Глаза тьмы (СИ) - Зорина Светлана. Страница 22

— Я знаю, что это сделал ты, — сказал он. — Или кто-нибудь из твоих. Не лги мне. Ты забыл, кто я такой? Почему ты убил её?

— Я не…Я… Она была очень дерзкой… — пятясь, залепетал сын атхана. — Я не хотел… Так вышло. Аль-Марран, она была всего лишь маркан…

Фарат не договорил. Сильные пальцы Диннара сомкнулись на его шее. Хрустнули позвонки, изо рта Фарата хлынула кровь. Толпа сдавленно ахнула. До захода солнца оставалось совсем немного, и на центральной площади, как это обычно бывало по вечерам, собралось почти всё племя. Лучи заката окрасили пустынный город в лиловато-багровые тона — словно только что пролитая кровь растеклась по всей площади. Диннар смотрел на изваянные им статуи. Они обступали его со всех сторон — крылатые демоны, звери и зверолюди. Чудовища, обагрённые кровью… И не насытившиеся ею. Кровь, кровь… Она ударила ему в голову, оглушила и ослепила его. Вокруг него в багровом тумане плясали черные тени. Сначала молча. Потом они зароптали. Всё громче и громче…

— Это неслыханно! Убить марвида… Полноценного человека!

— Да ещё из знатного рода! И из-за кого? Из-за этой уродины…

— Ему жаль эту марканскую рухлядь?

— Он чужак! Откуда его привели? Он всех здесь ненавидит!

— Да! Он с самого начала презирал наш народ! Он сразу отказался чтить наши законы… Убийца! Он жалеет уродов и убивает нормальных людей!

— Он всем тут внушил, что он бог, но боги так не поступают!

— Убейте его! — перекрыл многоголосый гомон резкий, пронзительный крик.

Кровавый туман рассеялся, чёрные тени обрели знакомые лица. Атхан Саттам стоял на коленях перед телом сына и, потрясая кулаками, кричал:

— Убейте его! Вас много! Чего вы боитесь? Камнями его не убьёшь, но у вас есть железо — копья, ножи… Вас много, и у вас есть оружие… Кто вам сказал, что он бессмертен? Убейте его!

Толпа двинулась на Диннара. Алые и багровые блики зловеще засверкали на стальных лезвиях и остриях копий.

«Трусливые твари, — подумал он. — Как бы мне хотелось, чтобы все статуи здесь ожили и растоптали вас, как жалких свидов…»

Земля дрогнула. Странный скрежет и грохот заставили всех на какое-то время оцепенеть от изумления и страха. Диннар и сам не сразу понял, что происходит. Все изваяния на площади пришли в движение и стали медленно наступать на толпу, которая уже кольцом сомкнулась вокруг Диннара…

У него получилось! Они послушались! Он действительно бог, повелитель камней. Когда-нибудь он сможет сдвинуть даже горы… Диннар расхохотался.

— А ты что стоишь? — он протянул руку к огромной фигуре посреди площади. — Иди сюда! Ты стоишь уже почти сто сорок лет… Подвигайся, дружище! Иди ко мне!

Восьминогое чудовище покачнулось и немного подалось вперёд. Площадь огласили вопли ужаса. Люди кинулись прочь, но ожившие статуи бродили по всему городу.

— Эй вы, дерьмо свидов! — крикнул Диннар. — С чего вы взяли, что боги так не поступают? И вам ли судить о богах?! Боги поступают так, как им хочется.

Обезумевший город накрыла тьма. Диннар оглох от грохота и воплей. Потом всё стихло. Люди спрятались в подземельях, а статуи остановились! И сам он словно превратился в изваяние. Он не помнил, сколько простоял на площади в глубоком оцепенении. Когда к нему вернулась способность думать, уже светало. У ног его лежали два тела — Сатхи и Фарата. Рядом возвышалось каменное чудовище, застывшее в странной позе — три из восьми его лап были приподняты. На том месте, где оно стояло почти полтора больших цикла, осталась яма.

— Ну вот, Сатха, могила для тебя уже готова…

Диннар отправился в дом Саттама. На улицах никого не было, а в подземелье, едва увидев его, все в ужасе убегали и прятались. Он взял в своих «покоях» несколько красивых циновок, сплетенных из стеблей ульвараса, и длинный плащ с капюшоном, который Сатха совсем недавно сшила ему из гинзовой кожи. Диннар брал его с собой, когда надолго уходил в аюмы. Этот плащ защищал от жгучих лучей солнца в особенно жаркие дни и согревал в прохладные ночи.

Диннар завернул в него тощее уродливое тельце. Сатха была очень лёгкая. Она вдруг показалась ему совсем маленькой. Как ребёнок. И лицо у неё было словно у спящего ребёнка — невинное и безмятежное. В серебристом свете занимающегося дня она была красива какой-то странной, неземной красотой. Да она же всегда была красива, при всей своей уродливости. Противоречие, которое не раз повергало его в смятение. Сколько он уже бьётся в поисках совершенных форм, а ведь совершенная форма — это ещё не всё. Есть нечто, наполняющее форму совершенством. Нечто неуловимое… Возможно, сейчас ему удалось что-то такое увидеть. И помогла ему в этом Сатха. Опять она. Сатха была единственным существом, которое он терпел рядом с собой. За это они её и убили.

— И ты считаешь, что я должен их жалеть?

Диннар знал, что она не ответит. И ещё он знал: если бы она могла ответить, то сказала бы то, что думает, а не то, что ему хочется услышать. Она была здесь единственным человеком, который его не боялся. А ведь он так часто бывал угрюмым, раздражительным и грубо с ней разговаривал. Наверное, он просто не умеет быть добрым, но он был по-своему привязан к ней. Диннару хотелось верить, что она это понимала.

Песок из серого стал голубым и лиловым. Диннар поднял голову и зажмурился — центральная арка, самая большая из тех, что окружали площадь, озарилась ярким светом. Солнечные ворота. Возможно, люди, которые жили здесь много циклов назад и стоили лестницы в небо, именно так и называли эту огромную арку, украшенную рельефным изображением глаза. Ворота, в которые каждое утро входило солнце.

Оно сияло между двумя мощными колоннами — светло-голубое с нежно-лиловым оттенком, а вокруг среди статуй и каменных обломков золотыми и серебряными факелами вспыхивали песчаные вихри. Они вспыхивали, гасли и загорались вновь. Это ветер ворвался в пустынный город вместе с солнцем. Диннару вдруг захотелось войти в сияющие ворота и раствориться в ослепительном свете. Быть может, эти ворота тоже уводят в небо…

Потом солнце поднялось над аркой, и Диннар увидел за ней то, что видел и раньше: длинную мощёную дорогу, которая вела к развалинам храм у южной стены города, а дальше пустыню — огромную, сливающуюся с небом… Сколько раз он видел эту картину и лишь сейчас понял: не надо никаких лестниц, дорога в небо начинается везде, но ворота открываются для каждого особо. Они только что открылись для Сатхи, и она ушла. Она уже далеко.

Диннар опустил капюшон на лицо умершей и положил её в устланную циновками яму. Самой большой он накрал Сатху с головой. Солнце стояло уже довольно высоко, когда на месте ямы вырос аккуратный песчаный холм. Диннар только сейчас заметил, что этот участок посреди площади не выложен плитами. Интересно — почему? Что здесь было до того, как сто сорок лет назад сюда пожаловало каменное чудовище?

Диннар обнёс погребальный холм невысокой оградой из светлого турма и долго трудился, шлифуя камень. Он вдруг вспомнил, что Сатха мечтала увидеть золотые и серебряные растения, которыми не то Марран, не то Кама, а может, они оба украсили соседний город. Если бы он раньше знал, как велико его могущество, она могла бы любоваться на эти чудные творения богов сколько угодно.

Диннар повернулся к восьминогой твари, оцепеневшей в трёх каптах от могилы.

— Давай-ка прогуляемся, навестим соседей.

Удобно устроившись на спине каменного чудовища, он направил его по мощёной дороге к южным воротам. Шаги огромной статуи гулко разносились по городу. Солнце уже клонилось к закату, а улицы были пусты. Видимо, люди боялись, что статуи снова оживут и начнут их преследовать.

В небе засветился узенький серп Санты, потом взошла полная Кама, а между ними Диннар разглядел маленький черный цветок, обведенный едва заметной лиловой каймой, которая не позволяла ему сливаться с ночным небом.

— Ты не наделил меня способностью оживлять людей, — протянув руку к тёмной звезде, сказал Диннар. — Но оживлять камни — тоже неплохо. Я даже думаю, живые камни лучше людей. Они не говорят глупостей и делают только то, что им скажешь. Я хочу жить в каменном царстве, Танамнит. Люди мне надоели. Разумеется, они не все плохи, но до чего же глупо привязываться к этим слабым существам, которых так легко убивать…