Последнее дело императрицы (СИ) - Чурсина Мария Александровна. Страница 27

Блики от уличных огней ложились на пол, и небо на глазах наливалось чернилами, как клякса, оставленная солнечным пером. Скоро, совсем скоро на нём зажглась бы первая звезда.

От шагов в коридоре Этель вздрогнула внутри, но на деле только обернулась и подождала: когда же в дверном проёме покажется целительница с причёской, похожей на костёр из сухой травы. Мивин вошла, осторожно ступая по скрипучим половицам, словно бы от этого они скрипели меньше. Она потянулась на огонь, как мотылёк.

Подняла глаза и улыбнулась, и на щеках появились детские ямочки.

- Повезло ей. Яда в организм попало совсем немного. Будет жить.

Этель шумно выдохнула. Внутри стало тепло и пусто, и даже настырная боль немного отступила. Взгляд метнулся из угла в угол, но так и не нашёл, на чём остановиться. Тогда она вышла в тёмный коридор. Мивин за спиной цедила из чайника горячую воду в найденную тут же кружку, и вода весело журчала, как будто пела простую песенку.

В комнате Эйрин мерцал свет. Этель остановилась в дверном проёме: мигал шар белого пламени. Ощущая все произнесённые здесь заклинания, пламя дрожало. Эйрин лежала, как и прежде, неподвижно, только от этих бликов казалось, что она морщилась.

- Милая. — Этель присела на край её постели.

Рука Эйрин была тёплой, поэтому Этель испугалась разбудить дочь своим холодом и больше не прикасалась к ней, хоть очень хотелось убрать с лица прядь волос и проверить, плотно ли лежит повязка на ране.

Эйрин дышала спокойно и ровно, но в этом спокойствии больше не было смертельности.

- Ух, холодно! — Мивин вошла в комнату, ёжась и отпивая из кружки, из которой шёл пар. — Смотри. Завтра к утру она проснётся. Только пусть отлежится ещё дня два-три. А то может и упасть где-нибудь на улице. И это…

Она поставила кружку на подоконник и потянулась всем телом, как та серая кошка.

- Проводи меня обратно. А то я даже не знаю, что это за город.

За окном воскресали, как души убитых зверей, огненные шары. Мивин пошарила по столу, опять укладывая в сумку свёртки и баночки.

- Конечно. — Этель нехотя поднялась с постели дочери, отвернулась от теней на её лице и поиграла серебристой искоркой на ладони. Демонов портал, его опять нужно было ставить как можно точнее, потому что любопытные соседи… Сил уже оставалось мало. Силы были на исходе.

А боль скреблась в груди, и Этель снова закашлялась. Скомкала в руках платок, пока портал раскрывался серебряной тарелкой.

- Это очень нехороший кашель, — сказала Мивин, обернувшись перед тем, как уйти. — Ты приходи, если что. И где я тебя уже видела?

Она смешно передёрнула плечами, как будто перед прыжком в холодную воду, и вошла в портал, неловко разведя руки, как и в прошлый раз.

В полумраке кухни, освещённой парой жёлтых искр, Мивин нанизывала на нитку деревянные резные бусины, напевая себе что-то под нос. Тихо-тихо шумел ветер за окном, и в тепле у ног хозяйки задремала кошка.

Аластар, прищурившись, рассматривал старую монетку, ещё имперскую — таких давно уже не было в ходу.

- Ты знаешь её? — спросила Мивин отстранённо, но от её голоса вдруг проснулась кошка и покрутила головой, навострив большие уши с кисточками. Она обернулась на занавешенное плотными шторами окно, решила: "Это же просто ветер", и снова улеглась.

Аластар часто уходил, никак не объясняясь, иногда пропадал на несколько дней, и Мивин по вечерам слушала шорохи, надеясь различить за окном его шаги. Откуда-то он узнавал всё, что происходило в столице, задолго до того, как новости прилетали к ним в провинцию. Возвращался и снова ничего не рассказывал.

Но в последние, самые холодные, месяцы Аластар всё чаще оставался в доме, он по-прежнему чаще молчал, предоставляя Мивин говорить без умолка. Она и говорила, терпеливо собирая бусины на нитку, и ждала, когда он отпустил прошлое и забудет.

Старую монетку он хранил и разглядывал — обычно вечером, в свете рыжих искорок. И что уж он там видел…

- Почему ты так решила? — спросил он, выдержав такую паузу, что кошка заснула и даже замурлыкала во сне.

Конец нитки выскользнул из пальцев Мивин, и бусины дождём застучали по полу. Она собрала в ладонь те, которые упали в широкую юбку, и выдохнула сквозь зубы, когда ещё одна бусина больно впилась в пятку.

- Она скоро умрёт.

Мивин сама увидилась: ревность? Но кого? К кому? И самое главное — с чего бы? Аластар как будто не расслышал: он снова разглядывал свою монетку и думал о том, о чём не рассказал бы ей никогда.

Глава 4. Тени города

В саду зажигались огни, и сменялся караул.

Когда темнота наваливалась на Альмарейн, в замке творилось нечто непонятное. Сначала солдаты отказались патрулировать восточное крыло, а ведь именно прорыва обороны с той стороны больше всего опасался Теро. Последнее время он думал только о возможном нападении.

А потом начали само собой гаснуть шары белого пламени, и это действовало на нервы. Ему ни разу не приходилось бродить по галереям в темноте, но когда за спиной раздавался глухой хлопок и, резко оборачиваясь, Теро успевал увидеть, только как осыпаются на пол искры, это доставляло мало радости.

Пыльные лестницы, наглухо закрытые окна и шуршащие по углам сухие листья, а также все прочие радости жизни — всё это ему не нравилось. Теро всегда носил при себе два парных кинжала и ещё один — маленький, в голенище сапога. Последний он самолично смазывал ядом каждый вечер.

Теро вырос в Арджане, в провинции, где земля вздыбилась и застыла высокими скалами, а солнце не жалело силы, чтобы раскалить камни. Там оружие брали в руки едва ли не чаще, чем ложку, а лучшей судьбой для парня считалось попасть в имперскую армию.

Теро старался не задерживаться подолгу в одной и том же комнате — если хочешь выжить, нужно быть непредсказуемым. Разве что в кабинете он мог расслабиться, ведь все говорили, что кабинет императрицы защищает какая-то особая магия. Но этой ночью спина уже болела от ночёвок в кресле, и поэтому он решил совершить небольшой обход. Проветриться и заодно выяснить, кто гасит огни в галереях.

- И оторвать ему руки, — добавил Теро почему-то вслух. От звука собственного голоса ему стало веселее. — Хейн! Хе-эйн!

Хейн и ещё один солдат из замкового гарнизона появились на лестничной площадке второго этажа.

- Куда? — хмуро осведомился он. Этой ночью было не их дежурство, но Теро вырвал старого знакомого из тёплой постели — ну или из кабака, как уж вышло — и пригласил на не самую приятную прогулку.

- Как получится.

На третьем этаже, в ярко освещенной галерее с портретов на них смотрели мёртвые императоры. Теро ощутил, как его — его лично — провожает спокойный взгляд Орланы. Она, в простом чёрном платье, застёгнутом под горло, была изображена на фоне вечноосенних деревьев из сада. Ветер потревожил выбившуюся из причёски прядь.

Оглянувшись ещё раз, Теро удивился, как мастерски художник выверил лицо — и отстранённую полуулыбку, и едва заметную морщинку у переносицы. Именно такой он помнил императрицу, хоть видел уже поверженной, в испачканной одежде и с запёкшейся кровью в волосах.

Но улыбалась она точно так же.

А дальше потянулись опустевшие галереи. Раньше, когда они с Маартеном только пришли в замок, настенные панели отражали танец золотистых искорок. Потом половина потухла по своей воле, оставшиеся Теро велел убрать, чтобы напрасно не растрачивать силы и магию.

Он коснулся перил лестницы и обнаружил на кожаной перчатке серые следы пыли. Теро обернулся: шары белого пламени мерно покачивались за спиной, а солдаты следовали шаг в шаг, пусть и лица их были безрадостнее жухлых листьев по углам. Ветер едва заметно касался обнаженной кожи щёк, как оказалось вдруг — слишком чувствительной.

- Дальше восточное крыло, — сказал тот второй солдат, которого Хейн притащил с собой.