Рыжая Соня и ветер бездны - Говард Роберт Ирвин. Страница 24

Калидор искоса взглянул на Соню. Фигура девушки оставалась неподвижной — но окружавшее ее сияние металось, мерцало, угасало и вспыхивало, то наливаясь ярко-алым, то вдруг подергиваясь синевой, словно внутри его боролись какое-то незримые силы.

И вдруг свет застыл, сгустился, сделался стеклянистым, засверкал тысячами граней… Человек в сердце кристалла шевельнулся…

Почуяв неладное, Гедрен повернулась рывком — но было поздно.

Внутри Талисмана Соня вскинула руку, и зажатый в ней кинжал полыхнул ослепительно-синим пламенем. Широко распахнутые серые глаза смотрели в пустоту. Она наносила удар за ударом, словно сражаясь с незримым врагом.

На сверкающей поверхности зазмеилась тонкая трещина. Затем к ней добавилась еще одна. И еще. И наконец алый кристалл весь покрылся паутиной — и раскололся с тихим хрустальным звоном на бесчисленное множество осколков. Мелкие и колючие, точно крохотные иголочки, они осыпались на пол, черные плиты зашипели, и густой багровый дым облаком поднялся к потолку.

— Она разбила Талисман! — С истошным криком Гедрен протянула руки к Соне — не то желая остановить девушку, не то вызвать колдовское оружие для защиты.

С громким лязгом на теле ее сомкнулись черные доспехи, закрывшие колдунью с головы до ног. Глаза в прорези шлема с пышным белым плюмажем полыхнули огнем. В закованной в латную рукавицу правой руке возник огромный меч. Она медленно двинулась на девушку, занося для удара свое страшное оружие.

Соня, со своим кинжалом, без доспехов и даже без меча, казалась беззащитной на фоне этой грозной фигуры — но ее это, казалось, ничуть не пугало. Стиснув рукоять ножа, она бросилась на Гедрен. Меч опустился со свистом, готовый разрубить дерзкую воительницу от ключицы до пояса…

Но прошел сквозь нее, не причинив ни малейшего вреда.

Калидор не верил своим глазам.

И Гедрен, как видно, тоже.

В яростном недоумении взглянув на оружие, что подвело ее в решительный миг, она вновь нанесла удар — на сей раз острием, целя прямо в сердце. Но в тот самый миг, когда серебристое лезвие коснулось плоти, по нему прошла рябь, контуры клинка затуманились — и он растаял в руке колдуньи облачком тумана.

Соня как будто даже не заметила этого. Глаза ее по-прежнему были устремлены в никуда, губы стиснуты. Походка казалась по-кошачьи мягкой и уверенной. Так Рысь могла бы подкрадываться к беспомощной жертве, уверенная, что та уже никуда не денется от нее…

Удар!

Нож прошел сквозь доспехи Гедрен, разорвав их, точно старый пергамент. Как только что по колдовскому мечу, по ним пробежала волна неяркого свечения — а затем из разреза хлынула кровь.

— Нет! — захрипела Гедрен. Стальной шлем исчез, словно его и не было,— лишь белоснежный плюмаж на мгновение задержался в воздухе сам по себе. Ведьма упала на колени, умоляюще простирая руки к брату.— Калидор, нет… Пощади…

Но тот взирал на происходящее с торжествующей улыбкой, не сделав ни шагу навстречу сестре.

Соня вырвала кинжал из раны. Синяя кровь на глазах разъедала стальное лезвие, и обломки металла падали наземь вместе с каплями густой, дымящейся жидкости. Девушка отшвырнула бесполезное оружие.

Гедрен была перед ней, на коленях. Алмазная диадема в черных волосах сбилась набок. Лицо, и без того бледное как мел, покрылось мертвенной синевой. Взгляд засеребрившихся, точно ледком подернутых глаз, был пустым и безумным. Но ведьма была еще жива, несмотря даже на то, что кинжал воительницы пронзил ей сердце.

Схватив ее за волосы, Соня рывком откинула голову Гедрен назад…

И полоснула острыми ногтями по подставленному белоснежному горлу — как раз там, где синей жилкой суматошно бился пульс.

А затем с презрением оттолкнула от себя захлебывающееся кровью тело.

Гедрен забилась в агонии. Глаза вспыхнули болотной зеленью — затем налились алым — и почернели. Густая синяя кровь хлестала мощным потоком, мерцая и переливаясь, точно ртуть, так что Калидору пришлось отступить к самому возвышению в центре зала.

Рядом Соня внезапно заметила свой меч. От-кула он взялся?.. Но у нее уже было сил удивляться. Она молча вложила клинок в ножны. А затем в изнеможении опустилась на помост, уткнувшись лицом в ладони. Но когда вновь подняла голову, взгляд серых глаз был суровым и отрешенным.

— Никогда не думала, что так трудно убить ведьму,— проговорила она негромко, глядя на лежащую без движения колдунью. Озерцо синей крови еще колыхалось вокруг трупа, словно жило своей собственной жизнью…

— Она не была ведьмой.

— В самом деле? А кем же тогда? — Соню, казалось, уже ничто не способно удивить. Но Калидору это удалось.

— Демоном. Как и я сам,— просто ответил тот.— Собственно говоря, мы с ней были одним существом.

— Как мило…— В голосе девушки сквозила бесконечная усталость, но любопытство все же взяло верх.— Может быть, ты еще объяснишь, что это значит? Что все это значит…

— Разумеется. Ты это заслужила,— без тени насмешки отозвался Калидор. Он не спускал тревожного взгляда с колышущейся синей жидкости на полу, что понемногу светлела, принимая зеленоватый оттенок.— Мы были пленниками этой цитадели и друг друга. Освободить одного могла лишь смерть другого. Осознав это, мы заключили договор: по очереди спускаться в Нижний Мир. Там каждый пытался отыскать способ разделаться со вторым. Это было забавно…

— Забавно?!

— Конечно. Ведь это не настоящая смерть. Когда мы оба лишимся телесной оболочки, то воссоединимся вновь и пребудем вовек в своем собственном мире.

— Но почему вы разделились? Как могло такое произойти?

Калидор повел плечами:

— Существо, которым мы были… оно было слишком разным. Это естественно для демона — но человеческому телу оказалось не под силу вместить столь многогранную природу. И мы раздвоились. И слишком поздно поняли, что совершили непоправимую ошибку…

Соня перевела взгляд с черноволосого мужчины на труп его сестры, покоившийся в луже подрагивающей зеленоватой жижи. Что им здесь было нужно?!

— Мы хотели жить,— отозвался Калидор на невысказанный вопрос.— Это так… привлекательно. Все больше наших собратьев стремятся сюда, в Нижний Мир.

— Зачем? И почему именно сейчас?

— Жить, я же сказал! Дышать. Наслаждаться. Любить. Убивать. Все равно… Это так прекрасно! — Многоцветные глаза демона вспыхнули.

И Соня с ужасом осознала, что для такого, как он, и впрямь нет разницы между любить и убивать.

— Я слышала от жрецов,— промолвила она,— будто иногда наступают времена, когда мир тонкий и мир реальный пересекаются, границы между ними делаются совсем тонкими и уязвимыми. И чем тоньше эти границы, тем больше обитателей Горних Миров может попасть в мир людей.

Калидор кивнул.

— Они правы. Миры то расходятся, то соединяются вновь — так волна накатывает на берег, а затем отползает обратно.

Соня задумалась, вспоминая. Говорили — хотя в это ей было трудно поверить,— будто еще два века назад о Зверобогах никто не ведал, кроме жрецов тайных святилищ. По всей Хайбории Митра был единственным богом, а в Туране безраздельно властвовал Эрлик. Но потом вспомнили и давно позабытых божков: Нергала, Сета, Птеора, Иштар — и невесть кого еще. Пока наконец не пришли истинные Боги. Не имеющие человеческих лиц.

— Когда миры разделены,— продолжил Калидор,— богов становится все меньше. И меньше чудес. Вымирает магия. Даже простейших демонов чернокнижникам уже не докликаться…

— Я всегда думала: это потому что магию преследовали. Колдунов жгли на кострах. Да и сейчас еще в Немедии и Аквилонии…

— Все верно. Но это взаимосвязано. В мертвые времена всегда так. Их еще называют глухими — потому что один мир не в силах докричаться до другого. Если глухое время длится дольше — боги уходят вовсе. И даже вера в них умирает.— Демон горделиво выпрямился, и недобрая усмешка озарила застывшие черты.— Но сейчас вновь пришло наше время! Многие из тех, кому в твоем мире возводят храмы и приносят жертвы, именуя богами, отнюдь не являются ими… И очень скоро я буду среди них.