Экскурсия - Жуков Н.. Страница 6

— Ниэнор,— сказал я над плечом Келеборна. Эльф подпрыгнул так, будто я ругнулся по-мордорски.

— Что?!

— Ниэнор, говорю, — несколько обалдело повторил я.— Сорт м-маков… Назван в честь девушки, потерявшей память. Я послал одному заказчику из Итилиэна десять семян, а тут уже вон какие цветники!

Меня понесло по любимой стезе. Оле говорит, что когда я сажусь на своего конька, то становлюсь еще хуже Трофи с его ископаемыми орками. Но Келеборн слушал с интересом, даже кое о чем переспросил поподробнее, и поглаживал цветы по листьям и лепесткам. А они тоже будто узнали его и тянулись, поворачивались, как к солнцу. И звучала тихая-тихая тема древней "Песни о Ниэнор Ниниэль".

Из этого приятного состояния нас вывел вернувшийся айзенгардский отряд под предводительством "дунаданца".

— Пойдемте смотреть "Окно заката",— сказал я. — Солнце садится.

По узкому каменному коридору всю нашу толпу провели в довольно обширную пещеру. Она носила на себе следы использования под жилье. Ни сталактитов, ни сталагмитов не наблюдалось. В одной из стен была пробита высокая арка, а за ней откуда-то сверху стекала вода. Закатная подсветка действительно была хороша, но об этом написано уже в стольких путеводителях, что мне нет нужды повторяться. Келеборн не слишком уютно чувствовал себя под землей — ведь он почти всегда жил на дереве, и некоторая клаустрофобия меня не удивила. Я подумал, стоит ли заводить водопад у себя в норе, но вспомнил, почем мне влетела совсем недавно новая сантехника, и решил, что хватит мне и сауны с душем.

Экскурсовод предложил пройти посмотреть Тайный пруд. Все прошли еще одним узким извилистым ходом, причем самая толстая айзенгардка чуть не застряла. Было много визгу и усилий по извлечению. В конце концов вся кодла оказалась на чем-то вроде скального балкона, с которого вели трапы к озерцу. Кожаный "дунаданец" предложил искупаться и сыграть в "Поймай Голлума" — историческая игра. Он объяснил условия: купание происходит при естественном освещении (то есть в нашем случае — при луне, скрывшейся в дымке), один участник назначается Голлумом и должен покинуть пруд, но не через пещеры. Кого назначили, остается тайной для остальных. Интеллигентный харадримец спросил, не опасны ли такие увеселения. Кожаный объяснил, что при водоеме имеется тайная спасательная служба, состоящая сплошь из прямых потомков настоящего Голлума. Эта информация удовлетворила всех, кроме меня и Келеборна. Он шепнул мне, что предпочел бы утонуть, чем быть спасенным пусть даже потомком такой твари, как Голлум. Я ответил, что по моим данным, никаких потомков нет и быть не может, но я не желаю никого ловить и быть выловленным. Поэтому я заявил экскурсоводу, что мы вне игры, потом недолго думая — темно ведь — содрал с себя одежку и полез в пруд. Келеборн походил по скале, огляделся — и спокойно полез в воду, оставив на берегу только сумку. "Вот и стирка",— подумал я. Впрочем, серая одежда эльфа не пачкалась и не мялась, по моим наблюдениям. Я-то по таким погодам переодеваюсь трижды в день. Мы засели на мелководье, под раскидистой ивой. Вокруг цвели кувшинки, кубышки и лотосы. Сквозь дымку и ветви проглядывали то луна, то звезды.

— Совершенно чудесная ночь, если оглохнуть,— вдруг сказал Келеборн. Он был прав на триста процентов, как выражается Оле. Тихая летняя ночь оглашалась визгом, плеском, плюханьем экскурсантов, которые рьяно ловили Голлума. "Дунаданец" орал в свой мегафон: "Колечко-колечко, выйди на крылечко!" Это, видимо, был сигнал для тайного Голлума сматываться. На галерее появились к кие-то тощие ребята — видимо, спасатели. Судя по их действиям, основным методом страховки был пересчет купальщиков по головам. Кто-то с чем-то белым в руках вдруг засвистел в свисток, все забегали, экскурсовод заметался. Тут луна вышла из тучек, и Келеборн рассмотрел, что они машут списком экскурсии — видимо, кого-то потеряли. Мы еще посидели, гадая, кто же утоп, причем ни я, ни эльф не испытывали скорби, да и любопытства особого тоже. Потом я стал размышлять вслух, что вот ведь такой маленький пруд, и каждый вечер тут плещутся и топают подобные компании, так как же еще целы все эти лилии и лотосы? Наверное, со времен, когда пруд был заповедным, они прошли солидный отбор на вытаптывание. Я уже думал, как бы получить отсюда осенью семена, потом попробовал подрыть корешок, но сам себя устыдился. Тогда я стал рассуждать вслух на тему, где бы я спрятался, "если бы Голлумом был я". Тут Келеборн как-то недобро хихикнул — совершенно не по-эльфийски, как мне показалось.

— А ведь это мы утонули,— сообщил он. Я уставился на него, потом взглянул на берег. Там шухер был уже нешуточный. Все турье повылезало, кто одевался, кто прыгал, кто вопил какие-то указания. Я вспомнил, что сказать-то я сказал, что мы не играем, да ответа не услышал. Наверно, "дунаданец проигнорировал мое обращение, и теперь платился за это.

— Тогда еще посидим,— сказал я довольно. — Вы не замерзли?

— Нет, что вы,— ответил Келеборн. — Только комары появились.

Мы сидели на одинаковой глубине, но я при этом был погружен до подбородка, а эльф торчал из воды больше чем на фут. Конечно, его начали кусать раньше.

— Интересно, какой у них приз в этой игре? — мечтательно проговорил я. — Золотой Голлум, что ли?

Келеборн вместо ответа хлопнул себя по щеке. Тут над прудом врубили аварийное освещение. Что нас заметили, я понял сразу — беготня и визг замерли, все как бы повисли в воздухе так, как застал их момент включения света. Потом над Итилиэном пронесся облегченный мат. Экскурсовод, однако, помнил, что он при исполнении, в отличие от голлумов которые, шлепая ластами по камню, вдохновенно-визгливо крыли нас, перегнувшись через балюстраду.

— Господа, мы вас чуть не потеряли,— сказал он, прикрывая приторно-вежливой интонацией желание нас растерзать. — Не угодно ли проследовать в отель?

— Угодно,— сказал я. — Только лампочку погасите, пожалуйста.

Это вызвало новый шквал брани, причем к спасателям добавились "внучата". Тогда Келеборн встал — воды ему было чуть выше колена — отряхнулся по-собачьи, вышел на берег к шумящей публике, что-то негромко сказал, щелкнул пальцами — и лампа в прожекторе со звоном разлетелась. Наступила тишина, какой здесь не было, наверное, со времени Пробуждения Людей. Я быстро вылез и оделся, после чего все взяли курс на гостиницу. Экскурсовод недобро поглядывал то на меня, то на Келеборна, но молчал. Молчали и все остальные.

На ужин в отеле "Хеннет Аннун" подавали фирменного "кролика тушеного с травами" и фиш. Кролик был выше всяких похвал, свидетельствую как Гэмджи. Что же касается фиш-ш-ша, то пусть его едят такие голлумы, как Оле Тук. Я спросил у официанта фирменный пластиковый конверт, похоронил там останки, а на надгробье начертал тиритский адрес советника Тука. Заодно проверим, как работает почта, и не подвергается ли корреспонденция его превосходительства перлюстрации.

Келеборн явно не понимал, чем это я занимаюсь, но смотрел одобрительно. Гостиница ему нравилась, никаких особых следов Мордора в ней не было, все окна были, понятное дело, на Запад. Андуин в лунном свете был весьма живописен. Конверт я бросил на столе и отвлекся на чудесное ежевичное вино. Келеборн рассеянно вертел в пальцах вилку, пока она не улетела под стол. Он машинально проводил ее туманным взором — и уперся оным в конверт.

— У вас друзья в Гондорском королевском совете, Рэнди? — с некоторым изумлением спросил он.

— Так получилось, — сказал я. И от нечего делать изложил Келеборну историю советника Тука.

Оле еще в Шире показал свои финансовые таланты по добыче денег из ниоткуда, провернув знаменитую операцию "Матом". Как известно, вход в Ширский Музей ненужных вещей — по-старому Матомарий — всегда был бесплатным. Оле напечатал по знакомству несколько сотен билетов обычного образца и посадил свою очаровательную кузину Уртику Тук продавать их у входа в музей. Если кто-то из желающих пройти спрашивал, разве нельзя, мол, войти бесплатно, кассирша включала свое обаяние на полный накал и отвечала, что можно, сколько угодно. Посетители, не желая прослыть скрягами или тугодумами, не переспрашивали, а платили и проходили. Власти Удела спохватились только через месяц. Местный ширриф ворчал и пытался привлечь Оле к суду, но не тут-то было. Во-первых, законы были известны Туку гораздо лучше, чем ширрифу. Во-вторых, Оле тут же свернул бизнес и объявил, что устраивает на всю полученную сумму Обжорную вечеринку — просто так, без повода. И в качестве полагающихся в таких случаях подарков гостям накупил таких жутких матомов, что вскоре экспозиция Матомария сильно пополнилась. В-третьих, выяснилось, что в дни, когда Уртика торговала билетами, число посетителей непрерывно росло, и в последний день их явилось втрое больше, чем бесплатно бывало в неделю. Тогда Тан и старосты, посовещавшись, решили пригласить мисс Тук на постоянную работу в том же качестве, но оказалось, что, пока суд да дело, она успела выйти замуж за одного из посетителей, а тот заявил, что "такой матом не отдаст никому даже напрокат". В общем, эта комбинация не принесла Оле денежной прибыли, зато вскоре пришло приглашение на работу в казначейство Гондора. Келеборн, хотя и развлекся моим рассказом, все же заметно думал о чем-то своем, а интересовал его не сюжет, а я как рассказчик. Видимо, загадочная эльфийская душа плохо воспринимает сугубо материальную сторону жизни. Зато от повышенного внимания к моей скромной персоне я разошелся и был готов на дальнейшее хулиганство. Но по здравом размышлении я ограничился все же отправкой рыбьего скотомогильника Туку, а сам пошел спать в номер.