Руки Геракла - Саберхаген Фред. Страница 7

Мой племянник был высок для своих лет, лишь на несколько дюймов ниже меня. У него были курчавые черные волосы, а кожа, как и моя, дочерна загорела на солнце. Его можно было бы назвать красивым парнем, если бы уши не торчали в стороны. Разница в возрасте у нас была небольшой, виделись мы довольно часто, так что я смотрел на него как на младшего брата, которого у меня никогда не было.

Итак, в шестнадцать лет – день рождения застал меня в дороге – я впервые отправился в путь по-настоящему самостоятельно, подгоняемый почти непреклонным повелением царя, с благословением матери в душе и луком со стрелами за плечами.

Почти всех мало-мальски пригодных верблюдов и мастодонтов забрали ради нужд войска, так что нам пришлось добираться до пастбищ на своих двоих. Мы шли скоро, хотя дорога заняла у нас почти две недели. Мы то топали по пыли, то месили грязь, в зависимости от погоды.

Когда знакомые края остались позади, а дорога впереди открылась навстречу неизведанному, мрачное настроение, тяготившее меня со дня смерти Лина, начало постепенно улетучиваться. Энкид тоже помогал в этом. Это был веселый, бодрый парень, который без перерыва шутил и травил байки, предвкушая приятные приключения, как в прошлом году. Иногда во время нашего двухнедельного путешествия нам везло, и мы попадали в гостеприимный дом, а порой приходилось спать под открытым звездным небом.

Мы услышали о льве день на пятый-шестой нашего путешествия, когда навстречу нам попался странствующий торговец, тянувший за повод осла, на спине которого в корзине ехал весь его нехитрый скарб, укрытый от дождя. Судя по его рассказам, стада, за которыми нам предстояло присматривать, постоянно редели, одного пастуха уже загрыз невероятно мощный и яростный зверь – лев, огромная кошка, которую благодаря какому-то колдовству не брало оружие.

Мы с племянником никогда не видели кошки больше домашней полосатой. Наверное, мы к тому же не обладали достаточно богатым воображением, потому нас вовсе не испугала весть торговца. Наоборот, нас все это заинтересовало – лев будет развлечением в нашей тоскливой работе.

Энкид в последние годы жил бок о бок со мной, так что насмотрелся случайных проявлений моей силы, чтобы иметь о ней хоть какое-то представление, – а о ней не имел даже приблизительного понятия никто ни в городе, ни в нашем поместье, ни даже сам Амфитрион. Как я уже говорил, на первый взгляд ничто не выдавало во мне моей тайны. В шестнадцать лет я уже понял, что никогда не буду выше среднего роста. Мои руки были еще маловаты для мужчины, запястья еще тонковаты, предплечья и плечи совершенно обычные, так что ничего, таящегося во мне, видно не было. Я даже еще не начал осознавать всей величины своей силы.

Среди немногих вещей, которые я взял с собой в ссылку, был колчан со стрелами и тяжелый лук, которые подарил мне на прощанье мой приемный отец. Тогда ни я, ни Амфитрион понятия не имели, что мне придется встретиться со львом и испытать их на нем. Лук было так тяжело натягивать, что только самые сильные мужчины могли стрелять из него более-менее прицельно. Он был изящен и красив, и я был уверен, что Амфитрион не отдал бы его мне, если бы сам, будучи человеком далеко не слабым, не обнаружил, что как следует не может из него прицелиться.

Несмотря на то, что Энкид и прежде проделывал эту долгую дорогу к пастбищам, он все равно умудрился сбиться с пути, когда мы были уже на подходе. Но через пару лишних дней мы с моим спутником наконец нашли стада, принадлежавшие нескольким владельцам, согнанные в одно и то же место. Естественно, трава на пастбище в таком случае быстро кончалась, так что стада приходилось все время перегонять с места на место, пусть и медленно.

Пастухами оказалась кучка перепуганных подростков, меньше дюжины. Когда они увидели новоприбывших, они медленно окружили нас.

Их старший, высокий парень по имени Тарн, холодно поприветствовал нас. Мне показалось, что он явно старается нас напугать. Не лев, так он. Он представил нас прочим – чумазым ребятам от десяти до четырнадцати лет, разного роста и с разным цветом волос. Некоторые, вроде нас с Энкидом, были в пастушьих рубахах, на других, кроме поясов, за которые были заткнуты ножи или пращи, ничего не было.

Вскоре мы узнали, что наши товарищи большую часть времени, особенно по ночам, проводят сбившись в кучку, как дикие звери. Я был им любопытен. Слухи о том, что случилось с Лином, уже дошли до них. Вести о жестоких и драматических событиях распространяются быстро. Я был удивлен тем, что они были не слишком преувеличены.

Но, конечно, прежде всего были разговоры о льве. Все ребята клялись, что то и дело встречали его, хотя получить от них хотя бы два схожих описания не удавалось. Все соглашались лишь в том, что это было ужасное чудовище и огромное.

Страх – штука заразная, и мы с Энкидом стали себя чувствовать малость неуютно.

Стада с тавром Амфитриона – около двух сотен животных – были перемешаны со скотом других хозяев – с овцами, коровами и волами. Несколько дней назад среди них был злой бык, бешеная тварюга, который ввязался в бой со львом и, соответственно, достался ему на обед.

– Мы хотели согнать всех животных в одно место, – говорил один из самых болтливых подростков, пасший скот несколько последних месяцев. Как я тут же заподозрил, правда была в том, что лев выходил на охоту почти каждую ночь, а иногда и днем, так что ребята просто хотели держаться вместе, и я вряд ли мог их за это упрекнуть.

Самые опытные среди них пастухи объяснили мне, что обычно хищников отпугивают тремя большими кострами, которые зажигают каждую ночь, и пастухи остаются в треугольнике, насколько это возможно. Конечно, набрать хворосту на более-менее приличный костер зачастую бывало трудно, тем более уж на три. А животные были так напуганы, что почти с места не сходили. И уж совсем немного нужно было, чтобы они со страху пустились в бегство все скопом.

– Лев обычно приходит по ночам, так что вряд ли тебе пригодится лук, – заметил наш старший, – даже не будь он толстоват для тебя. Разве что ты в темноте видишь? – Тарн не намеревался уступать своего главенства, тем более, что он был на пару дюймов выше меня, хотя, возможно, чуть младше, чем я. Думаю, ему стоило больших усилий не поддаться впечатлению от того, что я не просто человека убил – а среди нас никто до такого не дошел, – но и каким-то образом избежал сурового наказания.

Я подумал – не показать ли, насколько легко я натягиваю лук, а потом предложить попробовать самому. Но в те юные года стремление быть первым увлекало меня не более, чем теперь. Этот груз, когда приходилось, я всегда брал на себя с неохотой и сразу же, как только мог, избавлялся от него. По мне, от этого одни неприятности.

– Не беспокойся, – только и сказал я.

– Мы надеялись, что нам на сей раз мужчин пришлют, – сказал второй по старшинству мой товарищ.

– Все молодые мужчины, старше меня, на войне. А старики не хотят заниматься львом. Кроме того, когда мы уходили из дому, никто еще про вашего льва не знал. Однако, – добавил я чуть позже, – может, и меня хватит с ним разобраться. – Думаю, лишь спокойствие, с которым я говорил, удержало подростков от презрительного смеха.

Тарн подумал, затем спросил:

– Если тебе уже шестнадцать, почему ты не в войске?

– А мне только по дороге сюда стукнуло шестнадцать, – я не намеревался объяснять, почему мои родители держат меня подальше от войска. Их терзал потаенный страх, что я кого-нибудь покалечу, причем не врага, а собрата по оружию, чего не допускал закон. Возможно, они также думали, что если в этой глуши я чего-нибудь и натворю, то это легче будет замять.

В те годы я мало был знаком как с болью, так и с настоящим страхом. Несомненно, мое заявление показалось моим новым товарищам пустой похвальбой, но я всего лишь хотел обнадежить их.

По крайней мере одного из моих слушателей не убедил мой бесцеремонный оптимизм.