В плену королевских пристрастий - Колесова Марина. Страница 47

— Что ты можешь знать о моем грехе и моем раскаянии, глупая девчонка? В чем конкретно ты обвиняешь меня? — скривив губы, зло проговорила королева.

— Я не судья, чтобы обвинять. Я лишь ответила на вопрос, — бесстрастно пожала плечами Алина.

— Ты не ответила, ты лишь обвинила меня в грехе, причем абсолютно необоснованно.

— Вы считаете измену, нагулянного и изуродованного корсетами ребенка, которого Вы бросили на произвол судьбы и отравленную Вами камеристку, что помогала Вам избавиться от ребенка, недостаточными основаниями?

— Как ты смеешь?!

— Смею что? Вслух сказать то, что открыто мне и то, что Вы безрезультатно пытаетесь забыть все эти годы и в чем до сих пор не раскаялись, боясь признаться даже на исповеди?

— Так ты провидица… так вот для чего ты нужна ему… и почему вокруг него по-прежнему фаворитки… Ты рассказала ему?

— Ему нет нужды в том, он все знает о Вас и так… Только он не знает, что ребенок жив, он считает, что ребенок или родился мертвым или Вы убили его.

— Тогда почему он ничего не предпринял?

— До недавнего времени его все устраивало. А теперь… теперь можно сказать… все устраивает меня.

— Ты хочешь намекнуть, что пока ты благоволишь ко мне, ты не дашь ему ничего предпринять?

— Нет, я открыто могу сказать, что не дам ему ничего предпринять, пока Вы и Ваш старший сын будете преданны ему. Меня интересует лишь это.

— А ты оригиналка… Хотя ведь ты ясно дала понять мне, что Вы знаете обо мне все, и лишь твое присутствие сдерживает его…

— Я не искала встреч. Вы приехали сами, Ваше Величество.

— Может и к лучшему все это… Эта тайна так тяготила меня… Я могу исповедаться ведь теперь?

— Если не хотите, чтоб король узнал, что Ваш мальчик жив, постарайтесь это сделать не во дворцовой церкви… мне кажется, что там даже у стен есть уши…

— Ты знаешь, что с ним сейчас и где он?

— А Вы точно хотите это знать? — Алина пристально посмотрела на королеву.

— Нет, ты права… не хочу. Не говори ничего… хотя конечно я догадываюсь, что могло ожидать такого урода… я ведь даже ночью корсет не снимала… все надеялась, что он мертвым родится, чтоб еще один грех на душу не брать… Артур же предупредил, что если у меня после того, как он оставил меня, родится ребенок, то он меня вместе с ним отправит на эшафот. И это все из-за тех слов… Все действительно очень глупо получилось. Я злилась тогда на Артура, что он отказался арабского ювелира, про которого много говорили, для меня выкупить у султана… и я начала глазки герцогу строить, а потом еще сказала Артуру, что меня прельщает в герцоге, что тот, несомненно, выше его. Я не знаю, что на меня нашло, но когда Артур раздраженно заметил, что точнее будет сказать длиннее, я посмеялась и заявила, что иногда рост влияет и на все остальные достоинства мужчины. А на его вопрос разве у меня есть причины жаловаться на него, съехидничала, что как покорная супруга терплю то, что есть. Я, конечно, хотела его уязвить, но я не предполагала, что реакция будет такой… Он заявил, что рад, что я сказала об этом и больше никогда не заставит меня ничего терпеть. И дальше понеслась череда сменяющих друг друга фавориток. Он не скрывал ничего, и от этого мне было еще больнее. Я заявила, что если он не прекратит это, то я тоже заведу любовника… И он тогда, как раз и сказал, что ему от меня ничего не надо, его вполне устраивает, что у нас есть два сына, поэтому я могу делать все, что мне угодно, но вот если появится еще ребенок, я вместе с ним отправлюсь на эшафот.

— Вам не кажется, Ваше Величество, что я плохо подхожу на роль исповедника?

— Ты же все это знаешь, дай мне выговориться… Я ведь не могла ни с кем поговорить об этом… Хотя меньше всего я ожидала, что буду это рассказывать тебе. Я ненавидела тебя и боялась… Бенедикт мне все уши прожужжал, что ты вертишь Артуром, как хочешь, а он добивается твоей любви всеми доступными ему способами. Когда вчера нарочный передал, что весь двор остается здесь на неделю, я подумала, что Ваши отношения грозят перейти на другой уровень, и решила приехать, чтобы поговорить с Артуром и герцогом… и возможно склонить его изолировать тебя от короля.

— Ваше Величество, вот только мне лгать не надо… я это чувствую. Я знаю, зачем Вы приехали сюда… Причем знаю, что ехали Вы с одним намерением, а потом Вы поменяли планы и сейчас судорожно обдумываете, как бы Вам их реализовать… и поможет ли Вам герцог Линд, если столь активно подталкивал к этому… но в любом случае я не позволю Вам сделать это.

— Тогда почему ты не сказала об этом королю, а напротив остановила его?

— Это был единственный способ остановить Вас и при этом дать Вам шанс заняться вопросами спасения собственной души, а не вопросами отмщения за свои нереализованные амбиции.

— Ты считаешь, я поверю в это?

— А разве у Вас есть альтернатива?

— Хорошо… что ты хочешь, чтоб я сделала?

— Я уже сказала, что не требую ничего, кроме преданности королю. Как Вашей так и Его Высочества…

— Ты поверишь словам?

— Я поверю клятве. Причем если Вы дадите ее мне, почувствую, когда Вы захотите ее нарушить.

— Я могу сказать лишь за себя, как я буду клясться за Марка?

— А за него клясться и не надо. Перестаньте лишь настраивать его против отца. Он слишком юн и слабохарактерен, если Вы и дальше будете культивировать его неприязнь к королю, Вы сломаете ему жизнь… Я знаю, что Его Величество часто несправедлив с сыном, но в Вашей власти смягчить все это и объяснить сыну, что от него ожидает отец и как себя вести, чтоб не раздражать его.

— Я сама не знаю этого, а ты хочешь, чтоб я сумела объяснить это сыну? Вероятно, это знаешь ты, но не я. Хочешь, я пришлю к тебе сына? Поговори с ним, объясни, возможно, тебе это и удастся, а я вряд ли смогу.

Алина вдруг замерла на несколько минут, а потом медленно проговорила, — Если мальчик начнет ездить сюда ни к чему хорошему это не приведет. Постарайтесь, Ваше Величество сделать так, чтоб он даже в свите короля сюда не приезжал.

— Почему?

— Слаб он очень…

— Что ты имеешь в виду? На здоровье он не жалуется.

— Не по нему будет ноша. Не надо, чтоб он приезжал… и про разговор наш и то, что узнали обо мне, не рассказывайте.

— Ты запрещаешь?

— Нет, я советую… решать не мне.

— Намекаешь, что может влюбиться в тебя?

— Влюбиться? — Алина усмехнулась, — Он не способен любить никого кроме себя, Вам ли не знать…

— Он будет королем?

— Коли будет на то воля Господа… Все в руках его…

— Это я и без тебя знаю. Я спрашивала, будет ли на то его воля?

— Откуда ж мне знать? Я не ясновидящая и не гадалка. Я знаю лишь то, что Господь хочет показать мне, а не то, о чем спрашивают меня.

— То есть он показывает тебе лишь то, что хочешь знать ты?

— Вы хотите сказать, что я лучше Господа понимаю, что мне лучше знать, а что нет?

— Намекаешь, что получаешь все на блюдечке и в том объеме, что как раз и необходим?

— Именно.

— Великолепный способ красиво уйти от ответа и не поставить под сомнение собственные способности.

— Это Ваше право сомневаться в моих способностях или нет… Мне безразлично, что Вы будете думать обо мне… Я дала Вам шанс, но честно предупреждаю, что он единственный… если я узнаю, что Вы не должным образом блюдете клятву, которую сейчас дадите мне, я постараюсь избавить короля от Вас…

— В чем ты хочешь, что б я поклялась тебе?

— Что будете преданны вашему супругу и никогда, и ни при каких обстоятельствах не предпримете ничего против него, а также не будете настраивать против него сыновей.

— Клянусь, что буду преданна моему супругу и никогда, и ни при каких обстоятельствах не предприму ничего против него, а также не буду настраивать против него сыновей, — клятвенно подняв руку, произнесла королева.

Герцогиня коснулась ее руки кончиками пальцев, и королева почувствовала, как между их руками проскочила искра.

— Удовлетворена? — спросила она.