Тайна двух океанов - Адамов Григорий Борисович. Страница 27

— Вот хитрые! — сказал вслух изумленный Павлик. — Как притворяются!

— Кто хитрый, бичо? — неожиданно раздался голос зоолога. — Кто притворяется?

Павлик так увлекся своими наблюдениями, что забыл, где он и что вокруг него. Впрочем, он сейчас же пришел в себя и ответил:

— Тут такая масса животных живет на водорослях, и все страшно похожи на мшанок. Я их даже сразу не различил…

— А-а-а… Это называется мимикрия, бичо. Животные принимают окраску или внешний вид окружающих предметов и благодаря этому спасаются от врагов или делаются незаметными для добычи.

Во всех щелях между стеблями и листьями водорослей показывались и исчезали странные существа, которых Павлик не заметил и не разглядел в первые минуты своего появления в этой чаще. Все они были невелики — пятнадца-ти-двадцати сантиметров в длину — и держались в воде вертикально, как будто стоя. Их головы и шеи были совершенно похожи на лошадиные, при этом морды были вытянуты в трубку, и посередине трубки, на бугорке, вроде бородавки, торчали кверху два длинных луча, загнутых, как клыки. На гордо изогнутой шее стояла дыбом растрепанная реденькая грива. Шея пониже переходила в кругленькое брюшко. На спине у конца шеи стоял, похожий на раскрытый полукруглый веер без ручки, плавник. Сейчас же за коротеньким брюшком начинался длинный гибкий хвост, скрученный впереди спиралью. Бледная пепельно-бурая окраска этих странных существ отливала порой то тускло-синим, то зеленоватым цветом.

«Ну, точь-в-точь шахматный конь с хвостом», — подумал Павлик.

Это были действительно морские коньки, смешные и в то же время грациозные создания. Они во множестве проносились в светло-зеленых щелях между водорослями, то медленно, с важным видом выпятив брюшко, гордо задрав свои лошадиные головы и выпучив удивленные глаза, то лежа быстро разрезали воду, работая хвостом, словно маленькие пароходики винтом. Некоторые, обвив концом хвоста стебли водорослей, покачивались на них, по-видимому отдыхая и высматривая добычу. При этом оба глаза их вертелись в разные стороны, независимо друг от друга, как у хамелеона. Два морских конька, быстро проплывая навстречу друг другу, неожиданно сцепились хвостами, переплелись ими. Они делали отчаянные усилия, чтобы расцепиться, тянули, дергались в разные стороны, отчаянно вертя глазами и зацепившись подбородками за ближайшие стебли.

Павлик, затаив дыхание и раскрыв рот в широкой улыбке, не сводил глаз с этих комичных лошадок, как будто сорвавшихся с шахматной доски. Неожиданно перед самыми глазами Павлика стоя повис в воде морской конек с большим отвисшим брюшком. Он пристально смотрел на Павлика, выпучив глаза под смешной растрепанной прической из нескольких отдельно торчащих волосков. Вдруг на нижней части брюшка морского конька кожа зашевелилась и открылась щель. Из щели показалась маленькая острая мордочка, и сейчас же из этого открывшегося кармана выскочила фигурка крохотного конька, очень похожего на большого, и до того смешная, что Павлик не смог больше удержаться и громко рассмеялся. Вслед за первым из кармана выскочило один за другим несколько десятков этих миниатюрных созданий. Они грациозно кружились вокруг своего плавучего дома и вдруг, стремительно бросившись к нему, в один миг скрылись в спасительном кармане, владелец которого моментально исчез из глаз удивленного Павлика.

Павлик не сразу заметил, что именно так напугало это жизнерадостное семейство. Потом среди слегка колышущихся пятнистых листьев он заметил глаза — угрюмые, злобные, под хмуро нависшими бровями. Потом вырисовались толстые, мясистые губы, изогнутые, опущенные в углах, с зажатой в них тоненькой веточкой водоросли. Наконец проступила и вся толстая бизонья голова, с лохматыми рогами и лоскутной бородой. Казалось, что вся рыба состоит из шевелящихся лоскутьев и лохмотьев, которые заменяли ей плавники и хвост, а большей частью вообще неизвестно зачем были насажены и болтались на голове, под головой, на щеках, за жаберной крышкой. Множество белых пятен — больших и малых — было рассыпано по всему телу этой необыкновенной рыбы и всем ее придаткам. Но именно эти странные лохмотья и пятна делали ее совершенно незаметной в чаще пятнистых колышущихся водорослей.

«Тоже мимикрия, — подумал Павлик, — приспособляется…»

Рыба неподвижно повисела несколько секунд, не сводя угрюмых глаз с Павлика, потом, успокоенная, повернулась к толстому стеблю и начала тыкать мордой в небольшой, с кулак, бугорок, прикрепленный над черенком широкого листа. Только внимательно вглядевшись, Павлик заметил, что этот бугорок является настоящим гнездом и что странная рыба прикрепляет к нему принесенную с собой веточку. Веточка вышла из ее рта, покрытая слизью, и крепко легла на свое место в стенке гнезда.

Очевидно, строительство гнезда этим и заканчивалось, так как рыба поднялась над ним и начала тереться брюшком о края его стенок. Из брюшка показалась нить икринок, которые рядами укладывались внутрь гнезда.

— Бичо! — опять неожиданно и резко прозвучал голос зоолога. — Начинай пеленговать! Направление — зюйд-зюйд-ост, глубина — от восьмидесяти пяти до восьмидесяти метров, частота — двадцать тысяч килоциклов, энергия — восемьдесят ватт.

Павлик быстро пришел в себя и четко, по-морскому ответил:

— Есть, Арсен Давидович! Направление — зюйд-зюйд-ост, глубина — от восьмидесяти пяти до восьмидесяти метров, частота — двадцать тысяч килоциклов, энергия — восемьдесят ватт.

Он поспешно снял с пояса плоский ультразвуковой пистолет, определил по компасу на левой руке направление, а по глубомеру высоту. Затем подняв пистолет и нажимая кнопку на нем, начал описывать им против себя дуги медленно, почти незаметно для глаза опуская дуло все ниже и ниже…

Павлик рос вдали от родины, далеко от ее радостной жизни, захватывающей борьбы с грозными силами природы и пережитками прошлых, рабских лет, далеко от ее побед и достижений. Шесть лет, таких важных для формирования человека, он провел в капиталистической Америке, в атмосфере вражды человека с человеком, рабочих с капиталистами, бедных с богатыми. Павлик жил одиноко, без матери, умершей в первый год после их переезда в тихий, патриархальный Квебек, без братьев и сестер, без друзей и товарищей.

Неожиданно, пройдя через смертельную опасность, Павлик попал на советский подводный корабль, в тесный круг мужественных людей, в сплоченную семью товарищей, привыкших к опасностям, умеющих бороться с ними и побеждать. Они покорили его сердце своей жизнерадостностью, своей товарищеской спайкой, своей веселой дружбой и легкой и в то же время железной дисциплиной. Родина — сильная, ласковая, мужественная — приняла Павлика в тесных пространствах «Пионера». Она вдохнула в него новые чувства, вызвала в нем страстную жажду быть достойным ее, горячее желание подражать и быть похожим на ее лучших сынов, к которым он попал.

За несколько дней, прошедших после памятной и счастливо перенесенной опасности, Павлик многому научился. Он основательно познакомился со своим скафандром, который подобрал ему Скворешня из самых малых размеров, имевшихся в запасе на подлодке, с ультразвуковым пистолетом, узнал, как применять его в качестве оружия и как пользоваться им для связи и сигнализации. Он научился ориентироваться в морских глубинах по глубомеру и компасу; научился пеленговать и принимать пеленгацию по своему радиоаппарату, всплывать и опускаться на дно, регулируя свой воздушный мешок за спиной; запускать и останавливать винт, управлять рулями и помогать им руками и всем телом.

Поэтому он так ловко преследовал черепаху и так уверенно пеленговал своим друзьям при помощи ультразвукового пистолета.

Дело заключалось в том, чтобы попасть ультразвуковым лучом в мембрану на груди у кого-нибудь из его друзей. Там луч превращался в слышимый звук, и по чистоте и ясности его определялось, какого направления надо держаться, чтобы добраться до источника звука.

Через три минуты, обрезая кортиком водоросли на винте Павлика, зоолог говорил: