Год короля Джавана - Куртц Кэтрин Ирен. Страница 52

— Да, согласен. — Джаван подошел к окну и выглянул из него наружу. Подобно окнам библиотеки, оно выходило на двор конюшни. Стряхнув пыль с ладоней, он вышел из ниши и посмотрел на квадратную плиту, рядом с которой стоял Гискард. — Ну что ж, на сегодня я видел достаточно, — произнес он и двинулся к дверям. — Нам пора возвращаться. Хочу еще успеть принять ванну перед тем, как отправиться ужинать.

Гискард затворил за ними дверь — Джаван успел заметить, что изнутри на ней уже был установлен засов, — и все втроем они молча двинулись по коридору, каждый погруженный в собственные мысли.

По счастью, ужин оказался не таким невыносимым испытанием, как Джаван того опасался. Все враги его были здесь, но присутствовали также и друзья. И, по крайней мере, на сегодня, все как будто сговорились сделать вид, что забыли любые разногласия. Теперь период траура был завершен, и все готовились к коронации, до которой оставалось только три дня.

Поскольку он по-прежнему не имел права носить алый цвет Халдейнов, то на сегодня Джаван надел длинную легкую тунику с открытым воротом из золотисто-зеленого шелка со скромной отделкой по рукавам и на вороте, и с поясом из бронзовых пластинок, украшенных янтарем. Вместо кинжала он носил приграничный нож-дирк, в рукоять которого был вделан прозрачный самоцвет, именуемый кернгормом.

Он старательно зачесал волосы, и смог наконец надеть золотой обруч, украшенный бегущими львами, без кожаной шапочки. Это была, конечно, не корона, но все-таки и не простенький обруч принца. В правом ухе сверкал Глаз Цыгана, а на левой руке красовалось кольцо Огня.

Поскольку официально период траура был завершен, то дамы вновь могли показать себя во всей красе. Здесь были жены и дочери высших сановников, а также некоторые гости, заранее прибывшие на коронацию. В одеяниях их преобладали пастельные тона, счастливое облегчение после сплошных черных и серых траурных одежд, хотя вплоть до дня коронации этикет повелевал избегать слишком ярких цветов и броских украшений. Как бы то ни было, присутствие женщин значительно смягчало атмосферу, придавая ей дух куртуазности, которого так недоставало в исключительно мужском обществе первых нескольких недель. Пища была простой, но обильной. Вина было вдосталь, играла успокаивающая ненавязчивая музыка.

Этот вечер гораздо больше подходил, чтобы прогуливаться по залу и беседовать друг с другом, нежели сидеть на месте — для всех, кроме короля. К немалому удивлению Джавана, впервые за все время гости стали подходить к нему. Карлан либо Гискард постоянно держались у него за спиной, готовые ответить на любой вопрос, подсказать имена гостей, или просто принести ему все, что угодно, если это потребуется. Райс-Майкл сперва сидел по правую руку от Джавана в своей синей тунике наследника, но затем, наскоро насытившись, попросил его извинить и удалился. Чуть позже Джаван заметил его у окна справа, в компании Катана Драммонда, обоих юных Фитц-Артуров и смеющихся девушек, среди которых была и Микаэла.

— Карлан говорил, что моему брату нравится Микаэла Драммонд, — заметил Джаван Гискарду, дождавшись перерыва в нескончаемом потоке придворных, подходивших, чтобы приветствовать своего сюзерена. Сделав глоток эля, он пристально взглянул на девушку, обратив внимание на ее гордый профиль и волосы, золотистые с бронзовым отливом, ниспадавшие до самой талии. — Тебе тоже так показалось?

— Если так, то у него хороший вкус, — ответил Гискард. — Но не могу сказать, чтобы я заметил что-то из ряда вон выходящее. Нечего сказать, она недурна собой и при дворе на хорошем счету. Куда лучшая невеста для принца, чем многие из тех, кто метит на это место.

— Лично я бы предпочел, чтобы на ближайшее время вообще не шла речь ни о каких невестах для принца, — вполголоса отозвался Джаван, бросив многозначительный взгляд на Гискарда. Тот пожал плечами и позволил себе лукаво усмехнуться.

— Тогда вы дадите повод для новых нападок на совете, — заметил он. — Обычно считается, что король должен жениться в юном возрасте.

— Обычно считается также, что королю нечего опасаться собственных советников, которые вполне способны подстроить ему несчастный случай со смертельным исходом, едва лишь король произведет на свет наследника, — возразил Джаван. — К несчастью, сейчас мы имеем дело с людьми, которые уже насладились всей полнотой власти, будучи регентами. Искушение вновь вернуть все на круги своя может оказаться слишком велико. Я бы предпочел, чтобы у меня была в запасе пара лет, чтобы упрочить свое положение, прежде чем всерьез решиться дать жизнь сыну, а потом страшиться того, чтобы мною не пожертвовали, дабы возвести его на трон.

— Тогда то же самое следует сказать и о вашем брате, — промолвил Гискард. — Признаться, я и не задумывался над этим вопросом, но если он женится прежде вас и заранее обеспечит наследника младшей королевской ветви, то сильно рискуете и вы, и он, поскольку оба станете мишенями для злонамеренных людей.

Джаван кивнул.

— Вот почему меня так угнетает мысль, что между ним и Микаэлой может быть что-то серьезное. Боюсь, мне придется поговорить с братом об этом. — Вздохнув, он отставил кубок. — Но только не сегодня вечером. Полагаю, у нас есть куда более неотложные дела, как только мы сможем откланяться, не нарушая приличий.

Однако до этого пришлось ждать еще несколько часов. Карлан и Гискард продолжали по очереди прислуживать ему за столом, подавая королю все необходимое, потихоньку называя имена нужных людей, передавая какие-то послания, в общем — помогая ему всем, чем могли. В течение всего вечера придворные по двое и по трое подходили к королю, дабы засвидетельствовать ему свое почтение.

Воздержались от этого лишь те, от кого Джаван и ожидал чего-то подобного: Мердок, Ран и Манфред. Они раскланялись с королем издалека и даже не остались на ужин. Полин и Альберт задержались чуть подольше, причем последний явно пытался вызнать что-то новенькое про отца Фаэлана, явно опасаясь, что тот мог наговорить Джавану лишнего.

— Он мирно спал, когда я заглянул к нему, — невинно ответил ему Джаван. — Уверен, он почувствует себя лучше, когда как следует отоспится.

Лишь поздно вечером Джаван смог наконец вернуться в свои покои с несколькими приближенными. Гискарда и Карлана он попросил задержаться после того, как все остальные удалились, а чуть позже попросил Ориэля присоединиться к ним и рассказал Целителю все, что поведал ему сегодня Фаэлан.

— Мы не осмелились касаться его сознания, — шепотом пояснил Джаван, когда Целитель считал в его мыслях все, что ему было известно о состоянии Фаэлана. — Может, я стал слишком уж подозрителен, но все равно не могу отделаться от ощущения, что кто-то еще допрашивал его, помимо Полина, Лиора и Серафина. Если это и впрямь некий неизвестный нам Дерини, то такие осложнения нам сейчас ни к чему. Не слыхал ли ты, чтобы кто-нибудь из ваших стал работать на Custodes?

Взволнованный Ориэль тряхнул головой.

— Нет, абсолютно ничего, сир. Разумеется, Ситрик не сказал мне ни слова, но он тоже может не знать, особенно если это кто-то новенький и работает на Полина по собственной воле.

Карлан широко распахнул глаза. Поскольку сейчас Джаван смог сделать так, чтобы вся память его восстановилась в целости, ибо в этом избранном обществе никакая опасность ему не угрожала, то он с особым внимание поглощал все новые сведения, и они вызывали в нем ужас и смятение.

— Но какой же человек решится по собственной воле предать свой народ? — прошептал он. — Да еще и действовать против священника?

Джаван хмыкнул.

— Custodes не остановятся ни перед чем, и нет никакой пропасти, в какую они не могли бы пасть ради достижения своих целей, ради того, чтобы уничтожить все тех, кого они считают ответственными за грехи далекого прошлого. Фаэлан благодаря данным им обетам полностью находится в их власти, поэтому они считают, что любые действия против него оправданы, и используют несчастного как свое орудие; и если для того, чтобы заставить его шпионить за мной, им придется использовать Дерини, они пойдут и на это. — Он вздохнул. — Конечно, мы не знаем наверняка, что они сделали именно это. Мы даже не можем быть уверены, что там был кто-то из Дерини. Нам нужно это выяснить, Ориэль, и ты единственный, кто может прочесть его мысли, не вызывая подозрений.