В плену королевских пристрастий - Колесова Марина. Страница 85

— Да уж, — хмыкнул Грегор и отправился домой.

Уже подходя к дому, он подумал, что Алина теперь, скорее всего, будет считать, что он все-таки изменил жене.

— Ну и пусть считает, не оправдываться же перед девчонкой… — решил он, — к тому же вряд ли она посмеет что-то Римме сказать.

Когда он вошел в дом, жена суетилась, накрывая на стол.

— Как хорошо, что ты уже вернулся, ужин готов, горячее все, — улыбнулась она ему, а потом спросила, — Ты бычка-то Климентины осмотрел? Ну и как он? Под нож или побегает еще?

По тому, как ласково и весело говорила Римма, Грегор понял, что Алина, которая помогала Римме расставлять тарелки на столе, действительно ничего ей не сказала. Сама девочка даже не подняла взгляд на него, когда он вошел.

— Осмотрел, — буркнул Грегор, — Здоров он, так, бредни бабские, да пустые опасения. Ни к чему его резать.

— Ну страху на пустом месте нагнать Климентина мастерица, это всем известно, — рассмеялась Римма, — хорошо, что хоть посоветоваться решила вначале, а не сразу резать, вот бы тогда муж ей взбучку потом устроил.

Грегор, ничего не отвечая, прошел к тазу, для умывания.

— Польешь? — обернулся он к жене.

— Конечно, — Римма с готовностью взялась за кувшин, чтобы полить ему, а потом повернулась к Алине, — Пойди ребят покличь ужинать.

Алина тут же вышла. Умывшись, Грегор прошел к столу и сел.

— Что-то ты смурной какой-то… Случилось, что ль чего? — осторожно поинтересовалась жена.

— Ничего не случилось. Устал просто. Думаешь к графу ездить, ближний свет? Да еще Климентина со своими бреднями. Попусту ведь сходил. Час бычка со всех сторон осматривал — здоров он.

— Может, тогда, не из-за бычка тебя звала она? Муж уехал у нее, вот и решила тебя к себе зазвать, вдруг что обломится, — Римма весело хихикнула и, подойдя сзади к мужу, ласково потрепала его по волосам, — Ты ж у меня красавец видный, на тебя полсела еще до свадьбы засматривалось. Да и сейчас, небось, не меньше тайно по тебе сохнут. А она баба бойкая, ты смотри, не влюбись в нее часом.

— Ты мне эти бредни брось! — Грегор зло стукнул рукой по столу, — У тебя что, тоже ум отнялся?

— Ну что ты раскипятился? Пошутила я… — Римма испуганно отступила от него, — Пошутила… не сердись, пожалуйста.

— Ты на шутки такие язык-то прикуси, нашла, чем шутить.

— Извини, не буду больше, — Римма ласково дотронулась до его плеча, — У баб же знаешь, когда беременные они, ум совсем отнимается, так что не серчай.

— Не серчаю, — раздраженно проговорил он и добавил, — мы есть-то будем или как? Где дети?

— Сейчас придут, Алина их позвать пошла.

— Вот ведь девка, хоть бы раз, что бегом сделала… нет, ходит, будто королева, какая.

В этот момент в горницу вошли Алина и сыновья.

— А мы уже во дволе умылися, мам, — весело сообщил Николка, — мы за стол слазу, — он залез на свой стул, — Пап, а ты нас давно здешь?

— Давно, — хмуро отозвался Грегор, он дождался, чтобы все сели, и они прочли молитву.

За все время ужина, Алина так ни разу и не подняла на него глаз. После ужина Грегору захотелось улучить момент и подойти к ней самому, чтобы наедине как-то объясниться. Не оправдываться, нет, но как-то дать понять, что, во-первых, она полезла не в свое дело, а во-вторых… а что во-вторых, Грегор и сам не знал. У него было муторно на душе и хотелось как-то это чувство сбросить с себя. Однако подойти вечером к Алине он так и не смог. Сначала вокруг той постоянно крутился Николка, а потом, когда она его уложила, девочка сразу, отпросившись у Риммы, ушла спать сама.

Следующий день не принес изменений, Алина по-прежнему старалась не смотреть на него и кроме всего прочего стала его явно избегать.

А вечером к Грегору подошла Римма.

— Ты бы поговорил с Алиной, — тихо попросила она.

— Это еще зачем? — Грегор раздраженно посмотрел на нее.

— Обидел ее кто-то, а она не говорит кто. Я еще вчера заметила, не такая она какая-то, а сегодня смотрю, Николку на руки подхватывает, и аж губы закусила и побелела вся. Ну, я к себе ее завела, заставила платье снять, а там синяк на полбока и похоже ребро повреждено, дышать ей больно. Ну я намазала мазью, потом спрашиваю: кто-то обидел тебя или сама упала? Молчит, словно воды в рот набрала, глаза в пол опустила и молчит. Так и не добилась я ничего. Ребят поспрашивала, они говорят, что вроде не падала она и не обижал ее никто… В общем, поговори, может, тебе что расскажет. Ведь, может, кто чего дурное сделать хотел… она девочка красивенькая… ведь не просто так молчит она… не дай Бог из рабочих кто или из соседей…

— Да что ты второй день уже как бред какой-то несешь? — сердито проговорил он, — Ее скорее всего тот вор, что я к графу отвез, ударил, а ты: "дурное кто чего сделал".

— Осматривала я ее тогда, не было этого, Грегор, не было. Он только душил ее, а здесь похоже, что палкой ее очень сильно ударили или упала она очень неудачно, а может и то и другое вместе. Поговори с ней. Скажи, что заступишься и защитишь. Ведь ей больше не у кого защиты просить.

— Да, хватит, право! Вот придет, защиты попросит, тогда защищу. А верить этим твоим домыслам — уволь. Она может в сад чужой лазила и упала там, поэтому рассказывать и не хочет. А ты из меня дурака сделать пытаешься, чтоб я бегал и ее обидчика, которого и в помине-то нет, искал.

— Она? В чужой сад? Да что ты, Грегор, право… Да она даже тряпку какую и то без разрешения не возьмет, а если и возьмет, то для дела, и обратно, откуда взяла, на то же место обязательно и положит. Неужто не замечал?

— Мне еще не хватало следить за ней… Совсем ополоумела что ли? Это тебе она помогает, вот ты и следи. А я и так, и кормлю ее за нашим столом, и пою, и денег тебе дал, чтоб ты ей платье новое справила. В общем, хватит… Придет девочка жаловаться, разберусь, а не придет, разбирайся с ней сама. И хватит мне голову чушью своей бабьей забивать! Мне и без того проблем хватает.

— Ты что так разошелся-то? — Римма удивленно посмотрела на него, — Досадила она что ль чем-то тебе?

— Ты что, не слышишь, что я говорю? Я что, сказал, что она чем-то досадила мне? Это ты мне досадила своими глупостями!

— Почему же глупостями? Ты вон, даже если скотина какая зашиблась, и то переживаешь всегда, и всегда говорил, что за любую скотину во дворе, раз ты хозяин, ответственность несешь. А тут не скотина, а человек, к тому же девочка маленькая, и она у нас живет. Что это с тобой случилось, что ты по-другому заговорил? Ты, кстати, тоже со вчерашнего дня прям какой-то сам не свой. Это не ты случаем так ее за что-то, и именно поэтому она молчит?

— Ты совсем рехнулась? — Грегор схватил жену за плечи и легонько тряхнул, — Да вот тебе, крест, что не бил я ее, — он размашисто перекрестился.

— Тогда что ты так о ней? Ведь помогает во всем, спокойная, тихая, и в то же время против вора не побоялась выступить, наше добро защищая, между прочим. Тебе что даже не жалко ее, что избил так ее кто-то?

— Как я о ней? Как? С чего ты взяла, что ее кто-то избил? Она сказала тебе о том? Нет! Она не скотина бессловесная, которая говорить не может. Скажет, кто ее избил — разберусь, а на нет, и суда нет. И не смей мне перечить! Надоело твои бредни слушать!

— Да не бредни это. Я же не слепая — вижу. Девочка просто боится рассказать. Почему — не знаю, но боится, и ты как хозяин должен разобраться в этом.

— Да ничего я ей не должен! Я из жалости, потому что ты просила, приютил эту нищенку, кормлю ее, пою, и теперь еще оказывается, я ей что-то должен! Ничего не должен! Ничего! Поняла? И чтоб больше не смела рта раскрывать по этому поводу!

— Да с чего ты так взъелся на нее? Что не так она сделала? Что такого предосудительного я попросила? Я попросила лишь попробовать узнать, что с ней случилось, и не обидел ли ее кто. Почему это тебя так разозлило? Я ничего не понимаю, Грегор.