Тьма сгущается - Тертлдав Гарри Норман. Страница 41

– Я предлагаю сделку, – бросила она. – Если Моско признает ублюдка своим и станет содержать мать и ребенка, как они заслуживают, его супруге вовсе необязательно будет знать о неприятных подробностях. А если поступит так, как имеют привычку поступать мужланы…

Лурканио и Моско бурно заспорили – вновь на своем языке, так что Краста опять ни слова не понимала. Зато поняла Бауска.

– Да кто же еще может быть отцом! – сердито пискнула она, тыкая пальцем в капитана Моско. – Я не прыгаю из постели в постель, как некоторые!

Краста не знала, верить ей или нет, – обыкновенно она пребывала в убеждении, что слуги врут при каждом удобном случае. Но слова Бауски звучали вполне убедительно, а Моско не так легко будет обвинить ее во лжи – пока не пройдет несколько месяцев, по крайней мере.

Капитану пришла в голову та же мысль.

– Если у ребенка будут соломенные волосы, – прорычал он, – пусть хоть с голоду сдохнет. – Он покосился на Красту и продолжил: – Но если я увижу признаки своей крови, ни дитя, ни мать не станут нуждаться. Я сделаю это ради своей чести, а не…

– Мужчины чаще говорят о чести, нежели демонстрируют ее, – бросила Краста.

– Вы хуже знаете альгарвейцев, чем вам кажется, – огрызнулся Моско.

– Это вы хуже знаете мужчин, чем думаете, – парировала Краста, на что Бауска изумленно фыркнула, а Лурканио сухо хохотнул.

– Я и пытаюсь сказать: если будет так, ни дитя, ни мать не станут ни в чем нуждаться, – повторил Моско. – И покуда они ни в чем не нуждаются, ни слова об этом не достигнет Альгарве. По рукам?

– По рукам, – тут же отозвалась Краста.

Спросить мнения Бауски ей и в голову не пришло: что ей мнение какой-то горничной? Краста едва заметила, как ее служанка кивнула. Маркиза вела сражение с альгарвейцами – и преуспела больше, чем вся армия Валмиеры в борьбе с солдатами короля Мезенцио. «Если бы только мы смогли шантажировать рыжиков, вместо того чтобы драться с ними», – мелькнуло в нее в голове.

Лурканио запоздало сообразил, что они с Моско заняли в этом соревновании второе место из двух возможных.

– Не забудьте, моя дорогая, – промолвил он, погрозив Красте пальцем, – сделку вы заключили с моим адъютантом, а у него были свои причины согласиться. Если вы вздумаете поиграть в подобные игры со мной, то горько пожалеете об этом. Обещаю.

Он и нарочно не смог бы подобрать слов, более способных пробудить в Красте желание наказать его за альгарвейскую наглость… хотя заводить ребенка от полковника – это, пожалуй, слишком. Кроме того, Лурканио уже доказал ей, что не бросает слов на ветер. Упрямая стойкость полковника пробуждала в ней одновременно неприязнь и глубокое уважение.

Краста заставила себя кивнуть.

– Понимаю, – промолвила она.

– Хорошо. – «Нет, все же какая наглость!» – Не забывайте об этом.

Теперь манеры его изменились словно по волшебству, словно полковнику под силу бывало набросить их или скинуть, точно юбку – в спальне маркизы.

– Не желаете ли отправиться со мной на прием не только завтра, но и сегодня, сударыня? Я слышал, виконт Вальню обещал устроить замечательное увеселение для гостей… Впрочем, – он поднял бровь, – если вы обижены, я всегда могу пойти один.

– И вернуться с какой-нибудь претенциозной потаскушкой? – возмутилась Краста. – Никогда в жизни!

Лурканио рассмеялся.

– Неужели я поступил бы так с вами?

– Разумеется, – пожала плечами Краста. – Это ваш Моско плохо знает мужчин, а я – знаю.

Лурканио посмеялся вновь, но возражать не стал.

Пекка сновала по дому, смахивая последние воображаемые пылинки.

– Все готово? – переспросила она в десятый раз.

– Лучше не бывает, – ответил ее супруг, окинув взглядом гостиную. – Правда, мы еще не затолкали Уто в упокойник.

– Ты же говорил, что, если я залезу в упокойник, мне будет плохо! – возмутился Уто. – Так что меня нельзя туда совать! Правда-правда!

Он вытянулся во весь невеликий росточек, будто подзуживая Лейно вступить в спор.

– Взрослым можно много такого, чего нельзя детям, – нравоучительно ответил Лейно.

Пекка откашлялась; вдаваться в тонкости ей сейчас очень не хотелось. Муж ее тоже покашлял стыдливо и сдался:

– Но в данном случае ты прав. Засовывать тебя в упокойник нельзя. – Правда, он тут же добавил вполголоса: – Только очень хочется…

Пекка услышала и многозначительно кашлянула снова. Уто, по счастью, не заметил.

Прежде чем спор разгорелся с новой силой – а Уто притягивал к себе раздоры так же естественно, как песчинка, попав в раковину перловицы, обрастает жемчугом, – в дверь постучали. Пекка подскочила от неожиданности и бросилась открывать. На пороге стояли Ильмаринен и Сиунтио. Чародейка опустилась перед ними на одно колено, словно жилище ее посетил один из семи князей Куусамо.

– Входите, – промолвила она, – и почтите мой дом присутствием своим.

Затертые слова прозвучали в этот раз от всего сердца.

Когда двое пожилых чародеев-теоретиков переступили порог, Лейно тоже поклонился, как и Уто – на миг поздней, чем следовало бы, поглядывая на волшебников из-под густой смоляной челки.

Ильмаринен расхохотался, заметив его пристальный, осторожный взгляд.

– Я тебя знаю, прохвост! Да-да, насквозь вижу! А знаешь, откуда? – Уто покачал головой. – А я в твоем возрасте сам был такой же, вот откуда! – с торжеством возгласил Ильмаринен.

– Верю, – молвил Сиунтио. – Ты и сейчас не слишком изменился.

Ильмаринен просиял, хотя Пекка вовсе не была уверена, что старик-магистр хотел сделать коллеге комплимент.

– Магистр, – промолвила она, взяв себя в руки, – позвольте представить вам моего мужа Лейно и сына Уто. – Она обернулась к родным: – А нас посетили магистры Ильмаринен и Сиунтио.

Мужчины поклонилиь снова.

– Большая честь, – проговорил Лейно, – приветствовать в гостях чародеев столь известных. – Он усмехнулся невесело. – Эта честь была бы еще больше, если б мне дозволено было услышать, что собираетесь вы обсудить с моей женой, но я понимаю, почему это невозможно. Пошли, Уто, мы идем в гости к тете Элимаки и дяде Олавину.

– А почему?! – Уто не сводил глаз с Ильмаринена. – Я бы лучше остался, его послушал. А что тетя и дядя скажут, я и так знаю.

– Мы не можем остаться и послушать, о чем мама говорит с этими чародеями, потому что они будут обсуждать государственную тайну, – ответил Лейно. Пекка испугалась, что теперь Уто еще больше захочет остаться, но муж в одну фразу исправил положение: – Такую большую тайну, что даже мне не положено ее знать.

Уто выпучил глазенки. Он знал, что родители не всегда говорили друг другу – не всегда могли сказать, – над чем работают, но впервые столкнулся с этим так явственно. Без дальнейших споров он послушно пошел с отцом к Элимаки домой.

– Славный паренек, – заметил Ильмаринен. – Не удивлюсь, если каждые пять минут вы мечтаете утопить его в море, но и на руках его носить хочется не реже.

– Правы по обоим пунктам, – отозвалась Пекка. – Садитесь, устраивайтесь поудобнее, прошу вас! Я принесу вам поесть.

Сбегав на кухню, она притащила поднос с хлебом, нарезанным копченым лососем, луком, огурчиками в уксусе и бочонок пива из лучшей пивоварни Каяни.

Когда чародейка вернулась, Сиунтио, водрузив на нос очки, уже читал лагоанский журнал. Магистр безропотно отложил журнал, чтобы взяться за кружку с золотистым пивом и бутерброд, но взгляд его то и дело возвращался к печатным строчкам. Пекка заметила это, но промолчала. Ильмаринен тоже заметил и съехидничал:

– Лагоанцы следят за нами, а ты в ответ почитаешь своим долгом следить за лагоанцами?

– И что же с того? – беззлобно ответил Сиунтио. – Это, в конце концов, имеет отношение к тем причинам, по которым мы явились в Каяни.

Поспорить с этим не мог даже Ильмаринен.

– Слетелись, стервятники, – пробурчал он. – Тушки опубликованных статей они уже расклевали. Теперь, когда новые статьи не появляются, они гложут голые кости.