Императрица и время (СИ) - Чурсина Мария Александровна. Страница 58

Орлана разогнала пену рядом с собой и чистой водой плеснула на лицо.

- Я бы могла и не переживать так, спокойно дожидаться, пока Аластар будет ловить преступника своими способами, только есть одна вещь, которая беспокоит меня всё сильнее.

Она рывком поднялась и дотянулась до ниши. Неприятная слабость охватила всё тело. Преодолев мимолётное головокружение, Орлана завернулась в полотенце и выбралась на искрящийся изумрудным светом пол.

- Какая?

Оказывается, Луксор никуда не ушёл, он всё ещё стоял в дверном проёме, а за его спиной висел яркий шар белого пламени.

- Он слишком силён. - Орлана отстранила его с дороги и прошла в спальню. Больше всего хотелось лечь на кровать и не двигаться, но вместо этого она выбрала из гардеробной новое платье и бросила его на кресло. - Перемещаться из одного конца империи в другой, узнавать планы заговорщиков, убивать и тут же исчезать с места преступления, ни разу не проколоться. Какого демона он так силён?

Она замерла, и её руки, то и дело взмывающие в воздух, опустились. Стало слышно, как шуршит по оконным стёклам тихий дождь. Орлана выдохнула, словно увидев перед собой привидение.

- Луксор, я, кажется...

- Кажется, я знаю, кто их убил, Орлана.

Глава 5

Эйрин ждала до рассвета, сжавшись в углу дивана. Она продрогла, искусала ногти и почти успокоилась. Шар пламени давно истаял и по капле искапал себя на потёртый ковёр. Когда же начало светать - из окон, не задёрнутых шторами, стала видна дорога и розовеющее небо над соседним домом, - она поднялась и на негнущихся ногах пошла осматривать свой новый дом.

По сравнению с развалиной Идриса в заповедных землях он казался почти замком. Эйрин выглянула в окно: чёрные скелеты облетевших яблонь тянулись ветками к низкому небу.

- Я же ничего плохого не хотела, тихонечко простонала Эйрин, она боялась, что дом эхом отзовётся на её слова. - Я же хотела только, чтобы было по справедливости.

Первым делом она поднялась на второй этаж. Эйрин помнила, что прошлым вечером, когда она собиралась спать, все двери здесь были открыты - заходи в любую. Но она выбрала одну, самую ближнюю к лестнице. Сейчас же её ждало ещё одно неприятное открытие: все двери, кроме одной, оказались заперты.

Эйрин подёргала за отполированные временем ручки - да, заперты. Совершенно точно, только из щелей пробиваются прямоугольники неяркого света и ложатся на деревянный пол в коридоре.

- По справедливости, простонала она снова, как будто бы дом мог услышать её жалобу и помочь. Заскрипели бы несмазанными петлями двери, раздёрнулись шторы на окнах второго этажа - так было бы светлее и надёжнее, и не так страшно, не нужно сидеть внизу на диване и воображать, будто над тобой находится что-то ужасное.

Справедливость - это когда каждый получает то, о чём думает. Она думала, что все, наконец, поймут, что она поступила правильно, и заметят её, ведь она так хотела помочь. Так хотела быть нужной и полезной, а не просто фарфоровой куклой в статусе принцессы.

- Я сделала гораздо больше, чем этот дурак Риан. Он только и мог, что всё испортить. Я всех победила. Я победила, а вы называете меня маленькой девочкой.

Эйрин вернулась в ту комнату, в которой спала. Постель здесь до сих пор была смята, покрывало наполовину сползло. Кроме кровати в углу нашёлся большой письменный стол и много полок, уставленных странными большими книгами.

Эйрин потянула за корешок одной и едва не рухнула под её тяжестью. Это оказалась и не книга вовсе, а папка с тряпичными завязочками, как детская рубашка. Опустив её на пол, Эйрин развязала двойной узел. Обкусанные ногти долго не хотели подцеплять нужную верёвку, пальцы болели.

- Справедливость, справедливость, захлёбывалась шёпотом Эйрин. - Её нет, и никогда не будет. Никто меня не будет любить, хоть я и сделала всё.

На прохладный пол высыпались бумаги - исписанные листы, листы с ровными напечатанными строчками, фотографии, металлические скрепки. Она разворошила их руками: на фото нашлась мёртвая женщина. То, что она женщина, было понятно только по растрёпанным тёмным волосам. Они расползлись по асфальту. Снег вокруг заливала кровь. Лица у женщины не было, а вместо него... Эйрин, сдерживая рвотные позывы, перевернула фотографию. На обратной стороне красовалась размазанная подпись - несколько цифр, непонятный код, снова цифры.

'Виола Вороновская', прочитала Эйрин, хоть и пообещала себе больше не смотреть в ту сторону.

Она собрала бумаги в кучу и оттолкнула от себя.

- Гадость...

Эйрин передёрнула плечами. На мгновение она ощутила у себя на спине пристальный, тяжёлый взгляд. Обернулась: дверной проём зиял пустотой. Она не выдержала, поднялась и закрыла дверь и только после этого снова принялась осматривать комнату.

В верхнем ящике стола валялись старые часы - такие люди создают, чтобы определять время, они ведь не могут точно узнавать его, посмотрев на небо. Эйрин однажды видела такие. Приложила к уху: часы тикали. Она надела их на руку, просто ради интереса застегнула резиновый ремешок. Тонкая девичья рука в тяжёлом браслете смотрелась странно. Эйрин подёргала рукой, но часы держались как влитые.

В следующем ящике лежали письма. Их было много, и все аккуратно сложили стопкой, прикрепив конверт к самому письму, чтобы всегда можно было определить - кому, от кого и откуда. Написанные неразборчивым почерком, коротенькие, они не очень заинтересовали Эйрин. Она прочитала только самое первое. Самое гнусное.

'Маша, если ты мне не ответишь, я убью себя'.

- Гадость-гадость-гадость, шептала она, понимая, как нехорошо читать чужое, но она знала, что если не дочитает до конца, вернётся и прочтёт. А Эйрин не хотела возвращаться.

'Ты отключила телефон, и мы не можем поговорить в Интернете, так что этот адрес вроде как - последняя ниточка'.

Она должна была дочитать, даже тяжело сглатывая, даже давясь отвращением к этим кривоватым, разъезжающимся строкам, к нечётко выведенным буквам, к постоянно повторяющемуся имени.

'Маша! Маша, Маша, Маша...'

Эйрин с силой задвинула ящик, так, что застонал стол. Остался последний, но Эйрин боялась его открывать. Ей почему-то казалось, что в нём - то же, что и в соседних комнатах. Жуткое, облезлое чудовище. Чучело чьего-то прошлого.

Но она открыла. Рука сама дёрнула за прохладную металлическую ручку. На дне ящика лежал пистолет. Эйрин подняла его и удивилась тяжести и холоду, стянула на пол. На ковре он смотрелся не так жутко, как на деревянном дне ящика.

Эйрин и сама опустилась на ковёр, раздумывая, что делать дальше. Небо совсем посветлело, и страх перед пустым дверным проёмом почти отступил, а между тем начал подступать голод - она ничего не ела со вчерашнего вечера. Огурцы, естественно, не считались. Она поднялась, прихватив с собой пистолет, и пошла обследовать остальные комнаты.

К удивлению Эйрин, дверь в последнюю комнату по коридору всё же поддалась. То ли дом услышал её просьбы, то ли в первый раз она слишком слабо нажала на ручку. Осторожно, держа тяжёлый пистолет на вытянутой руке, Эйрин проскользнула в помещение.

Зря она сюда так рвалась. Комната оказалась абсолютно пуста, только на стенах висели картины - белые полотна с чёрным рисунком. Эйрин прошлась вдоль стен, задумчиво скользя пальцем по пыльным обоям. Чёрный шёлк по белому шёлку - она бы, наверное, сошла с ума такое вышивать. Дерево возле пруда, две цапли, девушка в странном наряде под зонтом.

Окно в комнате было задёрнуто лёгким тюлем, оно выходило на запад, и тут было куда темнее, чем в прошлой комнате. В углу, на выцветшем от летнего солнца ковре лежал цветок - высохшая роза, перетянутая чёрной лентой.

- Здесь кто-то умер? - у самой себя спросила Эйрин. Она потянулась к цветку и тут же отпрянула: хорошо помнила, что срывать цветы принято только на смерть.