Синяя комната - Наумов Иван Сергеевич. Страница 4

Энергично размахивая руками, клерк продолжал тянуть цепочку взаимоотношений фирм, государств, рынков, позволяющую «без малейшего риска» перевести их «забытые дома» сбережения в твердую валюту планеты Наутилус — сохранив более тридцати процентов капитала при трансфере на четыреста двадцать парсеков, правда впечатляюще, ваши сиятельства?

— Ваш профессионализм вызывает восхищение, господин Райман, — повторяла Мадж.

— Разумеется, процедура может быть запущена только после получения вида на жительство, оформления налоговых номеров, стандартного генетического удостоверения ваших личностей. К сожалению, здесь на Наутилусе титулы не так в ходу, но безусловное уважение к новым переселенцам с учетом вашего возраста и обстоятельств вашего появления я гарантирую.

Он любезно проводил их не до дверей, а до самого лифта в конце яруса. Хрустальные купола подводного города открывали фантасмагорическую перспективу. Лежащий в океанской расселине на глубине пятисот метров Наутилус-Сити был окружен коралловыми рифами. Светилось все — камни, растения, гигантские рыбы, морские звезды, планктон. Медленное кружение желтых, зеленых, голубых, розовых, белых пятен в глубинной мгле гипнотизировало и будоражило.

Пока они скользили к поверхности в стеклянной трубе лифта, цветные пятна окрашивали их седину в легкомысленные оттенки. Мадж молчала. Нэй видел, что что-то не так.

— Что ты видишь?

Она лишь отрицательно помотала головой.

— Мы в первый раз оказались так близко к дому. Это реальный шанс закрепиться. Мадж, это девятый мир в нашем путешествии. Кто знает, куда нас занесет теперь! Давай не будем торопиться!

Она снова не ответила. Только захлопнув за собой дверь-трап, и убедившись, что судно выплыло между лепестками похожего на хищный водный цветок порта, она решилась заговорить.

— Я так испугалась, Нэй! Последнее время ты снова стал доверять своим глазам. Мне показалось, что я возражу тебе, и ты начнешь настаивать — тебе так здесь понравилось!

— Так что же там было?

— Начнем с того, что на планете Наутилус нет воды.

— Как — нет воды? — глядя на расходящиеся от корпуса волны, глупо спросил он.

— Совсем нет. Здесь на поверхности приблизительно минус сто. Радиоактивный фон явно выше нормы — везде таблички, предупреждения, напоминания. Это одна из планет первой волны. Я не хочу умирать в шахтах — даже с ненужными мне деньгами на счету в Райман-Трасте. И мы свободны выбирать. Мой имплант уже давно не работает, но, находясь на борту, я все равно вижу море там, где его не может быть. Это судно не даст нам умереть с голоду. Наша жизнь становится все комфортнее — ты не заметил? Раньше или позже мы выскочим где-то не слишком далеко от дома, и пусть там будет небо над головой.

— Мадж, это же рулетка с миллиардом чисел на колесе!

— Сэр Солбери! Мы куда-то торопимся?

После шторма море казалось темно-серым. Непрозрачная вода, покрытая случайными кружевами пены, хаотично взъерошивалась, понемногу успокаиваясь после ночного безумства.

Вдали, параллельно курсу судна, тянулась полоска суши. Ветер издавал парусами странные хлюпающие звуки. Мадж в шезлонге куталась в плед, а Нэй в бинокль пытался рассматривать крупных белых птиц с черными головами, пристроившихся далеко в фарватере.

Прежде, чем они успели что-то заметить, относительную тишину — шум волн, крики птиц, скрип мачт — разорвал воющий и скрежещущий звук. Перед носом корабля поднялся водяной столб, а от тугого хлопка взрыва весь корпус судна вздрогнул, словно наткнувшись на препятствие.

Нэй бросился к Мадженте. Она уже стояла у бортика, молча показывая рукой на черную фигурку, прорисовавшуюся со стороны берега.

Нэй посмотрел в бинокль, потом передал его жене. Хищные обводы корабля, три прямых высоких трубы, носовая и кормовая башни не давали поводов для оптимизма. Логики движения своего судна они по-прежнему не понимали, и повлиять на его ход не могли. Заложено ли в программу представление о том, что такое предупредительный выстрел? Умеет ли судно обороняться? Или хотя бы выполнять маневры уклонения?

— Ты что-нибудь понимаешь по-гречески? — достаточно спокойно спросила Мадж. — «Абпопа» — так корабли не называют. Должно читаться по-другому.

Нэй снова схватил бинокль. На корме приближающегося корабля трепетал бело-синий флаг с красным знаком в центре. Действительно, что-то похожее на перекошенную букву «пси». Носовое орудие явно было готово ко второму выстрелу.

Над их головами запела ткань, и скрипучие блоки начали опускать грот. Нэй инстинктивно отвел Мадженту на мостик и занял место у бутафорского штурвала. Через минуту они легли в дрейф.

На палубе металлического чудовища замелькали фигурки матросов. Спущенный на воду бот изрыгнул клуб черного дыма, и вскоре Нэй получил возможность вблизи рассмотреть представителей «береговой охраны», как он самоуспокаивающе обозначил их для себя.

Дюжина матросов, поднявшихся на борт, была одета в одинаковые черные одежды, из-под которых проглядывали смешные бело-голубые полосатые фуфайки. На головах матросы носили залихватски заломленные фуражки, лишенные даже подобия козырьков, зато с парой длинных черных ленточек на затылке. На околышах значилась все та же «Абпопа», а на кончиках лент золотились якоря, которые Нэй сначала принял за вычурные «омеги».

Английскому, португальскому, французскому и испанскому старший из гостей, поднявшийся на мостик, предпочел ломаный немецкий.

— Вы есть райзефюрер этот корабль? — спросил он, блеснув искусственным зубом, почему-то сделанным из желтого металла.

— Нэй Солбери, капитан. С кем имею честь? — что-то удержало Нэя от упоминания титула.

— Старший матрос Поплавский Балтийского революционного флота. Ваш корабль есть нарушать пространство планета Балтика-девять. Моя команда смотреть вокруг. Я решать: реквизит — не реквизит. Ферштейн?

— Галактическое транспортное право не предусматривает… — посмотрев в глаза матросу, Нэй внезапно понял полную никчемность тех слов, которые еще только собирался сказать. И махнул рукой:

— Смотрите, здесь все равно нечего взять.

Поплавский добродушно улыбнулся ему, потом Мадженте, а потом хохотнул:

— Сам корабль, например.

Не прошло и пяти минут, как к величайшему изумлению Нэя, матросы, кряхтя и пыхтя, вытащили на палубу четыре больших кованых сундука, и загалдели, видимо обсуждая, как их спустить на бот.

Поплавский уже нетерпеливо тянул его вниз по трапу за локоть:

— Шнель, шнель, старый дед. Низ смотреть, машина смотреть, руль смотреть. Старая корабль, еще долго служить мировой революция.

На ватных ногах Нэй последовал за матросом в трюм, и неожиданно ткнулся ему в затылок.

— Что? Это? Такое? — сдавленно спросил Поплавский. — Я спрашиваю: Вас? Ист? Дас?

Только теперь Нэй почувствовал одуряющий, выворачивающий нутро наизнанку, дух гниющей органики. Привыкнув к полутьме трюма, он начал различать, прямо от их ног и до противоположного борта, мутные серебрящиеся тушки.

Сдержав рвотный позыв, Нэй выпрямился, и, откинув белоснежную прядь со лба, гордо ответил по-английски:

— Макрель, сэр! — и, во избежание эксцессов, тут же перевел: — Треска, господин революционный матрос.

Поплавский, едва не уронив Нэя в рыбу, выскочил на палубу и перегнулся через борт.

Побережье Балтики уже давно скрылось за горизонтом, а Маджента все еще не могла прийти в себя. Она продолжала дрожать даже в каюте, забравшись к нему под мышку, а Нэй все старался подоткнуть плед со всех сторон вокруг них, словно шотландская клетка могла защитить от сквозняков внешнего мира.

— Как странно, правда? Мы прожили целую жизнь в одном месте, и только сейчас начинаем понимать, как по-разному все устроено, — Мадж в неверии качала головой из стороны в сторону, и седые кудри щекотали Нэю подбородок. — И Ричард, когда еще имел обыкновение приезжать, никогда не рассказывал ни о чем подобном. Как ты думаешь, мы могли бы встретить его?