Тьма сгущается - Тертлдав Гарри Норман. Страница 33

Балястро разглядывал их с не меньшим и все растущим интересом до тех пор, пока размеры этого интереса не выразились весьма откровенно. И тогда девушки, уже не сдерживая хихиканья, выскользнули из комнаты.

– Силы горние! – воскликнул маркиз, провожая их взглядом. – Как это вам удается, глядя на таких пышных прелестниц, не испытывать подъема… э-э-э… духа!

– Я уже старик, – пожал плечами Хадджадж, вспомнив насмешки Лаллы.

– Но уж не настолько! – возразил Балястро, отхлебнув из бокала. – Уж кто бы говорил!

Хадджадж тряхнул головой: как же уязвила его эта заноза! Но ведь альгарвеец-то прав! И уже спокойно, с достоинством ответил:

– То, что видишь слишком часто, вызывает привыкание и подавляет интерес.

– Да, что-то подобное я и предполагал, – кивнул маркиз, надкусывая пирожное. – Вот ведь жалость-то какая!.. Это у вас орешки кешью? Знаю-знаю. Они гораздо вкуснее грецких и миндаля.

– Очень любезно с вашей стороны. Немногие из ваших соплеменников согласились бы с подобным выбором. Сам я с вами полностью согласен, но ведь я вырос на кешью, и вкус их – вкус моего детства. Впрочем, – хмыкнул Хадджадж, – я вырос также и на финиковом вине, но предлагать его вам не считаю учтивым.

Маркиз в театральном ужасе замахал руками, словно отталкивал от себя кубок с вином:

– О, за это вам, ваше превосходительство, особое спасибо!

Наконец, когда пирожные и фрукты были съедены, чай и вино выпиты и разговор о литературе как-то сам по себе начал затухать, Хадджадж как бы невзначай спросил:

– И что же подвигло вас, господин, сегодня оказать честь нашему дому?

– То есть что, кроме хорошей выпивки в хорошей компании? – сощурился маркиз. Хадджадж кивнул в ответ, и альгарвейский министр продолжил: – Я полагаю, что в кампании по захвату Глогау мы могли бы рассчитывать на большую помощь Зувейзы, нежели та, что вами до сих пор предоставлялась.

Хадджадж нахмурился:

– И вы пришли ко мне с этим? Подобные вопросы должен решать ваш военный министр с нашими генералами в Бише.

– Уверяю вас, ваше превосходительство, что в наших с вами общих интересах нам следует быть предельно откровенными друг с другом! – внезапно вскипел Балястро. Сейчас он был самим собой – все его преувеличенно театральные жесты исчезли. Он говорил с искренним чувством. – Вы не хуже меня знаете, что ваши генералы только мутят воду, тянут до последнего и никак не могут решить, на чью же им, собственно, сторону становиться! И это их поведение можно объяснить лишь политикой вашего царя. Или же политикой вашего министерства иностранных дел, а конкретнее – вашей личной политикой!

– Должен вам сказать, что вы очень ошибаетесь, если считаете, что я способен обвести вокруг пальца его величество царя Шазли, – холодно отозвался Хадджадж.

– О, вы можете говорить мне все что угодно, спасая свою честь и честь вашего государя! Но с какой стати я должен вам верить? – парировал альгарвеец. – Давайте допустим на минуту (если вам угодно, как возможную версию), что все переговоры от имени вашего царства вы ведете с соседними странами исходя из своего собственного плана.

– Ну допустим, только на минуту и только как версию, – подавив усмешку, кивнул министр. Балястро ему нравился, и потому он сейчас изо всех сил ему подыгрывал, корча серьезную физиономию. – В этом случае Зувейза должна отдать все силы, чтобы отомстить Ункерланту. И чем больше – тем лучше. Что же до Глогау, то он никогда нам не принадлежал. И хорошо если там живет с десяток зувейзин. Но скорее всего – ни одного.

– Но Зувейза – наш союзник. И мы вправе рассчитывать на ее на бОльшую помощь, чем она оказывала до сих пор.

– Нет, мы не союзники, – покачал головой Хадджадж. – У нас всего-навсего есть общий враг. Мы воюем против Ункерланта исходя из своих, а не ваших интересов. И, поскольку наша дискуссия ведется чисто гипотетически, я могу добавить, что, учитывая военную мощь, которую вы обрушили на наших соседей, я могу спать спокойно, зная, что на нас вашей мощи уже не хватит.

– Мы всегда, с самого начала времен были с каунианами заклятыми врагами, – усмехнулся Балястро. – Так что сейчас, когда поднялась дубина народного гнева, грех ее не опустить туда, куда нужно нам! Продолжайте же – признайтесь в своей любви к ункерлантцам! Мне сегодня что-то очень хочется от души похохотать – так дайте повод!

– Мы, по официальным источникам, всегда предпочитали жить с ними в мире. Впрочем, как и вы, по тем же официальным источникам, – в мире с каунианами.

– В мире по их понятиям, – жестко ответил Балястро. И Хадджадж тут же вспомнил былые сражения, завоевания и потери своего королевства. – А теперь у нас с ними мир уже по нашим законам. И это плоды нашей победы. Мы – самая сильна и самая отважная нация.

– Но в таком случае, ваше превосходительство, так ли уж вы нуждаетесь в помощи маленькой Зувейзы при осаде Глогау? – с невинным видом осведомился Хадджадж.

Балястро скривился, встал и вышел из библиотеки, на сей раз полностью пренебрегая всеми обычаями и церемониями. Стоя в дверях своего дома-крепости, министр иностранных дел Зувейзы следил за удалявшимся в сторону Биши экипажем. И лишь когда он свернул за угол (ни на долю секунды раньше!), Хадджадж позволил себе улыбнуться.

Иштван угрюмо указал взглядом на скрывающуюся за утесом тропу и пробурчал:

– Здесь-то и ждут нас ункеры.

В его словах было не меньше уверенности, чем в словах моряка, завидевшего грозовые тучи и констатировавшего: «На нас надвигается шторм».

– Похоже на то, – кивнул Соньи. – Наконец-то пришел и наш черед дать им как следует и выкурить их из гнезда!

– Да их там всего-ничего! Шапками закидаем! – бодро выкрикнул Кун. Он всегда был оптимистом.

– А им здесь и не нужно много солдат. – Иштван указал на сжимавшие тропу обрывистые скалы. – Тут только одна дорога – вперед. И пока они обороняют ее, дальше мы никуда не уйдем.

– А ведь сержант прав, Кун. – Лицо Соньи помрачнело. – Вряд ли ункеры пойдут в открытый бой. У них тут свои игры, и они захотят навязать нам свои правила. Их задача не остановить нас, а замедлить наше продвижение. Просто продержать нас тут до зимы.

– А в этих краях зимою никому мало не покажется, – поддержал его Иштван, щурясь на солнце. Оно все еще стояло довольно высоко, но с каждым днем сползало в зените все ниже и ниже. Зима приближалась с неотвратимостью течения струйки песка в часах.

И с той же неотвратимостью начался обстрел: засевших на тропе дьёндьёшцев накрыл ливень ункерлантских ядер. Правда, стрелки из них были те еще – большая часть ядер, вместо того чтобы взорваться на тропе, покрушила скалы далеко позади. Но вскоре Иштван сообразил, что ункеры вовсе не мазилы, а наоборот – очень даже себе на уме: один из разрывов вызвал лавину, которая тут же погребла под собой и увлекла на дно пропасти нескольких солдат и нескольких вьючных ослов.

– Ублюдки! – В бессилии Иштвану оставалось лишь грозить врагам кулаками. – Это не бой! Так дерутся только трусы!

– А они и не ищут славы, – угрюмо буркнул Каничаи. – Они будут тупо забрасывать нас ядрами и стрелять из засады, пока не добьют.

– Но только потому, что их там так мало! – вдруг заявил Кун. И раздельно, словно объясняя дебильному ребенку, добавил: – Они не могут себе позволить настоящего сражения с нами, поскольку все их силы отданы великой битве с Альгарве.

– Все равно, это не делает им чести, – упрямо пробормотал один из рекрутов.

– Делает, не делает – нам что за беда! Наше дело – скрутить этих козотрахов в дудочку, пока они нас не скрутили! – скрежетнул зубами Иштван, и, словно в подтверждение его слов, взорвавшееся поблизости ядро выбило кусок камня из скалы прямо над его головой.

– А как? – спросил Кун, и Иштван от всей души пожалел, что парень не немой.

Но весь отряд уже смотрел на него, ожидая немедленного приказа, и пришлось срочно что-то изобретать. Все еще не зная, что сказать, он туманно заявил: