Ореховый посох - Скотт Роберт. Страница 135

— Я постараюсь. — Марк вскинул на плечо мешок и, подняв повыше горящую ветку, спросил: — А нельзя сделать так, чтобы эта штука и дальше продолжала гореть?

Гилмор один раз взмахнул рукой, губы его слегка шевельнулись.

— Готово, — возвестил он и снова махнул рукой вслед нырнувшему во тьму леса Марку.

— И кто же из них Ален? — Ханна прищурилась.

В таверне было темновато. Когда они входили, Черн рывком отворил обшарпанную деревянную дверь, и навстречу им вырвалось целое облако табачного дыма.

Хойт остановился с нею рядом на верхней ступеньке лестницы, ведущей в зал, и тоже осмотрел присутствующих. Ален был из числа постоянных клиентов таверны «Миддл-Форк» и часто обедал здесь. Мощное пламя ревело в массивном каменном камине, расположенном в торцовой стене зала, и оттуда до буфетной стойки на противоположном конце протянулся целый лабиринт столов и столиков, уставленных флягами, глиняными кувшинами и стеклянными бутылками. Напротив входа виднелись два окна, выходившие на оживленную и довольно широкую улицу, ведущую через все селение на восток.

Окна эти, хоть и довольно большие, света пропускали маловато, ибо состояли из множества крошечных мутноватых стеклышек, вправленных в тесный переплет. Хойту эта таверна всегда казалась похожей на пещеру, и он подумал, что если кому захочется в горной пещере выпить, так и в горы карабкаться не надо.

— Что-то я его не вижу, — сказал он Ханне, — хотя видно тут и впрямь плоховато. Давай-ка пройдемся по залу; я уверен, что он где-то здесь.

Черн схватил Хойта за плечо и знаками стал что-то ему объяснять.

— Верно, — согласился с ним Хойт. — Если мы его не найдем, я непременно с буфетчиком поговорю. Уж он-то наверняка знает, куда Ален подевался.

Питейный зал имел довольно странную, какую-то вытянутую форму; над ним тяжело нависал сводчатый каменный потолок. Похоже, думала Ханна, кто-то весьма предприимчивый попросту отгородил часть неиспользуемого подвала и прорубил туда вход прямо с улицы. В таверну и впрямь нужно было спускаться по лестнице. Огромные балки выступали из стен и сводчатого потолка, точно крепостные контрфорсы, которым, впрочем, здесь нечего было особенно и поддерживать. Ханна вздрогнула: ей вдруг показалось, что эти древние каменные стены и беленый потолок в любой момент могут рухнуть и раздавить их.

— Расскажи мне еще раз, как он выглядит, — попросила она Хойта. — Давай разделимся — порознь искать будет легче.

— Он значительно старше меня, ему, наверное, двоелуний четыреста пятьдесят. — Хойт специально для Ханны подсчитал в уме, сколько примерно это составляет лет, и сказал: — То есть, по-вашему, ему годов шестьдесят пять или шестьдесят шесть. — Ханна подавила улыбку при слове «годов», а Хойт продолжал: — Волосы с сильной проседью, хотя в последний раз, когда я его видел, он был коротко подстрижен. Теперь-то уж, наверное, он совсем поседел. Вид у него самый обыкновенный, держится скромно, ростом чуть пониже меня и в талии уже успел раздаться. Если он сейчас обедает, то на тарелке у него почти наверняка увидишь ножку ганзеля, две картофелины в мундире и полкаравая хлеба — он любит хлеб в подливу макать.

— Да уж, ты действительно хорошо его знаешь, — рассмеялась Ханна. — Ну, ладно, я все поняла. Ты посмотри возле буфетной стойки, а я пойду вон туда, к камину. — И, коснувшись плеча Черна, она спросила: — Пойдешь со мной? Мне что-то не очень здесь нравится: такое ощущение, будто потолок вот-вот на нас рухнет.

Черн кивнул и последовал за нею. А Хойт направился к стойке, улыбаясь кое-кому из завсегдатаев и еще издали приветственно кивая буфетчику. Ему не хотелось привлекать к себе внимание и расспрашивать, не видел ли кто Алена. Впрочем, если их поиски ни к чему не приведут, то все-таки придется это сделать.

Люди в зале пили в основном пиво, но кое у кого на столе стояло и вино; Хойту очень нравились тяжелые глиняные кубки, в которые здесь наливали разные напитки.

Из находившейся неподалеку кухни доносились сказочные ароматы — рагу из ганзеля, бифштексы из оленины, жареная картошка. Живот Хойта жалобно застонал; он решил, что надо и им тут поесть, найдут они Алена или нет. Завершив обход столиков возле буфетной стойки, но так и не обнаружив Алена, он мгновение помедлил у двери, ведущей в кухню, глядя, как повар укладывает на сковороду три здоровенные отбивные из оленины и щедро поливает каждый кусок красным вином. В животе у Хойта опять плотоядно заурчало, и он, проглотив слюну, огляделся в поисках Ханны и Черна. Заметив, что они пробираются к нему от дальней стены зала, он двинулся было им навстречу, но, заметив за одним из столов свободную скамью, поспешил занять ее, пока туда не плюхнулся кто-то другой. Как только он сел, из-за стола, закончив ужин, поднялись и остальные посетители. Увидев, что они направились к выходу, Хойт помахал Черну рукой и крикнул:

— Эй, давайте сюда! Надо пообедать! — Великан Черн тут же нежно взял Ханну за плечо и, мягко ее направляя, повел между столиками к Хойту, а тот тем временем повернулся к стойке и крикнул, перекрывая стоявший в таверне шум: — Буфетчик!

Суетливый молодой человек с нечистой кожей тут же поспешил к нему и спросил грубоватым басом:

— Чего угодно?

Хойт даже несколько растерялся, настолько этот гулкий мощный бас не соответствовал хлипкому вертлявому телу буфетчика, и ответил не сразу.

— Ну, говори же, — презрительно глянул на него буфетчик. — Не буду же я без конца стоять возле тебя, дожидаясь, пока ты надумаешь, что заказывать.

Хойт встряхнулся и скороговоркой сказал:

— Три пива, три бифштекса, три тарелки рагу из ганзеля, каравай хлеба, самого горячего, какой только найдешь на кухне, и одну молоденькую танцовщицу, желательно не старше двухсот двоелуний.

Буфетчик нахмурился. Изучая его физиономию, Хойт подумал, что если соединить оспины у него на лбу, то эта линия будет напоминать очертания южного побережья Праги.

— Насчет женщин надо с Регоном поговорить, — сказал буфетчик, указывая на хорошо одетого господина, сидевшего за угловым столом в обществе двух весьма кокетливо одетых молодых женщин.

Хойт прикинул, что обеим не больше ста десяти двоелуний — слишком молоденькие, пожалуй, для подобных дел.

— Да нет, спасибо, я просто пошутил, — сказал он. — Пусть поскорей еду принесут.

Устраиваясь на скамье поудобнее и стараясь никого ненароком не толкнуть, он думал только о том, что сейчас им нужно, во-первых, отыскать Алена, а во-вторых, поесть наконец горячего. И уж меньше всего ему хотелось оказаться втянутым в нелепую кабацкую драку, если невольно кого-нибудь заденет. Он дружелюбно улыбнулся буфетчику, и тут нога его наткнулась под столом на что-то мягкое.

«Наверное, просто узел с бельем», — подумал Хойт и нагнулся, чтобы заглянуть под скамью.

Там оказался совсем не узел с бельем, а человек, пьяный до бесчувствия или, возможно, даже и мертвый. Выглядел он так, словно провалялся под скамьей несколько авенов подряд, — весь мокрый, насквозь провонявший пивом и блевотиной; из спутанных волос у него торчали обглоданные косточки ганзеля.

У Хойта тошнота подступила к горлу: вот еще дрянь! Воняет, как от больного греттана! Наверняка этот старый пьянчуга заполз под скамью, намереваясь немного полежать там и протрезветь, а потом заснул, и его вывернуло наизнанку.

— Не завидую я тебе, дружище, — сказал он, обращаясь к пьяному, бесформенной грудой вонючего тряпья валявшемуся на полу. — Вот очухаешься и будешь думать, что не иначе на тебя злой дух помочился. Ладно, будь добр, подогни, пожалуйста, колени, чтоб я хоть сидеть мог спокойно, на тебя не наступая.

Пьяный не возражал и вообще никак на слова Хойта не реагировал, и тому даже показалось, что этот жалкий тип и впрямь умер.

— Ну же, давай, — предпринял Хойт вторую попытку. — Давай, немножко... ноги-то согни.

На этот раз ему удалось перекатить пьяного на бок и, осторожно согнув ему ноги, убрать их подальше под лавку. При этом похожий на мертвеца тип даже чуть приоткрыл глаза, явно ничего не видя перед собой, и снова закрыл их.