что спросила.

Яррун ещё не закончил:

- Покинув университет, я двадцать лет работал, постоянно путешествуя, пытаясь стать одним из великих. Почему нет? Я был хорош. Просто надо было найти верные заклинания и верного покровителя. Каждый раз, когда отец писал мне, это было «Когда ты прекратишь обманывать себя, и захочешь настоящейработы, возвращайся домой». В конце-концов я так и сделал. Я вернулся домой, чтобы погасить пожары на севере Эмелана. И вот я здесь, творю магию, к которой мало у кого есть талант, в то время как моя леди сажает Никларэна Голдая на самом высоком столе, и меня — с ним. Моё обычноеместо, когда нас не навещают великие маги — лишь немного выше соли, вместе с камергером и стюардом, - он отпил из фляги, и горько улыбнулся. - Теперь ты уже жалеешь, что спросила.

- Совсем нет, - твёрдо соврала Даджа.

Яррун перевернул флягу — на платформу упало только несколько капель.

- Надо снова наполнить её. Будь я на твоём месте, я бы полился о том, чтобы никто не начал считать кузнечную магию заурядной, иначе ты на своём горьком опыте поймёшь, что я прав, - он покинул её, зайдя внутрь.

Даджа укусила ноготь. Разве это не глупо — волноваться из-за славы? Разве это полезно — беспокоиться о чужой магии? Она у тебя либо была, либо её не было, что бы Яррун не полагал насчёт изучения верных заклинаний. И она бы вмиг отдала всё это, чтобы снова стать Цо'ха.

Повернув лицо к дымному ветру, она позволила ему выветрить желчь Ярруна из её головы.

Сэндри ткала. Сначала она осознавала происходящее вокруг неё: Браяр и Трис делали мазь, Даджа ушла, а Ларк — вернулась. Кто-то покормил Медвежонка; она почувствовала запах еды. Крик сел на палку на другом конце ткацкого станка, и зачирикал; когда она не покормила его, скворец улетел. В конце-концов всё угасло, по мере того, как она продолжала работать. Она чувствовала себя наполненным светом стеклом. Узор под её пальцами извивался, как если бы он состоял из червей. Это были магии, пытавшиеся вырваться из-под контроля. Они бились в её хватке, пока она ткала, но она не соглашалась их отпускать. Они носились без присмотра всё время с месяца Мёда. Время для игр закончилось.

Что произошло? В один ужасный момент, уверенная, что находившиеся вокруг камни сотрут в порошок её, её друзей и их собаку, она вспомнила свои уроки прядения. Тогда звучало разумным собрать нити их сил, и спрясть их вместе, сделав сильнее, чтобы дать им возможность противостоять землетрясению. И посмотрите, как всё обернулось!

Она сделала это. И это было справедливо, что именно онанаставит магии на истинный путь.

Вот новая нить Браяра, намотанная на его собственный челнок, а не спутанная с остальными, как это было с первой партией нитей. Он был закреплён в цветастом беспорядке на левой стороне ткани, в месте, которое изначально было его. Взяв челнок, Сэндри сконцентрировалась на Браяре. В эти дни от него чудесно пахло сырой землёй и травами, алоэ, соснами и цветами. Вот шёлковая петля уловила его быстрые руки, когда он прятал рулет за пазуху, или балансировал нож на кончике пальца. Свет сместился, и у неё получились его бледные серо-зелёные глаза под густыми чёрными бровями. Призрачная рука дёрнула её за косичку, как он любил делать, когда она не смотрела. Она достигла конца его полосы.

Теперь — граница, простая белая хлопковая нить на маленьком челноке, пустой участок, в котором не было никого. В её сознании он был стеклянной стеной, разделявшей Браяра и Трис. Десятью нитями утока спустя она отложила этот челнок, и взяла другой, на котором была нить Трис. Он тоже был белым, но белой шёлк, как и шёлк Браяра, отсвечивал лунным сиянием. Теперь Сэндри надо было забыть Браяра на какое-то время, и сконцентрироваться на Трис.

Трис легко приходила на ум. Эта полоса была грубыми рыжими волосами, кудри которых были отрезаны, пока Трис не перестанет растить на них молнии, когда выходит из себя. Здесь был запах старых книг и немного лака для дерева — Трис любила работу по дому. Здесь были грозово-серые глаза, смягчавшиеся, пока Трис расчёсывала шерсть Медвежонка, когда она думала, что никто больше не видел, как она любила их неуклюжего пса.

Сэндри добралась до конца полосы Трис слишком быстро. Что ж, она скоро вернётся. Взяв другой маленький челнок, Сэндри отделила рыжую свежим белым барьером.

Теперь она достигла своей собственной полосы. Что ей делать? Одно дело — ткать своих друзей, которых она так хорошо знала. Что она может внести сюда от себя?

Без предупреждения в её сознании раскрылся личный кошмар, питаемый магией. Её родители лежали вместе в кровати. Их кожа была покрыта высыхающими язвами оспы; от них несло мертвечиной.

Вытянув свой разум из этого воспоминания, девочка попала в другое, в комнате без окон, заполненную чёрными бархатными тенями. В её центре находился мерцавший светом шёлковый шнурок: её первая магия. Она сотворила её, потому что в тот момент готова была попробовать что угодно, лишь бы развеять темноту, даже воззвать к магии, которой, как она была уверена, у неё не было.

Вот только она у неё была, не так ли? Шнурок светился, пока она концентрировалась на нём. Он светился, и она выжила взаперти в той крохотной скрытой комнате, пока её не нашёл Нико. «Я искал сокровище», - сказал он однажды, вот только сокровище досталось ей: новая жизнь, и магия, и друзья, которые были больше жизни.

Теперь она достигла конца своей полосы, потратив на её всю нить с челнока, и даже не заметив это. Пришло время отгородиться. Она осторожно добавила белую хлопковую границу, затем взяла челнок с нитью Даджи. Эта часть плетения была лёгкой, после общения с Польям. Даджа была морем. Она была огнём в горне, и посохом с непомеченным навершием. Она была первой подругой Сэндри в Спиральном Круге; она была раскалённым металлом и тёмно-красным цветом, который Торговцы носили в трауре. Она дала Дадже, и краю ткани, белую кайму.

У Сэндри болела спина. Ей надо было размяться. Когда она со стоном встала, её чувствительный нос уловил манящий аромат еды. Кто-то оставил на столе поднос с кувшином сока, тарелкой кускуса с курицей, чашей с острыми нутами, и деревянной тарелкой с пресным хлебом. Она одной рукой зачерпнула кускуса, как это делали люди в Бижане и Сотате, и набила им рот. Она потянулась свободной рукой к кувшину, собираясь налить себе в кубок сока.

- Позволь мне, - произнёс бархатно-мягкий голос, и чья-то рука подняла кувшин. Сэндри взвизгнула, подскочила, и закашлялась. Её дед крепко похлопал её по спине, пока она не отдышалась, затем протянул ей кубок с соком. Она медленно отпила, густо покраснев от стыда, поскольку он видел, что она ела как простолюдинка.

- Я не хотел пугать тебя, - отметил Герцог Ведрис, садясь. - Мне и в голову не приходило, что ты не осознавала моего присутствия здесь.

Сэндри прочистила горло:

- И долго?

- Какое-то время, - признал он. - Я не хотел прерывать тебя. Зрелище было захватывающим — ты знаешь, что ты светилась?

Сэндри покачала головой, всё ещё краснея.

- Ешь, - он кивнул в сторону еды. - Ты выглядишь изголодавшейся.

- Так и есть, - признала она, садясь на стул. Взяв салфетку, она тщательно вытерла покрытую жиром руку. - Разве ты не должен быть на ужине?

- Он закончился час назад, - его глубоко сидевшие карие глаза блеснули весельем. - Твои друзья пошли прогуляться, чтобы не прерывать тебя. Я верно расслышал Посвящённую Ларк? У вас нет магии, пока ты не закончишь? - он положил ей в тарелку еды, его большие привычные к мечу руки грациозно обращались со столовыми приборами.

- Совсем нет, - признала она, беря вилку с положенной манерами изящностью. - Поэтому я пытаюсь сделать этим вечером как можно больше, - она начала есть, быстро, но аккуратно.

Герцог какое-то время ничего не говорил, лишь налил себе сока. Когда она проглотила почти половину того, что он ей положил, Сэндри перевела дух, и откинулась на спинку стула. Её дедушка смотрел через двери, открывавшиеся на балкон. Приносимый ночным бризом дым похоже не беспокоил его.