Путь к океану - Нартова Татьяна. Страница 52

И в этот вечер узнающая снова и снова перебирала в памяти все свои годы, пытаясь найти тот ключевой момент, когда из добродушной веселой человеческой девушки она стала беспощадной Всевидящей, негласной правительницей Алекет-Невеса и грозой всех лекверов. Время перевалило за полночь, а она все никак не могла уснуть. Глаза были совершенно сухими, но их непрестанно жгло, словно кто-то насыпал под веки соли. Наконец, когда солнце уже показалось из-за горизонта, Азули свернулась на своей просторной кровати калачиком и задремала. Первое время она могла еще различить отдельные звуки, доносившиеся с нижних этажей ее дома и со двора, но вскоре ее полностью поглотила чернота сна.

Этого Азули всегда боялась больше всего. Заснуть. Не просто прикорнуть, расслабиться, а полностью потонуть в горячей воде сна, в которой она отчетливо видела лица, места, судьбы.

Дар — это всегда проклятие, даже если на первых порах кажется благословением. Правда разрушительная сила его может проявиться по-разному. В одном случае ты медленно, но неукротимо начинаешь зависеть от него. Он мучает тебя, пожирает изнутри, словно страшный монстр, паразит, переросший хозяина и ищущий теперь выход. В другом случае ты сам бежишь от него, подобно зайцу, петляешь, путаешь след, но рано или поздно он настигает тебя, превращая в свое орудие.

И, кажется, на сей раз, Азули была поймана. Ей некуда было деваться, она могла только смотреть на залитую солнечным светом поляну, на деревья и едва тронутые листвой кусты. Перед глазами проплыли тени, послышался смех. Только в отличие от этих смеющихся теней, Всевидящая видела не только дорогу, но все то, что происходило за ней. И первая обратила внимание на грохот, доносящийся со стороны чащи. Тени торопливо обернулись, вынимая из-за спин мечи. "Поздно", — мелькнула мысль, и Азули, крича, проснулась.

Мы топали по лесу уже половину дня, а он все не кончался. Прощание не заняло много времени. Слуги провожали своего господина с такими похоронными лицами, словно отряжали в последний путь. К счастью, на их пристройку никто покушаться не стал, и люди обещали беречь оставшиеся от хозяйского дома развалины как зеницу ока. Я мрачно поглядывала то на одного леквера, то на другого, пытаясь придумать, как себя вести в ближайшее время. В большой компании я постоянно была окружена двумя-тремя собеседниками, а с отъездом основной части нашей неугомонной компании круг общения резко сужался до четырех лиц. Причем, двое из них косилились на меня, как на врага народа, а третий только и делал, что подкалывал. Так что хотела я или нет, мне придется несколько дней (и хорошо, если только дней!) разговаривать в основном с Мэрке.

К моей несказанной радости, оба бывших приятеля, стоило нам углубиться в лес по дороге на Алекет-Невес, перестали меня замечать напрочь, предпочтя моей скромной особе любование окружающим пейзажем. "Ну и черт с вами!", — решила я и сделала вид, что еду с ними бок о бок только потому, что тропа слишком узкая. Пейзаж и, правда, поражал своим разнообразием. До этого момента я думала, что ничего интересного в ельнике, как и в любом другом лесу просто не может быть. Трава, кусты, в крайнем случае, попадется на глаза гнездо или муравейник. Однако этот лес совершенно не вязалось с привычным обликом темного, неприветливого места. Здесь еще оставался кое-где снег, отчего-то абсолютно белый, словно только что выпавший, а между его бугорками расстилалось целое море. Казалось, мы с птицами движемся не по земле, а по поверхности неглубокой речки. На самом деле, все пространство между деревьями заняли небольшие голубые цветочки неизвестного мне растения, у которого кроме бледных цветоносов ничего не наблюдалось.

— Аквамарины, — нет, точно меня оставят заикой. Дэрлиан подкрался как всегда неслышно, поправляя застежку на ботинке, — Что-то вроде пролески в нашем мире, только относится совершенно к другому виду. У них ни луковиц нет, ни листьев до поры до времени. Только тонкие корешки да эти цветы. Правда красивые?

— Ну, — я неопределенно пожала плечами. Особой красоты я в них не видела. Каждый отдельный экземпляр был не больше спичечной головки, но малютки брали своим количеством, совершенно забивая другие растения.

— Понимаю, не впечатляют. Только смею тебя огорчить, здесь несколько иная природа. Например, в этом мире ты не встретишь жасмина, да и гвоздики здесь только декоративные. Зато много животных и растений, которых ты не видела.

— Угу. Дэрлиан, что ты от меня хочешь? — мой вопрос явно застал мужчину врасплох. Как и выражение лица. Собственно, а чего он еще ожидал?

— Я? — удивление.

— Ну, не я же! Я-то точно знаю, что мне надо, — вранье. Но это уже не важно, главное, чтобы он наконец-то понял, насколько достал меня своими выходками. Пусть не надеется, что я стану прежней замечательной Лидой, которая всем все прощает. Я злая, и память у меня хорошая.

— Я просто тебе про цветы хотел рассказать.

— Рассказал? — кивок. Я мысленно натянула темные очки на глаза, сделав вид, что сияющее солнце по имени Дэрлиан совершенно меня не волнует. Солнце ехидно хмыкнуло и начало жечь затылок.

— Рассказал. Только зря ты так… И дело не в том, что я тебя люблю. А то, что ты вместо того, чтобы раскрыться, все больше замыкаешься в себе, неправильно. И врать не надо.

— Я никому не вру, — сухо, будто вместо слов затвердевший хлеб, который срочно надо запить водой, чтобы не подавиться. Темные глаза попадают в полосу света, становясь тона на три светлее. Теперь они привычного коричневого цвета, лишенные всякой красноты. Как кофе с молоком или кора ближайшего дерева.

— А себе?

— Что ты имеешь в виду?

— Твою уверенность в том, что ты знаешь о своих желаниях. Если бы это было так, ты бы сейчас не обшаривала пустым взглядом лес, а твои брови не сходились бы к переносице. Лида, хочешь совет? Прежде чем обманывать словами, научись врать всем телом или хотя бы верь в свою ложь на все сто процентов.

— Слушай, Дэрл, я что-то не пойму, когда это ты психологом стал?

— Я просто прожил не тридцать лет, а полторы тысячи. А это, знаешь ли, учит многому. Знаешь, что мы в этой жизни делаем неправильно?

— Нет, — я не заметила, как мы с леквером оказались вдвоем в конце процессии. Лишь глаза опустила и едва не ойкнула: наши пальцы давно переплелись, привычно потянувшись друг к другу уже на уровне рефлекса. Вырывать руку было глупо, посему пришлось мысленно отругать себя за столь непростительную оплошность. Боги, ну почему вы создали людей такими дураками? Вместо того, чтобы устыдиться или разозлиться, я почувствовала, как от ладони вверх течет приятное тепло вперемешку с мурашками. Тьфу!

— Вот ни за что не догадаешься! — продолжил болтовню Дэрлиан. Внутри что-то перевернулось, окончательно сметая все тщательно построенные ограждения. Так, и кто тут говорил, что ему плевать на леквера? Что не может с ним рядом находиться? Что простить не может? Стоило ему улыбнуться, и этот кто-то начал улыбаться в ответ, — Даже до меня дошло едва ли не на девятой сотне.

— Видимо, сие откровение не каждому дано, — хмыкнула я, одновременно пытаясь обосновать тем самым свою улыбку. Леквер не стал меня разубеждать, зная, что это заранее гиблое дело.

— Возможно. Но ты ведь всегда была неглупой, может, у тебя есть какие-нибудь варианты?

— Наверное, мы не так зубы чистим. Да?

— Лидка, не паясничай!

— И в мыслях не было. Мне, действительно ничего путного на ум не приходит.

— Значит, сдаешься? — прищур, от которого хочется стать невидимкой. Я только кивнула в ответ. Честное слово, он смог меня заинтриговать. Решив, что меня уже давно прогнали по всем пунктам неофициальной проверки на остаточные чувства, а заодно на скорость мышления и актерские способности, я перестала сопротивляться надвигающейся волне удовольствия. Юная хохотушка Лидка окончательно взяла вверх над Лидией Мениас.

— Сдаюсь.

— Хорошо. То есть плохо, что ты так быстро сдалась, но я тебе объясню. Возможно, после этого ты станешь мыслить иначе.