Кровь и память - Макинтош Фиона. Страница 47

Глава 17

На то, чтобы сбросить с себя печаль, у Элспит ушел целый день и следующая за ним ночь. Когда же это ей наконец удалось, она поняла — пора распрощаться с добрыми людьми, которые в трудную минуту позаботились о ней. Девушка видела, что своим задумчивым видом отпугивает спутников, а женщины, которые до этого весело щебетали о том о сем, теперь стараются держаться в сторонке, чтобы не докучать ей разговорами.

Кибитки остановились у Пяти Дорог. В этом месте дорога и впрямь расходилась во все стороны, и Элспит распрощалась со своими попутчиками. Она даже заставила себя улыбнуться и тепло обняла обеих женщин, особенно Руфь.

— Я буду переживать за тебя, — сказала та.

— Не стоит, — заверила ее Элспит. — Я смогу позаботиться о себе.

— Но если хочешь, можешь остаться с нами, — предложила Мэг.

Элспит прониклась благодарностью к добрым женщинам — в конце концов, мир не такое уж сплошное зло.

— Спасибо. Я бы осталась, но мне нужно найти сестру Корелди — собственно, к ней я и держала путь, когда набрела на вас.

— Ты уж меня прости, — произнес Хэм — он все еще переживал, что сообщил попутчице дурную весть, — и вручил ей мешок с провизией.

Элспит взяла мешок и пожала Хэму руку, чтобы тот не терзался.

— Вы все были так добры ко мне. Уж лучше услышать такую весть от добрых людей, чем от тех, кто будет потом злорадствовать. А за меня можете не беспокоиться. Со мной все будет хорошо, обещаю вам. Конечно, известие меня потрясло, но я, как только передам новость семье Корелди, займусь своей собственной жизнью, — солгала она.

Девушка надеялась, что никто не спросит ни о вымышленной сестре, ни о том, где же тот самый дом, который она ищет. На счастье Элспит, ее никто об этом не спросил, и после очередных объятий и слов прощания кибитки с ее новыми знакомыми покатили дальше, держа путь на восток, к границе Бриавеля, и вскоре скрылись из виду. Оставшись одна, Элспит задумалась. Конечно, она могла бы проделать оставшийся путь вместе со своими благодетелями и таким образом достигла бы Фелроти гораздо быстрее. Но ей действительно хотелось оказаться одной. На душе полегчало. Она повернула на дорогу, которая вела на северо-восток. То был кратчайший путь до Фелроти. Казалось, что внутри у нее все застыло или умерло. Сознание притупилось. Сначала зов Лотрина и вот теперь известие о том, что Уила больше нет в живых, лишили ее душевных сил.

— Теперь все зависит только от меня, — сказала она и зашагала по пустынной дороге.

Как ни странно, звук собственного голоса вселил мужество. Сначала она сдержит обещание, данное Уилу, — отыщет его сестру и передаст под защиту герцога Фелроти. После чего вернется в Йентро и проведает тетушку, если, конечно, старушка все еще жива. От тетушки всегда можно получить дельный совет. Придя в Йентро, Элспит соберет все имеющиеся у нее средства, а потом отправится на север, в горы. Мысль о том, что ей придется оказаться среди голых скал в суровое время года, не слишком вдохновляла, но стоило ей вспомнить голос Лотрина, как она тотчас сказала себе, что не имеет права понапрасну терять время.

Покоя не давала одна единственная мысль — что сталось с Лотрином. И она непременно это выяснит, даже если такое знание будет стоить ей жизни. Ведь именно благодаря его любви она впервые забыла, что такое одиночество. Нет, она не отступится, она будет сражаться до конца.

Элспит расправила хрупкие плечи, гордо вскинула голову и зашагала по дороге, исполненная решимости выполнить обещание.

Илена и Пил присоединились к пестрой толпе людей и животных, что брели через главную площадь городка Дорчистер Грин. День был рыночный, и в воздухе носились ароматы свежеиспеченного хлеба и горячих мясных пирогов, отчего им еще сильнее захотелось есть.

— Когда мы с тобой ели в последний раз? — спросила Илена, глядя на огромные круглые головы сыра и горшки супа из потрохов.

В животе у Пила громко заурчало.

— Не помню, госпожа, — ответил он, отступая в сторону, чтобы мимо, вальяжно покачивая боками, прошествовала корова. — Но останавливаться нельзя, тем более что у нас нет денег.

Отчаяние уступило место раздражению.

— Но это же несправедливо! У меня есть деньги, другое дело, что у меня их нет при себе! Извини, Пил.

— Ну-ну, не надо, — попытался успокоить ее юноша и даже взял за руку. Ему не надо было ничего объяснять. Его спутница привыкла ни в чем себе не отказывать. Ей не надо было думать о том, где и что она съест в следующий раз. Впрочем, за стенами монастыря и он сам жил в относительном удобстве, по крайней мере еды там было всегда вдоволь.

— Пойдемте, мы не можем тут задерживаться.

Привлеченные пестротой красок, они остановились у прилавка с фруктами. Теперь в животе громко урчало у обоих, тем более что к ароматам фруктов присоединился еще один упоительный запах — жареного мяса.

— Мы не продержимся и дня, если не поедим, — жалобно произнесла Илена.

Она была права, но Пил лишь пожал плечами — впрочем, что еще ему оставалось.

— Единственный выход — украсть что-нибудь, госпожа. Однако, боюсь, что я не смогу этого сделать.

— В таком случае придется просить подаяния, — ответила Илена, причем с такой решительностью, что у Пила не нашлось слов, чтобы возразить ей. — Да-да, — продолжала она, — я буду петь, У меня неплохой голос, по крайней мере мне так говорили. Пением я заработаю нам на хлеб, а ты… ты спляшешь рядом со мной джигу, — закончила она уже не столь уверенно.

— Хорошо, — храбро согласился Пил, в надежде на то, что его собственный голос не выдаст сомнения относительно этой весьма унизительной затеи. — Можно попробовать. Я ведь тоже жутко проголодался, госпожа.

На лице Илены появилось нечто похожее на улыбку, правда, довольно грустную.

— Тогда давай поскорее встанем вон там, рядом с городским колодцем.

Пил поплелся за ней следом, размышляя, сумеет ли Илена своим голосом заглушить стоявший на площади гам: торговцы наперебой зазывали покупателей к своим товарам, громко мычали коровы, ревели быки, дети с визгом носились друг за дружкой, играя в догонялки.

— Вот здесь, — велела ему Илена. — Положи к ногам шапку.

Пил смущенно выполнил ее распоряжение.

— Вы и в самом деле хотите, чтобы я танцевал, госпожа? — спросил он упавшим голосом. — Я ведь и так едва держусь на ногах.

— Если не можешь, то не надо, — согласилась Илена. Она расправила порванную юбку и убрала с лица всклокоченные волосы. — Просто я подумала, почему бы нет? Самое главное — улыбайся прохожим, чтобы они пожалели нас. Вот если бы у тебя была выбрита тонзура… Люди обычно сочувственно относятся к монахам, — добавила она и прокашлялась, перед тем как запеть.

Пил принялся разглядывать свои ноги. Он ждал. Когда же Илена запела, паренек от неожиданности открыл глаза, удивленный тем, каким звонким и чистым оказался ее голос, и принялся искоса наблюдать за Иленой. Голос ее и впрямь звучал как серебряный колокольчик и рвался вверх, к небесам, как птица, выпущенная из клетки. Пил тотчас узнал песню — печальную балладу о девушке и юноше, которые росли вместе, стали возлюбленными, и их страсть благословили сами боги. Но юноша убит ревнивцем-соперником… и баллада продолжалась дальше, бередя душу.

Вскоре рядом с ними начала собираться толпа. Илена удачно выбрала песню — баллада была длинная, в добрую дюжину куплетов, и таким образом успела привлечь к себе внимание. Понимая, что его присутствие больше не обязательно, Пил отступил в сторонку. Слушатели стояли, устремив взгляды на прекрасную, хотя и непричесанную певунью, которая изливала в песне свою неуемную печаль. Илена же, погруженная в собственные мысли, не замечала их. Не заметила она и того, как в шапку упали первые монетки, как люди постепенно притихли, слушая ее, словно зачарованные.

А вот от внимания Пила ничего не ускользнуло. В частности, он заметил, что из соседней таверны вышел некий человек, судя по платью, богатый дворянин. Будучи в годах, он оставался красивым, статным мужчиной. Волосы, некогда светлые, но уже тронутые сединой, были гладко зачесаны назад, что еще больше подчеркивало правильные черты лица, на котором кое-где пролегли морщины. Короткая бородка являла собой мешанину цветов — желтоватого, серебристого и кое-где даже рыжего, что придавало лицу незнакомца особую привлекательность. Взгляд глубоко посаженных голубых глаз был устремлен на Илену. С ним рядом стоял еще один человек, вероятно, его спутник. Мужчина тотчас сделал ему знак, чтобы тот замолчал. Судя по всему, бородач привык раздавать повеления, и даже складки, залегшие в уголках рта, говорили о твердости характера и силе воли. Выйдя из дверей трактира, он пересек площадь. Люди покорно расступались, пропуская его вперед, отгоняя с пути коз и осликов.