Под знаменем Льва (=Конан-Освободитель) - Картер Лин Спрэг. Страница 18
— Пусть поднимаются, — сухо сказал в ответ на эту тираду Прокас. — Вели трубить сбор.
И хотя ночная темень опустилась на землю, переход через Алиману прошел спокойно и четко.
На время переправы командующий оставил колесницу и, застонав от боли в старых ранах, перебрался в седло. Возглавив небольшой отряд прикрывавшей тыл конницы, он следил, когда последний солдат минует опасное место. Но едва он сам направил коня в темные воды, из подлеска выступило около сотни лучников, и словно тучи рассерженных насекомых засвистели над головой аргосийские стрелы.
На середине реки Прокас неожиданно вскрикнул и схватился за ногу. На крик к нему молниеносно метнулся капитан-боссонит. Он открыл было толстогубый рот, чтобы спросить, в чем дело, как увидел торчавшую чуть повыше колена стрелу. В маленьких поросячьих глазках капитана промелькнуло злорадство, ибо он давно метил на место старого командующего и ждал подходящего случая.
Прокас вел коня через реку без единого стона, но, едва добравшись до берега, тотчас же крикнул оруженосцам, чтобы помогли слезть. А Громеля отправил вперед за лекарем.
Лекарь, вытащив острие и перевязав рану, сказал:
— Не скоро ты, господин, сможешь отправиться в новый поход.
— Ясно, — коротко ответил Прокас. — Разбейте мне на пригорке шатер. Надо остановиться — на случай, если эти паршивцы решат проводить нас еще немного.
Тем временем к ближним деревьям потихоньку подъехала девушка в дорожном пажеском платье. Измученная долгим путешествием, она смотрела и слушала для стороннего наблюдателя слишком внимательно. Если бы кто-то заметил ее в темноте, он увидел бы, насколько она молода и красива. Услышав приказ командующего разбить лагерь, девушка потихоньку повела лошадь прочь из леска, где усталые легионеры принялись ставить шатры.
Наверняка Зуландра Тху обрадуется, услыхав, что главный его соперник, опозорив себя трусливым бегством, был ранен на переправе, думала прекрасная Альцина. Теперь, когда могучий киммериец мертв, Прокас больше не понадобится. Как только звезды примут необходимое положение, нужно будет немедленно связаться с волшебником. Альцина двинулась дальше и вскоре исчезла в темноте.
Зуландра Тху и впрямь обрадовался, увидев в обсидиановом зеркале раненого Прокаса. И когда изображение потускнело, он задумчиво потер горбатую переносицу. Потянувшись, он взял металлический молоточек и ударил в висевший за креслом гонг. Монотонный звук эхом отозвался в убранных пурпуром покоях дворца.
Полог раздвинулся почти мгновенно, и перед волшебником появился старый кхитаец. Хиау молча согнулся в поклоне, ожидая приказаний.
— Здесь ли еще граф Аскаланте? — спросил колдун.
— Граф ждет твоих приказаний, хозяин, — проговорил в ответ желтолицый слуга.
Зуландра кивнул:
— Отлично! Сейчас я приму его. Отведешь его в Покои Сфинксов, а потом отправишься к королю и скажешь, что мне немедленно нужно сообщить ему кое-что очень важное. Возьми мой знак.
Вновь поклонившись, Хиау исчез. Полог тотчас опустился, скрыв за собой дверь, в которую кхитаец выскользнул.
Покои Сфинксов, которыми прежде почти никогда при дворе не пользовались, вполне оправдывали свое название. Пол и стены там покрывал розовый мрамор. Никакой обстановки не было, кроме одного высокого кресла, вытесанного из известняка. Кресло это, напоминавшее трон, стояло у дальней стены против входа, и подлокотниками ему служили каменные фигуры чудовищ с телом льва и человеческой головой. Они же были вытканы блестящей нитью на закрывавших стену позади трона гобеленах, откуда мужеголовые, бородатые монстры холодно и надменно взирали на все происходящее. Единственный свет в зале исходил от двух медных высоких канделябров, пламя которых отражалось в серебряных зеркалах, висевших рядом.
Аскаланте — вояка, искатель приключений — обликом отчасти напоминал дворцовых чудовищ. Стройный, высокий, одетый в невероятно изысканное платье сливового бархата, двигался он с поистине кошачьей грацией. Изящные манеры, короткая бородка, холодные и надменные глаза довершали сходство, только, кроме высокомерия, во взгляде у него были осторожность и недоверчивость.
Граф с нетерпением ждал всемогущего колдуна, неизвестного, впрочем, роду-племени. Он торчал при дворе, ожидая приема, уже несколько дней, хотя в приказе, отозвавшем его с восточной границы, ясно говорилось о срочной необходимости присутствия графа в столице. Теперь, кажется, что-то должно было перемениться в его судьбе.
Вдруг Аскаланте насторожился, и рука сама потянулась к рукояти кинжала. Гобелен за троном всколыхнулся, приоткрыл на мгновение узкую дверь, и в нее вошел, приветствуя графа молчаливым кивком, смуглый худощавый человек. Умный, холодный взгляд его показался графу всепроникающим, словно все мысли вдруг оказались написаны на лбу и прочесть их не составляло никакого труда. С трудом овладев собой, Аскаланте отвесил придворный поклон.
Колдун неторопливо обошел трон и сел. Платье на нем было расшито невиданными узорами и письменами. На поклон он ответил кивком. А когда заговорил, по лицу его скользнула тень улыбки:
— Выглядишь ты неплохо. Полагаю, служба не слишком утомила тебя.
Аскаланте в ответ поклонился еще ниже.
— Ни твой опыт, ни твое искусство, граф, не ускользнули от внимания моих верных слуг, — продолжил маг. — Ты горишь стремлением получить в войске чин повыше и не остановишься ни перед чем, чтобы добиться своего. Должен сообщить тебе, что Его Величество и твой скромный слуга только приветствуем и подобные притязания, и… как бы это назвать… смекалку.
— Благодарю за доброе слово, мой господин, — осторожно ответил граф.
— Я перейду сразу к делу, — сказал колдун, — ибо в последние часы события стали развиваться слишком быстро, и нам, смертным, приходится прилагать известные усилия, дабы не оказаться у них в хвосте. Короче говоря, дело обстоит таким образом: Его Величество король Нумедидес приняли решение лишить своей милости благородного Амалиуса Прокаса и отстранить его от командования Пограничными легионами.
Новость эта настолько поразила Аскаланте, что он забыл даже про надменность. Он, как никто, знал, что в аквилонском воинстве после ухода киммерийца лучше Прокаса не было полководца. Если кто-то и в состоянии держать в страхе северные баронства и усмирять то и дело готовые вспыхнуть мятежи на южных границах, так это именно Прокас. Удалять его из армии, когда в Пуантене вот-вот разгорится волнение, просто безумие.
— Мне понятны твои верноподданные чувства, — тонко улыбаясь, заметил, глядя на графа, Зуландра. — Беда в том, что Амалиус Прокас совершил неудачный набег на Аргос, едва не втянув нас в большую войну с Милоном.
— Прошу прощения, господин, но я не верю своим ушам, — произнес Аскаланте. — Совершить набег на земли дружественного монарха без соизволения Его Величества — ведь это равносильно измене!
— Вот именно, — улыбнулся колдун. — Конечно, он лишь исполнял приказ Его Величества, да вот беда — все до единой копии этого приказа странным образом исчезли. Теперь понятно тебе, к чему я клоню?
Во взгляде Аскаланте сверкнуло злорадство.
— Кажется, да, — почти выдохнул благородный граф. Вкус злодейства порой был ему милее, чем знатоку вкус редкого вина.
— Командующий всех легионов мог, возможно, избегнуть упреков и обвинений, — в голосе колдуна зазвучали издевательские нотки, — но только в том случае, если бы ему удалось полностью загасить тлеющие под пеплом искры мятежа: к сожалению, разгром на Алимане оказался неполным. Проходимец, именуемый Конаном из Киммерии…
— Тот самый гигант, который год назад командовал у нас Львами и победил пиктов? — изумленно воскликнул Аскаланте.
— Он самый, — подтвердил Зуландра. — Но я пригласил тебя не поболтать. Вернемся к делу. Короче говоря, если бы Прокас добил остатки мятежников и вернулся в Аквилонию прежде, чем об этом стало известно королю Милону, все было бы прекрасно. Но Прокас провалил все предприятие, вызвал гнев аргосийцев и бежал, не успев выпустить ни одной стрелы. Ко всему прочему на обратном пути он до того плохо подготовился к переправе, что вражеские лучники уничтожили лучших воинов легиона. Сам он тоже получил ранение, и настолько серьезное, что, кажется, не скоро сможет встать в строй. На наше счастье, главарь мятежников, Конан, тоже погиб. Потому, возвращаясь к тебе…