За гранью восприятия - Фомичев Алексей Сергеевич. Страница 38

Мозг отметил этот момент как-то отстраненно, спокойно. И душа не затрепетала, и нервы не дрогнули.

Я перегорел. Совсем. Три перехода Ворот, годы войны и борьбы за выживание, командование подразделениями и частями, хождение по острию лезвия, а потом восемь месяцев отходняка с ежедневными переживаниями и воспоминаниями полностью вытравили любые эмоции относительно всего необычного и невероятного. Все. Лимит удивлений иссяк. Теперь для меня Ворота, Периметры, чужие миры и прочее нечто – только данность. Факт. Как цвет неба, вкус воды, теорема Пифагора…

Нет больше в душе Артура Томилина того трепета и изумления, что царил в первый раз, нет отчаяния и надежды, жгущих нутро, нет радости и волнения от возвращения.

Периметр? Угу. Новый мир? Ладно. Я этого не просил. Раз дали – посмотрим, что за хрень. Пусть, ради любопытства надо рискнуть жизнью. Не впервой.

Отметив сей факт и еще не зная, стоит ли торжествовать по этому поводу, я продолжал наблюдать за двором, не спеша покидать укрытие. Успею. Теперь вообще не стоит спешить. Дверь домой – за спиной. В любой момент можно уйти. Так не будем бежать впереди паровоза…

Первого человека я увидел через пару минут наблюдения. Из-за угла дома вышла женщина средних лет и не спеша пошла к сараю. Длинная, почти до земли юбка, кофта с коротким рукавом, на голове серый чепчик. На ногах вроде как сандалии. Наряд, прямо скажем, не блещет новизной и покроем. Рабочая одежда, повседневная, старая, удобная.

В руках женщина несла плетеную корзину, судя по положению тела – довольно увесистую. За ней бежал маленький котенок, изредка делая прыжки и нагоняя длинную тень женщины.

Неподалеку от моего убежища рос густой кустарник в рост человека. Выждав еще немного, я осторожно вылез из каменной арки и буквально на четвереньках дополз до кустарника. Присев на корточки, глянул по сторонам.

Место, куда я угодил, очень сильно напоминало дворянскую усадьбу, какие я видел в Аберене, только… посовременнее, что ли. Нет массивных внешних стен, не видно охраны, камнеметов и другой техники.

А каменная арка, где прятался Периметр, была входом в склеп. Старый, давно заброшенный и разрушенный. То ли временем, то ли людьми. Кроме самой арки, есть половина стены, остальное разбито. На земле осколки камней и белое крошево, заросшее травой.

Еще две женщины вышли из одноэтажного здания, одна пошла к сараю, вторая в мою сторону. Их одежда точь-в-точь повторяла наряд первой. Только цвет кофты иной.

Та, что шла ко мне, свернула направо и исчезла за кустарником. Я расслышал ее голос – бубнила под нос. Непонятно что и непонятно на каком языке.

«Что делать? Идти на контакт? Напугаю. И потом, как здесь встречают незваных гостей? Не ножом ли в бок?..»

Поглаживая рукоятку пистолета, я гадал, как быть, когда от дороги послышался мерный стук копыт лошади. Через несколько секунд к воротам усадьбы подъехал всадник на черном жеребце, не снижая скорости, проскочил во двор и осадил коня. Тут же к нему с двух сторон подбежали несколько человек, один поймал повод, второй придержал стремя, третий почтительно склонил голову.

«Откуда они выскочили? – опешил я, жадно глядя на них. – Не было только что никого. Наверное, сидели где-то. Может, в здании, может, за ним. Вот бы я влип, если бы вылез!..»

– Скин, Трибон! – властно крикнул всадник. – Живо всех сюда! Оружие возьмите!

– Мой господин, Ланта брать?

– Я же сказал – всех! Быстро.

Двое из встречающих умчались, третий стоял рядом с всадником, ожидая приказа.

– Как здесь? Тихо?

– Да, господин.

– Кто-нибудь приезжал?

– Нет, господин. Никого. Никто не знает, что мы… здесь.

Всадник прошелся взад-вперед, разминая ноги и что-то обдумывая. Слуга (судя по всему) терпеливо ждал.

А я слушал и смотрел, раскрыв рот. Картина была еще та…

Если представить себе мужчину, одетого, как д’Артаньян, с длинной шпагой на левом боку, с пистолетом, заткнутым за пояс, в широкополой шляпе и ботфортах, то, видимо, легко понять, кого я видел. И вот этот а-ля мушкетер говорил с сильным французским прононсом на немецком языке. На том немецком, что, видимо, был в ходу лет триста—четыреста назад.

Часть слов я не понимал, но в целом разбирал их речь, хотя прононс сильно мешал. Еще мешал акцент, странный, очень жесткий, словно всадник со слугой говорили на родном языке после долгого перерыва.

– Что эти бабы? – отрывисто спросил всадник. – Молчат?

– Да, господин. Шастают по двору и по дому, наводят порядок… ну там кровь затирают, тряпки стирают, еду готовят, но молча. Приказы исполняют…

Всадник кивнул, нервно глянул по сторонам, недовольно рявкнул:

– Где там эти остолопы! Сколько ждать?!

– Сейчас, господин, прибегут. Они выполняли ваш приказ и не вылезали из укрытия.

Всадник сердито дернул шеей, но промолчал. Сделав еще пару шагов, вновь спросил:

– Думаешь, будут молчать, когда мы уедем?

Слуга пожал плечами, спохватился и с поклоном ответил:

– Не знаю, господин. Бабы они и есть бабы. Если их прижмут, скажут все. Тем более мы их хозяев… того… под нож.

Всадник кивнул, нервно дернул головой и подошел к коню. Похлопал того по шее, поправил седло и нетерпеливо посмотрел на здание.

– Поторопи их, Шельга.

– Вот они, господин, – с явным облегчением ответил тот, кивая на толпу вооруженных слуг.

Я внимательно смотрел на них, разглядывая как снаряжение, так и оружие.

Ну да, судя по всему, век семнадцатый. Середина или ближе к концу. Восемь вооруженных человек в грязно-белых рубашках или сорочках, в кожаных безрукавках и холщовых штанах. На ногах сапоги разного фасона. Двое или трое нацепили кирасы, еще двое в кольчугах поверх одежды. Кольчуги из тонких колец, такая спасает от рубящих ударов саблей и шпагой, а также от пуль мушкетов, пищалей и пистолей.

Кстати об оружии. Раньше в музее я видел подобные образцы, но сейчас впервые наблюдал их в качестве основного вооружения. Тяжелые, неуклюжие, ненормально большого калибра. Стрелять из таких не очень удобно, но можно. Круглые, с вмятинами и неровностями, свинцовые пули имели внушительный диаметр и далеко не всегда пробивали доспехи. Но человеческое тело калечили неплохо.

Кроме мушкетов, команда всадника была вооружена длинными шпагами, саблями с небольшим углом изгиба и кинжалами. Самый здоровый в команде нес на плече алебарду.

Бравое воинство одной толпой встало в трех шагах от всадника и замерло, ожидая приказа. Всадник с плохо скрываемым раздражением оглядел их и отрывисто бросил:

– Впредь мои приказы исполнять бегом! Опозданий и задержек не прощу. Кто опоздает или будет ковырять в носу – прихлопну. Ясно?

– Да, господин, – вразнобой ответила толпа, с явным испугом глядя на хозяина.

Видимо, отлично знала его и не хотела испытывать терпение злого господина.

– Шельга, – так же отрывисто сказал всадник. – Овраг на повороте дороги знаешь? Там, где заканчивается роща?

– Да, господин.

– Ведешь свою ораву туда. Сидите в овраге, пока я не приеду. И тихо там, чтобы ни слова, ни стука. Огня не разводить, железом не шуметь. Кто нарушит приказ – лично проткну насквозь.

– Ясно, господин.

– Я приеду чуть позже. Предстоит работенка. – Всадник осклабился. – Довольно выгодная, доходная. Всем перепадет, если сделаете как надо.

Воинство негромким рокотом возвестило о готовности «пойтить и сделать». Всадник небрежным жестом остановил осторожные восторги.

– Все! – Всадник одним слитым движением вскочил на коня, подобрал повод. – Трибон со мной. Скин – на тебе все, кто уцелел в усадьбе. Потом догонишь. Шельга – ведешь остальных к оврагу. Живо у меня.

Трибон быстро вскочил в седло второй лошади, приведенной молодым парнем, и последовал за своим господином. Остальные ватажники разделились на две части. Большая пошла за Шельгой к воротам. А Скин с двумя молодцами поспешил к усадьбе, на ходу вынимая кинжалы.

«Пошли дорезать баб, – подумал я, наблюдая за Скином и его сообщниками. – Следы заметают. Значит, эта усадьба не их, набегом взяли. Весело они здесь живут…»