Вихрь сновидений - Форд Джеффри. Страница 3

Заседание так и не состоялось, потому как между объявлением даты и собственно мероприятием многие начали понемногу осознавать, что они слишком зацикливаются на предмете, а на самом деле сны они видят. Главная проблема, как сказал Бек Харбут (тот самый, с кого всё началось), заключалась в том, что ничего необычайного в их видениях не происходило. После самоупразднения Вихря люди видели сны самой обывательской природы: они завтракали, ходили на работу, читали вчерашние газеты, стелили постель. В призрачной стране больше не обнаруживалось фантастических существ или диковинных событий.

Второй причиной отмены собрания была кончина бабушки Янг, во вторник, за пару дней до назначенной даты, и хотя она в последние годы сильно сдала, весь город был удивлен и опечален ее уходом. В свои 125 лет она была старейшей жительницей Липары, и все ее любили. Соседки посменно дежурили у постели немощной женщины. Верная серьезному подходу к жизни, бабушка Янг сказала моей жене в свой последний час: «Смерть, должно быть, не так скучна, как Липара в эти дни». Ее похороны были настолько пышными, насколько мы могли себе позволить, а мэр выделил из бюджета сумму, на которую можно было установить ей памятник на городской площади. Когда гроб опускали в землю. Полковник Пудинг, сидевший возле могилы на специально установленном насесте, обливался кукольными слезами и голосил свое надгробное слово: «Мама». Потом он расправил крылья, поднялся высоко в небо и скрылся из виду.

Шел день заднем, и наступило лето, а мы по-прежнему в сновидениях ели горох и стригли ногти. Казалось, ничто не сможет разрушить заклинание скуки, наложенное на наш город. Часами мы сонно бродили по улицам, приветствуя друг друга вялыми полукивками и хилыми полуулыбками. Даже большие перистые облака, проплывающие в синем небе, не принимали образы драконов или пиратских кораблей, как когда-то. Лишь когда застойный покой стал почти непереносимым, однажды вечером кое-что произошло. Немногое, но мы вцепились в событие, как муравьи в плывущую по реке ветку.

Как-то поздно вечером Милдред Джонсон засиделась за чтением новой книги об особенностях яйценоскости золотистых леггорнов. Ее муж уже отправился спать, как и дочка Джессика. Чтение было не слишком захватывающим, и она задремала в кресле. Некоторое время спустя она внезапно проснулась от тихого бормотания, доносящегося из детской. Она встала и подошла к приоткрытой двери убедиться, что все в порядке, но когда заглянула в комнату, то увидела в пятне лунного света, омывающего место действия, как что-то движется по кровати прямо около подушки Джессики. Подумав, что это крыса, женщина вскрикнула. Нечто посмотрело на нее, замерло и выпорхнуло в окно, но Милдред успела заметить бесстрастное выражение гладкого пупсового лица Полковника Пудинга.

Возвращение попугая и необычные подробности происшествия, безусловно, не квалифицировались как экстравагантность, но были достаточно странными для возбуждения легкого любопытства среди населения. Где птица пряталась с самых похорон? Что это за полуночная беседа? Просто попугай заблудился и впорхнул в первое попавшееся открытое окно или в его действиях присутствовала некая тайная цель? Это лишь несколько вопросов, которые заронили пару искорок в некоторые затуманенные умы Липары. В то время как росли и множились домыслы и предположения, появлялось все больше слухов о том, что Полковник Пудинг по ночам прилетает к детям. На воскресной мессе пастор предложил закрывать окна в спальнях, и прихожане покивали, но сделали все наоборот, показывая, что не только дети, но и родители желают быть причастными к тайне.

Кроме ночных визитов, попугай стал появляться и среди бела дня, порхал тут и там над городскими крышами. Однажды, на первой неделе летних каникул, в полдень понедельника, проследили как он приземлился на левое плечо Мэвис Тофф и удобно там устроился, без умолку наговаривая что-то прямо ей в ухо всю дорогу, пока она шла от дома до банка по берегу озера. Творилось что-то непонятное, мы были в этом уверены, однако никто ничего не понимал. Точнее говоря, нужных сведений не было у взрослых. Со своей стороны, дети Липары постоянно, собираясь группками, о чем-то шептались и возбужденно спорили, пока неподалеку не появлялся взрослый. Даже записные лодыри и прогульщики, как, например, мастер по водяным шарикам Альфред Лессерт, стали вдруг целые дни проводить в школе под предлогом решения занимательных задачек по математике. Многие были уверены: строгая конспирация. Коварные родители хитро пытались уломать детей разгласить хоть каплю информации, но сыновья и дочери смотрели на них удивленными глазами, то ли притворяясь, что не понимают вопросов предков, то ли действительно ничего не зная. Мисс Тофф тоже подвергалась тщательному дознанию, но вместо того, чтобы по-настоящему отвечать на вопросы, она очень много кивала, теребила цепочку для очков и натужно смеялась, когда больше нечего было делать.

Тайна, окружавшая школу и городских ребятишек, оставалась предметом умеренного интереса все лето, но важные задачи бизнеса и домашнего хозяйства вскоре, как обычно, вернули свой приоритет и наконец полностью захватили внимание взрослых, так что они не замечали исчезновения пачки старых газет или пары мер муки. К тому же приближалась первая годовщина упразднения Вихря, и мы пытались обуздать воображение и размышляли, что же произойдет в этом году. Каждый гадал, разметает пролетающий через город ураган нынешнее состояние заброшенности или начало осени пройдет без происшествий, и это станет доказательством, что роковой безумный Вихрь сновидений навсегда улетел своей дорогой и больше никогда не вернется.

На предпоследней неделе августа, утром в пятницу я пошел к почтовому ящику и обнаружил в нем лишь странное послание без конверта. Это был сложенный лист бумаги, выкрашенный в зеленый цвет и вырезанный в форме попугайского пера. Я открыл его и прочел: «Полковник Пудинг приглашает вас на фестиваль Вихря сновидений». Дата — завтрашний день, время — на закате, место — городская площадь. Внизу было примечание: «С собой иметь сновидения и мечты». Я улыбнулся в первый раз с конца прошлого лета, и с непривычки мышцы лица слегка заныли. Со всей возможной скоростью медлительного старика я поспешил в дом и позвал Лидию. Увидев приглашение, она тут же рассмеялась и захлопала в ладоши.

На следующий день, во второй половине, ближе к сумеркам мы вышли из дома и направились к городской площади. Вечер был прекрасен, небо переливалось розовым, оранжевым и пурпурным на западе, где солнце наполовину ушло за горизонт, а в синеве над головой уже начали появляться звезды. Дул легкий прохладный ветерок, достаточный, чтобы разгонять комаров и мошку. Мы держались за руки и молчали. Из всех домов выходили люди и устремлялись в направлении фестиваля.

Городская площадь преобразилась: широкие полосы золотой бумаги драпировали ограды и обвивали фонарные столбы. В южной стороне рядами стояли легкие пластиковые стулья перед невысокой импровизированной сценой, сколоченной из деревянных поддонов, на которых перевозят продукцию городского кирпичного завода. К двум высоким шестам по сторонам помоста крепился лоскутный занавес, старательно собранный из множества старых шейных платков. Вокруг помоста были установлены шесть зажженных факелов, они мягко мерцали, и в то время как небо темнело, их свет становился все более мистическим. Констебль Гаррет, одетый в цветастый балахон, с толстой сигарой во рту и ярким бантом в волосах, изображал билетершу, он заставил нас выстроиться в ряд неподалеку от сидений. Мы хвалили его новую форму, уверяя, что он выглядит чрезвычайно мило, а он кивал с обычной усталой невозмутимостью и отвечал: «А вы как думали?..».

По всей территории фестиваля деловито и целенаправленно сновали городские ребятишки, а в центре суетливой деятельности стояла мисс Тофф с выкрашенной в синий цвет кожей и в парике из резиновых змей. Она шептала последние указания и низко наклонялась к малышам, чтобы внимательно выслушать предложения и вопросы своих учеников. Внезапно все стихло и замерло, кроме мерцающих огней факелов. «Пожалуйста, приготовьте билеты», — потребовал Гаррет и махнул рукой, предлагая проходить. Перед тем как мы заняли места в «зрительном зале», нас направили к трем длинным столам, на которых лежали раскрашенные маски из папье-маше в виде голов животных, предметов домашнего обихода, ракушек и всего остального, что только можно себе представить. Длинные загнутые отрезки толстой проволоки крепились к краям каждой маски, чтобы можно было надеть ее, как очки. Тут же вперемешку лежали свернутые из газет шляпы, а с краю на каждом столе высилась стопка вееров, склеенных из тонких палочек и картонных полукружий.