Пять имен. Часть 2 - Фрай Макс. Страница 108

— Сейчас она поцелует Панангу (так звали юношу), — возбужденно прошептал мне Абиквара.

Бабочка замерла. Со своего места я не мог видеть, что же именно происходит, — я видел только неподвижно сидящего юношу и тяжело пульсирующее брюшко бабочки. Спустя какое-то время бабочка снова упала на колени сидящего юноши, раскрыла свои крылья и, тяжело взлетев, исчезла в ночи. На губах у Пананги я увидел кровь. Старики вновь принялись отбивать ритм своими палками. Внимание всех собравшихся было теперь приковано к бледному Пананге. Какое-то время он сидел совершенно неподвижно. Глаза его ничего не выражали. Потом он вдруг резко вскочил и колотушки опять смолкли. Воздев руки к небу и запрокинув голову Пананга начал выкрикивать что-то на все том же непонятном мне языке.

— Что он говорит? — спросил я Абиквару.

— Это древнее пророчество о худурш(hoodursh) — потомках древних богов, которые тайно живут среди людей и ждут того времени, когда вернутся те древние, кто будет править миром.

Пананга опустил руки и замолк. Какое-то время царило всеобщее молчание, а потом все присутствующие по очереди стали подходить к Пананге. Каждый что-то говорил ему и каждому юноша что-то говорил в ответ.

— Они спрашивают у черной бабочки о своей жизни, и она им отвечает, — объяснил мне Абиквара.

Я не стал дожидаться окончания церемонии. Голова у меня болела, ноги затекли от долгого сидения. Пожелав Абикваре доброй ночи, я пошел спать.

На следующий день я узнал, что Пананги в поселке нет. Как объяснил мне Абиквара, юноша ушел к “началу мира” и так случается с каждым, кого целует черная бабочка-хуштуг саат.” [80]

Впоследствие такие известные путешественники и исследователи тропических лесов Бразилии как Перси Фосетт и Карл Август Фишер, [81] руководствуясь заметками полковника Бернетта, пытались отыскать племя саат-тауока, но безрезультатно. Только в 1961 году лингвист и антрополог Дэвид Лауф, путешествуя по штатам Мату-Гросу и Мату-Гросу-ду-Сул случайно натолкнулся на поселение индейцев саат-тауока в долине реки Шингу. Он прожил с саат-тауока четыре года, исследуя язык и традиционное мировоззрение индейцев. В своей книге “Mythology Beyond Man and Reason” [82] Дэвид Лауф дает довольно необычную [83] интерпретацию культа “черной бабочки”, связывая его с т. н. “запредельным мифом”.

Как известно, термин “запредельный миф” ввел в научный обиход Виктор Торндал. [84] Он в частности пишет следующее: “Сюжет архаического мифа о творении (происхождении) предполагает наличие по крайней мере трех основных актантов. Во-первых, это собственно творец — культурный герой, бог-демиург или тотемный предок; во-вторых, — это тот материал, из которого творец создает землю, воду, огонь, человека, животных, растения и т. д.; и, наконец, в-третьих, — это антитворец, некая терратоморфное существо (чудовище, змей, дракон), которое либо владеет необходимым для творения материалом, либо каким-то образом препятствует творцу этот материал обрести. Иногда обретение “материала” творения представляется как “возвращение утраченного” (на мой взгляд это является позднейшей интерполяцией, имеющей своей целью оправдать экспансивное поведение демиурга), но чаще в мифах подчеркивается, что “антитворец” владеет исходным “материалом” творения по праву. И более того, некоторые архаичные мифы (шумеро-аккадские мифы о борьбе Мардука и Тиамат, гелиопольский миф творения, мифы юго-восточных племен Австралии, палеоазиатские мифы о Вороне, меланезийские мифы творения и др.) позволяют сделать вывод, что антропоморфный характер демиурга носит компенсаторный характер, и что первоначально миф творения представлял собой сюжет борьбы существ, не имеющих к человеку никакого отношения. Позднее наиболее агрессивной/активной стороне в этой борьбе стали приписывать человеческие качества. В результате, чуждый человеческому сознанию и по сути дела “запредельный” миф о предначальной борьбе превратился в миф о творении. Таким образом, дошедшие до нас мифы творения имплицитно содержат в себе свернутый “запредельный” миф, который в определенных случаях поддается реконструкции”. [85]

К сожалению внезапная смерть Виктора Торндала в 1964 году оставила задачу реконструкции “запредельного мифа” неразрешенной. Позднее попытку такой реконструкции предпринял Дэвид Лауф в уже упоминавшейся выше работе “Mythology Beyond Man and Reason” на материале записанных им мифов племени саат-тауока, сосредоточенных в основном вокруг культа “черной бабочки — хуштуг саат” и ритуала “поцелуя” бабочки.

По причине скептического отношения академической общественности к научной деятельности Лауфа его книга была выпущена более чем скромным тиражом в небольшом американском издательстве Ketegatt & Rappoport и до сих пор не переиздавалась. Думается, здесь будет уместным привести некоторые выдержки из труда Лауфа, сопроводив их по необходимости нашими замечаниями.

“Все мои распросы относительно “языка богов”, на котором саат-тауока общались с избранником бабочки, наталкивались на стену искреннего непонимания. В обыденной жизни индейцы говорят на языке паумари, относящемся к довольно-таки распространенной в Мату-Гросу аравакской языковой семье. Однако же в ночь прилета бабочки они начинают пользоваться совершенно неизвестным мне языком, состоящим сплошь из свистящих, шипящих и придыханий. Парадокс ситуации заключается в том, что никто из самих индейцев саат-тауока просто не замечает перехода с одного языка на другой. Когда я пытался им указать, что на самом деле они говорят на двух разных языках, они смеялись и высовывали языки, тем самым как бы демонстрируя, что язык у них всего один.

“Как человек может говорить на разных языках, если мир всего один?” — сказал мне один старый индеец, и я не нашел, что ему ответить. В результате саат-тауока удалось до определенных пределов убедить меня в том, что то, что я воспринимаю как звуки незнакомой мне речи есть на самом деле образы какого-то иного мира, воспринимаемые мною исключительно посредством слуха.

Как бы там ни было, в ночь прилета бабочки я обратился к избранному бабочкой оракулу на английском и ответы получил также на английском языке. Впрочем, события той ночи настолько потрясли меня, что я перестал понимать, что такое “говорить”.

Мои вопросы оракулу, как во время первой, так во время второй беседы строились в основном вокруг мифологических представлений саат-тауока. На основании полученных мною ответов — не всегда ясных и очень часто слишком лаконичных — мне все же удалось вычленить структурно законченный сюжет, который объясняет ритуал “поцелуя бабочки” в функционально-мифологическом контекте. Этот сюжет может быть представлен следующим образом:

В те времена, когда еще не было тени, Нфанхва тихо лежал, свернувшись, как водяная улитка. Под ним была мутная неразличимая пучина и над ним была мутная неразличимая пучина. Все было в нем, все принадлежало ему, и не было никого, кто бы еще тут лежал. Потом из самой глубокой бездны поднялся Тот-Кто-Был-Прежде [86] и своими острыми, как взгляды незамужних женщин, когтями распорол Нфанхве толстое брюхо. Все, что было внутри, стало снаружи. Луна, звезды и Солнце; земля растения и звери; люди, грибы и дикие кошки вышли из тела Нфанхвы и стали видны друг другу. Увидел все это Тот-Кто-Был-Прежде и захотел на все это смотреть. Тогда рассердился Нфанхва и ударил Того-Кто-Был-Прежде своим хвостом по четырем сторонам света. Опустился Тот-Кто-Был-Прежде в самую глубокую бездну, но перед этим успел произвести в мире свое потомство: худурш — тех, кто тайно ждет. Тогда взял Нфанхва в рот четыре камня и плюнул на четыре стороны света. Так запечатал он глубокую бездну по четырем сторонам света, чтобы больше не поднимался Тот-Кто-Был-Прежде. А все, что вышло из его тела, Нфанхва собирать не стал, потому что он снова остался один и ему было безразлично, что — внутри, а что — снаружи. Каждый год к людям, к тем, что вышли из тела Нфанхвы, прилетает хуштуг-саат — черная бабочка, которая есть дыхание Нфанхвы над неразличимой пучиной, чтобы напомнить о камнях-печатях. Людям возвращается память, а камням возвращается сила. Тот-Кто-Был-Прежде бъется, но не может выйти, а его потомки — худурш тайно живут среди людей, хотя сами не люди. [87] Они ищут способа разбить камни, чтобы освободить Того-Кто-Был-Прежде, но не могут приблизиться к камням, потому что земля вокруг камней пропитана слюной Нфанхвы. Худурш тайно ждут прихода Того-Кто-Был-Прежде, ведь если придет Тот-Кто-Был-Прежде, то они унаследуют мир.