Сказки и истории - Фрай Макс. Страница 42

Книг в этой детской библиотеке было на удивление много. С другой стороны, именно там мне впервые довелось убедиться, что бывают неинтересные книги. Потрясающее было открытие! Прежде мне как-то в голову не приходило, что книги бывают разного качества. Всякая книга была хороша - по определению. Но именно в детской библиотеке города О. мне впервые попались скучные книжки. И это, конечно, тоже был чрезвычайно важный опыт.

Там же вдруг оказалось, что самые интересные книжки домой брать нельзя, зато можно читать их в читальном зале. Это тоже было удивительно: читать не дома, а в ином, специально предназначенном для чтения помещении.

Летом в читальном зале открывали балкон; иногда мне разрешали выносить туда стул, и это было совсем уж хорошо: сидеть на чужом балконе, читать, смотреть, как мимо по улице ходят люди. Не описать, как это все было тогда необычно и увлекательно.

Потом, в восьмом, кажется, классе, пришлось записываться в библиотеку для взрослых.

Там меня удивило многое.

Во-первых, библиотекари заставляли читателей брать ненужные книги - для статистики. Обязательно одну научно-популярную и обязательно одну на украинском языке. Приходилось таскать за собой эту ненужную макулатуру. С тех пор я знаю, что бывают не только неинересные книжки, но и книжки, вызывающие отвращение.

Этого, конечно, лучше бы мне не знать.

Во-вторых, в библиотеке этой была самая настоящая коррупция. Некоторым читателям давали читать Дефицитные Книжки Из Хранилища. Например, Пикуля, Дрюона, романы про Анжелику и прочее в таком духе. Они за это дарили ценные подарки старшему библиотекарю Луизе Николаевне и директорше Маргарите Александровне - на праздники, как полагается. "Взяткой" это никто не решился бы назвать. Некоторым читателям, впрочем, давали ценные книги просто так, без подарков: это были работники Торгсина, киностудии, и прочие, как тогда говорили, "полезные связи".

Эти подробности выяснились много позже, в школьные годы мне про коррупцию было неизвестно. Поэтому появилась задача: обаять библиотекарей настолько, чтобы мне тоже давали читать Дефицитные Книжки Из Хранилища. Дрюон, положим, мне был без надобности, свой дома имелся, а вот что такое "пикуль" очень хотелось узнать. В словаре было написано, что свистулька, а в множественном числе, "пикули"и - так и вовсе соленые овощи. Это мало что проясняло.

Обаять библиотекарей мне удалось примерно за год. Они стали изредка давать мне Дефицитные Книжки Из Хранилища - на ночь, не больше. Скажем, в субботу перед закрытием дали, значит, в воскресенье к открытию нужно принести. Потому что придет Полезный Человек, которому книжку обещали.

Взаимная любовь наша зашла так далеко, что библиотекарши уговорили меня идти к ним работать после школы. Это было актуально: во-первых, считалось, что поступить на дневное отделение нашего университета без блата невозможно (примерно так оно и было), а во-вторых, меня никто особо кормить и содержать после школы не порывался. Пришлось поступить на вечернее отделение и устроиться на работу в дружественную библиотеку.

Нечего и говорить, что это оказался самый простой способ побороть наваждение. Библиотека перестала казаться мне волшебным местом уже на втором часу работы. Но это уже совсем другая, не сентиментальная ни капельки история.

©Макс Фрай, 2004

Про страх

В детстве мы очень любили бояться.

Нет, не больших мальчишек из соседнего двора, не родительского гнева, не прививок, или кусачих собак. Все это - и не страх даже, а обычная осторожность, следствие чреды печальных столкновений с неласковой действительностью, в точности как у взрослых бывает, скучно и неприятно.

Нет уж, если бояться, то так, чтобы дух вон, а сердце - в пятки. Настоящий ужас - разновидность восторга, экстатическое, истинно религиозное чувство.

Между прочим, не так уж это было просто: как следует испугаться. Нам очень не хватало темноты, особенно летом, когда сумерки длятся чуть ли не до полуночи, и приходится засветло отправляться в постель.

Мы запирались от умиротворяющего дневного света в сараях и кладовых, прятались на чердаке, или в подвале, в котельной, "кочегарке", как называли ее у нас во дворе. Оказавшись наконец в темноте, "замогильным", зловещим шепотом пересказывали друг другу страшные истории о похождениях Черной Руки, Красного Пианино и Гроба-На-Колесиках. Вершиной этого искусства совершенно справедливо считалось умение сочинять новые страшные истории, или хотя бы до неузнаваемости переделывать общеизвестные.

Это были наши высшие литературные курсы, других мне не надо. Как еще, если не на практике, можно выяснить, что даже почти безобидная история, в которой нет ни единого зубастого мертвеца, но лишь смутный намек на возможность его появления, может оказаться по-настоящему страшной, если рассказчик догадается объявить местом действия наш двор, или, скажем, коридор закрытой на каникулы школы, а главным действующим лицом назначит себя, или кого-нибудь из общих знакомых.

Истинный ужас - это всегда обещание чуда, которое может случиться не с абстрактной какой-нибудь сказочной "девочкой-девочкой", горемычной слушательницей Черного Радио, и даже не просто с каждым, а вот именно с тобой, здесь, сейчас. Ну или хоть во-о-он там, за рощей, послезавтра, или будущим летом. Важно знать, что у тебя есть шанс.

Мне повезло: в соседнем подъезде жила девочка Наташа, непревзойденный мастер чердачно-подвального саспенса. Она была старше нас года на два-три, но дело тут, думаю, не в возрасте: взрослые - и родители, и дурищи-няньки, и даже авторы самых любимых сказок не смогли бы напугать детей нашего двора так, как это удавалось Наташе. Думаю, она была настоящим гением, маленьким Моцартом практически.

Сперва Наташа населила нашу тихую, засаженную липами улочку толпами серебристо-белых призраков, разгуливающих по булыжным мостовым при свете фонарей. Облик их прекрасен, а взгляд смертоносен: если призраки заметят, что ты подглядываешь за ними из окна спальни и посмотрят тебе в глаза - все, скоро умрешь, никакие врачи и уколы не помогут. Вот, дескать, все помнят, как умер дядя Леша из пятого подъезда, но никто, кроме нее, Наташи, не догадывается, почему. Думают, "от сердца". А она-то знает...

Потом Наташа рассказала нам о мертвом фашисте, которого когда-то, в самом конце войны, похоронили в нашем дворе, на том самом месте, где теперь стоят мусорные контейнеры. По словам Наташи, мертвый фашист изредка вылезает из могилы, бродит по помойке, пожирает наш мусор и оглядывается по сторонам в поисках жертвы: кого бы загрызть? Мальчик Сережа Степанов, помните, толстый такой, белобрысый, однажды пошел вечером выносить ведро и его увидел, но успел убежать - думаете, почему Степановы вдруг, ни с того, ни с сего взяли и уехали в другой город? А вот поэтому!

Мы и не сомневались.

Сейчас-то у меня руки чешутся дофантазировать, будто мы называли мертвого фашиста "Помойник" (покойник с помойки), но это неправда. Он внушал нам такой ужас, что мы вообще не говорили о нем. Зато помнили - всегда. И ходили вокруг свалки кругами, замирая от ужаса, томясь недобрыми предчувствиями. Родители наши в то лето недоумевали: с какой стати дети вдруг решили помогать им по хозяйству, выносить каждый вечер мусорное ведро? Понятно почему: кто же лишний раз испугаться откажется?..

Потом Наташа нанесла последний, сокрушительный удар по нашему сознанию. Рассказала не слишком внятную, зато исполненную подлинной жути историю о том, как ночью в ее запертую спальню по очереди стучались родители, мама и папа. Говорили какие-то странные вещи, требовали открыть задвижку, но Наташа не сдавалась: вцепилась в подаренный бабушкой браслет-"талисман" и притворилась, будто спит и ничего не слышит. А наутро спрашивает родителей: "Зачем вы ко мне ночью стучались?" А они и говорят: "Что ты, доча, никто к тебе не стучался, мы ночью спали".