Сильнейшие - Дильдина Светлана. Страница 49

Он не знал куда деваться, беспомощно оглянулся, будто от цветов ожидая поддержки.

В глазах человека уже начинали было поблескивать нехорошие искорки. Имя подействовало — словно носом приложился о стенку. Но опомнился быстро.

— Ну, идем, — с непонятной, нехорошей усмешкой он потащил мальчишку за собой. — Я тебя приведу… чтобы не заблудился.

Направился по дорожке, широко шагая. Пальцы больно держали запястье.

Огонек бежал за ним. Молчал, хоть и слезы наворачивались на глаза от такой хватки.

Поднялись по ступенькам террасы напротив. Человек протащил его по коридору. Остановился у белой с золотом занавеси. Подтолкнул мальчишку вперед.

Внутри было прохладно и полутемно — небольшая полукруглая комнатка, заставленная растениями с широкими листьями. Тени покачивались, легкие и насмешливые. Журчал фонтан. Напротив виднелся овальный проход — оттуда бил свет.

Огонек направился в этот проход. Шел долго, озираясь по сторонам — никого. Пара комнат, в которых явно жили — дверные пологи из плотной шерсти, с красивой вышивкой порой приоткрывались от ветра, показывая обстановку. Мягкая золотистая шкура лежала на полу; еще заметил край ложа и сидящую на жердочке огромную желтоглазую сову. Отшатнулся, встретив ее сумрачный сонный взгляд.

Никого. Огонек напряженно размышлял — позвать или нет? Но кого и как? Кричать «эй» казалось не лучшим решением.

Следующая комната была просторной и очень светлой. Первое, что Огонек увидел — черный каменный круг на полу, с полкомнаты шириной. Края его были серебряными, и черное поле испещряли серебряные знаки. В центре круга сидела фигурка в белом, в одежде, как у Огонька — склоненная голова, черные короткие волосы падали на лицо, пушились от залетавшего ветерка. Человек не поднимал взгляда от знаков, пальцами постукивая по черному камню.

Огонек замер у двери.

— Заходи, что застыл там! — гибкая смуглая рука приветливо ему помахала, хотя видеть Огонька не могли — Кайе не отрывался от узора перед собой.

Огонек осторожно сделал несколько шагов вперед. Подошел к кругу, но не вошел в него.

Юноша поднял голову.

— Ты какой-то зашуганный. Кто напугал?

— Я… меня человек встретил в саду, — Неловко объяснил мальчик, почувствовав невероятное облегчение, — И я не хотел тебе мешать…

Как все же обращаться к нему? Непонятно, и неясно, кто он. Из Рода Сильнейших, так? Хотя — разве на эльо-дани похож? Немногим старше Огонька, ни строгости, ни надменности.

— Иди сюда. Я же тебя звал, что значит — помешать.

Он повел рукой над полом возле себя. В круге.

Огонек подошел, остановился рядом.

— А теперь рассказывай, как у сестренки и что там с садом, — в голосе не было властности, лишь дружелюбие. Кайе пристально и сердито разглядывал знаки. Огонек рассказал сбивчиво, глядя в слегка взъерошенную макушку юноши — все, что мог вспомнить, только про зверя не упомянул, побоялся. Кайе кивал отрешенно, все так же не отрывая взгляда от пола, и непонятно было, слушает ли он вообще.

— А что ты делаешь? — решился спросить подросток.

— Знаки Неба… они хоть что-нибудь скажут, если ты рядом. Давно не трогал… А я уже не помню ничего. Ты сядешь или нет? — Спросил без перехода, — Что мне, голову задирать, что ли? А как тогда на пол смотреть?

— Ох… прости, — Уселся, скрестив ноги. — А как — скажут? И что это? — указал на серебристые значки. Всмотрелся — некоторые на зверей походили, или насекомых напоминали.

— Долго объяснять, — отмахнулся тот. — Кто к тебе придет, тот и твой. Если ты разумное существо, — впервые поднял голову, с сомнением оглядел Огонька. — Мда… Есть хочешь?

— Я… я ведь уже не голоден. — Он точно меня не слушал, подумал Огонек, но принял это как должное, — А как же они придут — каменные? — С любопытством разглядывал знаки. Ой… Честное слово, они шевелились — словно жуки расправляли лапки и подрагивали тяжелыми крыльями.

— Смотри сюда.

Кайе повел рукой, и знаки побежали по черному полю.

— Вытяни руку. Держи над полом… вот так. Не опускай…

Знаки неторопливо поплыли по черной поверхности, крутясь, как щепка в водовороте. Порой то один, то другой из них вспыхивал слегка.

Огонек послушно держал руку, как велели, изумлено глядя на знаки. Молчал, боясь нарушить это неведомое ему действо.

А Кайе бормотал тихонько, порой переходя на незнакомый мальчишке язык:

— Вера, отчаянность… чайне мена айаль… О! есть огонь!.. исцеление… странно для полукровки. Ланиa ата ши… Что бы оно означало? Амаута, — явно выругался он, — Так… это.

Знаки остановились. Один из них, словно сделанный из невесомого серебра, перелетел в ладонь Кайе, и тот переправил его на открытую грудь Огонька. Вспыхнуло серебро.

Огонек испуганно вскрикнул и отшатнулся.

— Ты чего орешь? — полюбопытствовал Кайе.

— Я испугался, — покаянно откликнулся Огонек. — Мне показалось… как наконечник в меня летел… или то, белое, — прибавил шепотом.

— Чекели? Ну нет, — расхохотался Кайе. — Нет, дурачок.

Огонек пытался разглядеть знак:

— Что это, эльо? — поежился, ощутив пробежавшие по коже мурашки.

— Забудь. Сейчас погаснет. Это — сущность твоя. Точнее, ее отражение. Надо же знать, кого мы подобрали, верно? Хоть так. Но для полукровки-эсса странный набор… Полукровки обычно пусты… годны только улицы подметать… обычно. Впрочем, ты все равно никуда не придешь.

— Почему?

— Из тебя Силу извлечь тяжелее, чем воду выжать из камня, — засмеялся и смерил Огонька недоверчивым взглядом. — А в тебе северная кровь громче, крысы эти…. И вообще… Что-то можешь, надо же. Вот тебе и лесное чудище!

— Силу… А как это делают? — Огоньку очень захотелось обладать хоть какой-то способностью… хоть простой, ремесло узнать, например!

— Там, на севере, это обычно посвящение, ритуал. Ужасное что-то, наверное, — рассмеялся. — А у нас — сильные чувства, когда огонь вырывается.

— А теперь что? — Огонек опасливо озирался по сторонам. Очень просторно… в башне тоже было просторно, только стены серые и частью покрытые мхом. И за собеседником следил краем глаза — пугали его эти руки, и не тем, что могли отвесить оплеуху, а мягкостью, плавностью жеста; все это тело пугало непонятным, опасным чем-то. Но вскидывал голову — и успокаивался, видя искрящиеся шальные глаза.

Кайе проговорил:

— Отдохнешь еще немного… А то выглядишь полудохлым цыпленком!

Огонек покорно пошел за ним. Судьбу его решили… было страшно. Но он не понимал, чего и почему боится. Пока его и пальцем не тронули, напротив, обращались благожелательно. Разве что заперли ненадолго — из осторожности. Только эти люди вызывали страх, как ползущая мимо змея — красивая, которая может укусить, если захочет…

Кайе сорвал с ветки пару больших сочных плодов, вложил в руки найденыша; дождавшись, пока тот съест, привел Огонька в белую комнату с широкой кроватью и росшими в кадках огромными цветами. Ту, где мальчик отсыпался вчера… или похожую.

— Спи. Я приду, разбужу.

Тот заснул, едва коснувшись покрывала.

Во сне за мальчиком гонялись огромные пещерные медведи. Огонек сначала кричал, а потом притворился камнем, и медведь подошел, обнюхал его, а потом лизнул. На щеке остался прохладный след…

Огонек открыл глаза.

Кайе сидел у кровати, смотрел. Видимо, это его пальцы коснулись щеки Огонька. Улыбнулся в ответ на испуганный взгляд.

— Поднимайся. Как спалось?

Огонек не успел и рта раскрыть — между цветами возник старший брат Кайе. В одежде цвета янтаря, под цвет глаз. Братья смотрели друг на друга.

— Что, больше негде поместить это чучело?

— Разве я не волен в своих комнатах делать, что хочу?

— И не только в них, да? Забавляйся! — с неожиданной, непонятной улыбкой он повернулся и исчез.

Тот смотрел вслед. Долго.

— Эльо…али… — прошептал Огонек, — Я…мне…

Тот обернулся, внезапно рассмеялся. Взметнулась челка над синими глазищами: