Русские инородные сказки - 6 - Фрай Макс. Страница 20

Лиска кивнула и полезла на печь — за тазиком. Появление девушки заметно отразилось на поведении каторжанина: бесследно исчезли просительные интонации, а вместо них вдруг появилась улыбка — нехорошая, преступная.

…Через полчаса Анастаса привели в порядок — умыли, накормили, и девушка лично привязала к виску какую-то травку. Последнее обстоятельство заинтересовало гостя:

— А скажи, дядя мельник, правду люди говорят, что вы с нечистой силой знаетесь?

— С чертями, что ли? — Мельник лениво похлопал себя по сытому пузу. — А для чего они мне? Муку молоть, хе-хе, я и сам могу. Сорок лет этим занимаюсь. А что там люди у себя болтают, так до того мне и дела нет. Болтать-то болтают, а по осени все как один к дяде мельнику на поклон бегут. И ничего, чертей не вспоминают. Хе-хе…

— Но травы-то ты знаешь, — Анастас указал рукой на повязку.

— Травы знаю, — согласился хозяин. — Ты вот все по каторгам да по дорогам шатаешься, а я всю жизнь в лесу прожил — так что же мне знать-то, как не свой лес? Я и лихорадку ивовым прутом заговариваю и простуду лечу. Я, парень, много чего умею.

— А ты меня каторгой не упрекай, — обиделся гость. — Отними у тебя мельницу — и ты с кистенем по миру пойдешь! Тебе тогда совсем другое уменье пригодится.

— Ну уж!.. — усмехнулся мельник. — Кто отнимет-то?

— Я к примеру сказал. У моего отца тоже лавка была. Когда сукном торговали, хорошо жили, по-купечески. Только случился раз пожар у соседа-москательщика — и конец пришел нашей торговле. Отец-то накануне все свое добро в лавке сложил. Сколько было, столько и сгорело. — Стасу тяжело было вспоминать о случившемся. — Так что ж мне теперь, к господам в батраки наниматься?! За тарелку баланды?..

— Можно и в артель устроиться, на мануфактуру…

— А ты видел их когда-нибудь, работничков этих? Не-е-ет, не видел… А зря. Ты сходи-ка на Илью в церковь, нарочно сходи, посмотри — они к празднику, как черви, из своих нор на паперть сползаются. И мне к ним, что ли, головой трясти?!

Хозяин вежливо поинтересовался:

— Тебя за что арестовали-то?

— А вот за того самого москательщика. Он ведь специально у себя керосин поджег, чтобы отца моего выжить. Думал, никто не догадается… Три года меня потом искали.

Услышав это, Лиска вздрогнула и посмотрела на отца. Невозмутимый мельник только сонно кивал головой. Затем достал еще ватрушку.

— Поешь еще, а то поздно — время спать ложиться. Скоро уж светать начнет…

— Темный вы народ, мельники, — помолчав, заметил Анастас. — Вот и девку у себя держишь, травам учишь… Охота ей здесь с тобою киснуть?

Лиска неопределенно усмехнулась и, опустив глаза, принялась пальцами перебирать туго заплетенную косу.

— Может, и охота, — отозвался хозяин. — Я ее силком не держу. Захочет — уйдет. Только вроде как не с кем ей идти — замуж не берет никто.

— Не бежал бы со стройки — взял бы, — искренне признался Стас. — Красивая у тебя дочка, статная…

Девушка вспыхнула и, закинув косу за спину, повернулась вполоборота к окну.

— А я бы, может, и не пошла с тобой!

— Лиска! — цыкнул на нее отец. — Я твое слово потом спрошу. Тоже мне королевна сидит…

Каторжанин с насмешкой посмотрел на хозяев и переменил тему разговора:

— А как тут у вас хуторские, ничего народ?

— Нормальные. А тебе от них чего нужно-то?

— Да… — парень развел руками. — Одежонку бы какую-нибудь человеческую. Не идти же мне вот так до города…

Тут в разговор неожиданно ввязалась Лиска.

— Не дойдешь ты!! Шагу отсюда не сделаешь! Поймают тебя и удавят!.. (Мельник с удивлением и интересом посмотрел на дочь.) Я ведь тебя насквозь вижу: болтаться тебе на осине, как Иуде Искариотскому! У нас в прошлом году тоже сбежал один. Только до хутора и дошел — наутро его сонным повязали. Наши всё про всех знают — попался ты, каторжанин!

Анастас нахмурился и очень внимательно посмотрел на девушку. Долго смотрел. Затем хлопнул себя по коленям:

— Ну вот что, хозяева дорогие!.. Зла я вам не делал, а что хлопот доставил — извиняйте. Может, и хороший ты человек, дядя мельник, да только дочка у тебя больно сердитая. Не хочет, чтобы я оставался.

— Уходи! — отрезала Лиска.

— Э-эх… — Гость шумно поднялся, отчего опять пахнуло махрой, и пошел к выходу.

Мельник тоже посерьезнел, отложил лепешку, но за девчонку извиняться не стал.

— Выйдешь из дверей, иди прямо по тропинке, не сворачивай. Если в камыши свернешь — до утра в тумане промыкаешься…

— Спасибо за хлеб-соль… — Детина дошел до двери и как-то по-особенному оглядел избу, по-хозяйски. Улыбнулся: — Может, свидимся еще!.. — и выскочил в темноту.

…Первым делом Лиска задвинула дверь на засов. На это мельник досадливо закачал головой:

— Ни к чему это. Не придет он больше…

Дочка испуганно зашептала:

— Батька! Не беглый он!.. Все врет. От Яшки Босого он пришел, из банды. Неделю назад двое на хутор приходили — богатые дома ищут. А вчера облава на них была — стреляли…

Мельник усмехнулся и ласково погладил дочь по голове.

— Нельзя гостей выгонять. Кто бы он ни был — нехорошо это… Гостя Бог посылает. А грабить нас все равно не будут — небогатые мы…

Лиска непонимающе посмотрела на отца.

— Ты что, батя?! Он же на меня глаз положил!.. Приедут, пожгут овины и меня с собой заберут. Беда ведь это, батька!

— А тебе и пора мужика своего иметь, — рассудил хозяин. — Засиделась ты в лесу — это он верно сказал. Вернется — поговорим…

— Не пойду я за него! Не хочу в банду!.. — закричала девушка.

Мельник вздохнул, с сожалением глядя в самовар:

— Собери лучше чашки — не до утра же чаевничать. Может, еще и не вернется он. Арестуют. Сорок лет я здесь сижу — ни разу меня не грабили. Главное — с гостями по-хорошему обойтись. Запомни это, дочка…

Поджав губы, Лиска стала убираться на столе. Отец посидел, похлопал сонными глазками и негромко велел:

— Завтра сходишь к овинам, у Прошки Карпыча два мешка отсыплешь. Мука у нас кончается.

Лиска остолбенела:

— Как? Опять у Прошки?!

— Ничего. С него не убудет. А жаловаться станет, так пускай со своим зерном в Потылиху едет, — мельник усмехнулся: до Потылихи было двадцать с лишним верст. — Там, может, бесплатно мелют…

Снаружи послышался плеск воды — громче, чем от мельничного колеса. Лиска насторожилась:

— Опять выдра прыгает?

Мельник помолчал, послушал.

— Да… Похоже. Не оступился бы наш гостюшко: в такой-то туман!..

* * *

…Анастас спрыгнул на тропинку и шумно вдохнул влажный речной воздух. Черное августовское небо было сплошь усеяно звездами: они кончались там, где чернели макушки деревьев — лес. Молочная лента тумана висела над водой, словно вторая река; ее серебристые ручьи, завиваясь, бежали к деревьям, уходили в лесную темень. Седые ивы выступали из тумана как огромные холодные скалы.

Пришелец нащупал узкую тропинку и, насвистывая, не спеша побрел вдоль реки. Тропинка шла от избушки до мельницы, затем сворачивала в лес и вела дальше — к овинам и хутору. Там туман заканчивался, но начиналась сплошная темень — хоть глаз коли.

Пройдя метров тридцать, Стас начал было искать поворот, как вдруг услышал со стороны мельницы жалобный детский голос:

— Помоги. Помоги.

Парень остановился. Прямо перед ним возвышалось черное неказистое строение, из-под которого между бревен вырывалась пенистая струя воды — здесь же, в тумане, прятался омут.

— Кто там? — негромко позвал Стас.

С мельницы не ответили. «У них что там, работник, что ли?..» Стас постоял немного, прислушался.

— Чего помочь-то?

Входить в само строение Анастасу не хотелось. Не то чтобы он кого-то боялся, просто без света там нечего было делать. Тем более что больше никто не отзывался.

«Может, померещилось?..»