Листья полыни - Семенов Алексей. Страница 9

На сей раз человек во сне читал книгу. Книга лежала у него на коленях, а сам человек сидел в ладье на лавке. На колени он постелил чистую, вышитую по кайме тряпицу, будто бы ел хлеб, опасаясь случайно обронить хоть крошку, и книга покоилась на этой тряпице так, будто не из пергамента была, а из тончайшего горного хрусталя. Он водил по строкам длинным узловатым пальцем и шевелил губами, произнося про себя каждый звук, точно пробуя язык книги своим, не то смаковал его, не то осторожничал, боясь отравиться. Сам Зорко привык в последнее время читать книги единым махом, сразу схватывая взором целую страницу, цепким оком художника запоминая знаки, ровно образы, во всем их пестром взаимном расположении. Во сне он будто бы совсем недавно научился читать и вот теперь пробирался по книге, как по незнакомой густой чаще или изменчивой почве болота.

Сначала Зорко мало занимало то, о чем он во сне читает. Ему хотелось увидеть все вокруг. Но вокруг было море, встопорщившее волны, точно собака, еще не вздыбившая шерсть, но уже приподнявшая ее в знак предостережения, когда шерстинки из мягких и теплых превращаются в жесткие и недобрые. Ладья была сегванская. Солнце, прорвав предрассветную дымку, вставало из пучины красным, предвещая ветреный день. Сегваны убрали весла, и ладья резво бежала под парусом. Гребцы отдыхали, играли в кости и шахматы, некоторые дремали. Стряпали извечную морскую сегванскую еду — овес с селедками. Были на корабле еще вельхи, сольвенны, и один молодой и пригожий обликом аррант почивал, завернувшись в два одеяла из шерсти вельхских овец, прямо у ног Зорко. Вернее, у ног человека, которым стал Зорко во сне.

Ничего примечательного Зорко не обнаружил, к тому же человек, читавший книгу, редко отводил взгляд от буквиц. И Зорко, когда человек с преизрядным трепетом и тщанием перевернул тонкую страницу, заглянул мельком в книгу. Она вдруг показалась ему знакомой, где-то уже виденной. Особенно примечательной была разноцветная буквица, выведенная особым образом, на вельхский лад, да не совсем. Меж тем человек читал:

Баргест.Так зовут поморские вельхи одно волшебное существо, обитающее в холмах поодаль от морского побережья. Является оно по преимуществу ночами и имеет вид рогатого зверя с длинными когтями. Впрочем, как и почти все иные волшебные твари и духи, коими изобилует земля вельхов, баргест с легкостью меняет свой облик. Надобно сказать, что я не знаю никого, кто бы сам видывал баргеста рогатым и когтистым, но лишь слышал басни о том. И то не удивительно: инда не робкого десятка муж, приметив ночной порой силуэт рогатого чудища с длинными когтями, особенно по осени, на Охотничью луну, во тьме распадка или, напротив, глядя из распадка на склон холма в мертвенном свете луны, пожалуй, со всей возможною поспешностью устремится к обиталищам людей, нежели отправится навстречу оному чудищу. Если же кто и узрел баргеста в описанном обличье вблизи, те, полагаю я, навряд ли прорекут нам об этом, ибо является баргест в преддверии несчастия и смерти. Доподлинно неизвестно, находил ли кто гибель от когтей его или же рогов, но так ли страшны когти и рога в сравнении с тем ужасом, что испытывает душа при встрече с чудищем?

Однако же более свидетельств об облике баргеста описывают его как большого, угольно-черного и косматого весьма пса с огромными огневеющими зраками. Пес сей кричит не по-собачьи, но и не по-людски жутким голосом и прегромко, предвещая всяческие беды.

Число несчастий, постигших тех, кто видел сам баргеста в образе пса и с кем я сам говорил, тем не менее не столь велико, сколь можно было бы предположить. Нетрудно поведать такую историю о нем.

Бриан Верцингеторис из деревни Круаннах, что в трех днях пути через холмы на полдень и закат от Нок-Брана, возвращался домой с торгов в Глэсху, куда ездил покупать вяленую рыбу. Стоял месяц труден, и время Охотничьей Луны уже минуло, но край вельхов вступил в зиму, длящуюся до зимнего юла, когда на земле правит темный боярышник и холмы мрачны и пустынны, будто волшебный народ покинул их. Дорогой он повстречал знакомого, жившего близ Глэсху отдельным домом, и они, устроившись на опушке рябиновой рощицы, выпили изрядно пива. Когда же приятель Бриана отправился восвояси, солнце уже миновало половину пути от полудня до заката. Думается мне, что в иное время Бриан отправился бы ночевать назад в Глэсху, тем паче что пиво там лучшее в округе, а девушки самые красивые, или же провел бы ночь под кровом у этого самого приятеля, но пиво в Глэсху и в самом деле лучшее, и он продолжил свой путь, намереваясь, должно быть, к полуночи дойти до приюта, что выстроен на трети пути от Глэсху до Круаннах. Там никто не живет постоянно, но редка ночь, особенно перед торгами в Глэсху и после них, когда этот приют пустует. Временами там собиралось общество весьма приятное и любопытное, и великий певец вельхской земли Снерхус захаживал не раз туда, и стены приюта помнят голоса его и его арфы. По крайней мере так объяснил мне свои тогдашние намерения сам Бриан, и я не могу истолковать их яснее, зане и Бриан не помнит ясно, что вдруг взбрело ему на ум и не шепнул ли ему на ухо эту мысль кто-нибудь из малого народа.

В пути вместе с ним была только довольно пожилая пегая кобыла, тянувшая не слишком тяжкую повозку, набитую мешками с вяленой рыбой. Бриан шел рядом с повозкой, чтобы не слишком утомлять лошадь своим весом, и прямо на ходу потягивал из глиняной бутыли пиво полегче и закусывал его рыбой. Когда по всем расчетам, выйдя из распадка, куда ныряла дорога, на седловину меж холмами, он должен был увидеть в обширной долине на расстоянии двух верст приют, Бриан, взойдя на седловину, равнину действительно узрел, но вот никакого приюта внизу не заметил. Да и долина показалась ему вовсе не та, какая должна быть. Вся она поросла мелким и частым ельником, была завалена камнями, кое-где проблескивали темно в сером звездном свете озерки и болотца. Словом, вид был такой, ровно это была именно та долина, но до того, как великанское племя волшебников принялось расчищать долины страны вельхов.

Посчитав, однако, что возвращаться назад толку еще меньше, Бриан стал спускаться в долину. Путь его лежал поначалу по ровному пологому склону, а дальше нырял в ельник и вился там ужом. За поворотом ему вдруг открылся здоровенный камень, почти шар с полсажени в поперечнике. И едва Бриан миновал его, как услышал за спиной, что кто-то орет нечеловеческим голосом и даже не понять, что хочет выразить. Бриан чуть было бутыль не разбил от неожиданности — страх еще не успел прийти, должно быть захмелел пуще хозяина и заплутал в ельнике. Он обернулся и сейчас увидел, что из-за камня вышел на дорогу большой черный пес, полтора локтя в холке, косматый, как медведь. Вышел, повернул морду к Бриану, и тут-то незадачливый путник протрезвел, а с ним и его страх. Ибо глазищи у пса пылали огнем, едва не искры метали. Пес ощерился, разинул пасть и издал тот самый звук, что Бриан едва только услыхал. Орал он так, будто стряслась какая непоправимая беда, да только не у людей, а где-то глубоко в холмах — так померещилось Бриану. Да вот выглядел пес этот уж до того неприветливо, что Бриан поскорее бутыль пробкой дубовой заткнул — и как это мигом пальцы пробку на возу нашарили, а ведь бутыль эту он пил потому лишь, что затычку во хмелю найти никак не мог, — да вскочил в повозку сам и давай кобылу настегивать. А та и рада была, рванулась что было силы, поелику и сама не рада была такой дороге и такому попутчику.

Гнался ли пес за ними, нет ли — того Бриан не знает: уж больно неслись они. И скоро, а может, и не слишком скоро — не до счета было — въехали в такой густой туман, будто молоко в воздухе разлили. Здесь лишь Бриан решился обернуться: никакого пса позади не было, потому что если был бы, то зраки его и сквозь такой туман очень даже видны были бы. И пустил он кобылу шагом, а сам сидел и все в себя прийти не мог. И тут вдруг кобыла возьми и остановись. Он ее понукает, а она ни с места. Слез он тогда с повозки, пошел вперед… и чуть не сорвался с обрыва такого, что сердце к самому горлу подпрыгнуло! Ни много ни мало, а сотни полторы локтей под ним было, и склон, почитай, отвесный. Туман там, на дне, редел, и все было видно: и елочки кривые, и осоку не шибко густую, и валуны, и каменную осыпь. А туман полз из-за спины, откуда он пришел, и медленно так с обрыва изливался, заполняя низину.