Ореховый посох - Скотт Роберт. Страница 56

— А что случилось в Горске? — спросил Марк.

— Горек — единственная страна Элдарна, которой никогда не правил никто из членов королевской семьи. Даже король Ремонд. Он правил всем Элдарном, но только не Горском. А его потомки впоследствии взяли себе по стране; например, Маркой, правнук короля Ремонда, правил у нас, в Роне. — Бринн искоса глянула в сторону Марка, помолчала и сказала: — А в Горске все всегда было иначе: этой страной правил некий совет ученых, который назывался Сенат Лариона. Согласно легенде, все члены этого совета были зверски убиты во время печально известной резни, устроенной незадолго до того, как в страшном пожаре погибли супруга принца Маркона, его сын и его ближайший советник.

— А почему Горек имел иную форму правления? — Стивен отвел в сторону ветку молодого деревца, давая Бринн пройти. — Почему в Горске не было ни короля, ни королевы?

— Ученые с острова Ларион владели магией. — Бринн помолчала, заметив скептическое выражение на лицах своих собеседников. — Да, магией! И они использовали ее, чтобы дать нашему миру знания, умение лечить людей и многое другое. Это было сообщество преданных слуг человечества, блестящих, гениальных ученых, которые принесли в наши больницы и университеты результаты своих научных и практических исследований. Их истребление было первым шагом в длинной череде трагедий, разрушивших политические и общественные устои Элдарна. И теперь, через девятьсот восемьдесят двоелуний, мы, ронцы, всего лишь подчиненный народ на оккупированной территории. И вокруг нас — точно такие же оккупированные малакасийцами страны.

— Вот ты все время упоминаешь какое-то «двоелуние», — в очередной раз невольно глянув на часы, спросил Марк. — Это то, что мы наблюдали вчера? Когда в небе над океаном светят сразу две луны?

— Да, — сказала Бринн. — Луны появляются одновременно примерно каждые шестьдесят дней. Это и есть одно двоелуние. Мы используем это понятие для отсчета — времени, собственных жизней, смены времен года. Гилмор иногда говорит, правда, о каких-то эрах и веках, но мы понятия не имеем, что он имеет в виду. Нам и так достаточно трудно определить, когда был тот или иной день.

Поглядывая то на часы, то на солнце, Марк заметил:

— После твоих слов мне наконец стало ясно, что продолжительность дня здесь совсем иная, чем у нас, если только мои часы не сломаны, конечно.

— Часы? — Она наконец повернулась и посмотрела на него.

— Ну да, мои часы. — Он вытянул руку и указал на свои наручные часы. — Вот. Это довольно простой механизм, но он помогает, например, узнать, какое сейчас время суток.

— А почему это называется «часы»? Или они работают, только когда на них часто смотрят?

— Да нет, — ответил Марк серьезно, а Стивен не выдержал и рассмеялся. — Я думаю, что их можно было бы с полным основанием назвать «измерителем времени». Вот смотри: сейчас на них всего четыре часа пополудни, а здесь, то есть в Роне, уже начинает темнеть. Я думаю, что в вашем дне меньше...

Он запнулся: в языке Роны не было слова «час».

— Да, наверное, ты прав, — поддержал его Стивен. — Я сегодня утром тоже заметил, что светлеть начало гораздо позже, чем у нас.

Теперь скептическое выражение появилось на лице Бринн.

— Не знаю, должна ли я вам верить. Это, возможно, просто какая-то хитроумная уловка, с помощью которой вы хотите заставить меня выложить вам сведения о повстанцах. Только у вас ничего не выйдет.

— Вот, возьми. — Марк снял часы и протянул ей. — Здесь мне от них все равно никакого проку.

— А как их надевать? — спросила Бринн, осторожно принимая его подарок.

Марк застегнул ремешок у нее на запястье и вкратце объяснил, как по ним определять время. Затем они снова двинулись в путь.

— Спасибо, Марк Дженкинс. — Впервые за весь день Бринн улыбнулась.

— Просто Марк, Бринн. Просто Марк.

Троица обошла стороной главную дорогу, что вела в Эстрад, и Бринн свернула на узкую лесную тропу, где вокруг росли дубы, клены, кизил, орех, каштаны. Встречались порой даже колючие сердитые кедры с шелушащейся, как у сосен, тонкой верхней пленкой коры. Но попадались там и такие деревья, которых в таком лесу просто не должно было быть: белые березы, розовое дерево, буки и еще какие-то, которых Стивен не знал.

У Стивена к Бринн, которая наконец-то вполне охотно с ними разговаривала, было столько вопросов, что молодая женщина едва успевала на них отвечать, однако старалась ответить почти на все. Впрочем, больше всего Стивена удивляло то, как легко они с Марком справляются со всеми этими фантастическими обстоятельствами — ведь в том мире, куда они попали, было, оказывается, полно вполне реальных магов и волшебников, по лесу бродили неведомые хищные твари, а в том, буквально на глазах разрушающемся королевском дворце местные борцы со всемирным злом устроили тайное хранилище средневекового оружия!

И вообще, вокруг творилось такое, что Стивену порой казалось, что он нечаянно попал в чей-то сон. И теперь застрял там, как в ловушке. И сон этот становился все более странным, однако он по-прежнему чувствовал себя совершенно беспомощным и никак не мог ухватить суть тех проблем, с которыми они сталкивались, — не говоря уж о том, чтобы их разрешить.

Пока что они с Марком могли только надеяться, что в городе все же отыщется хоть кто-нибудь, кто сумеет переправить их назад, в Колорадо, через тот таинственный гобелен, что, наверное, по-прежнему расстелен на полу у них в гостиной.

Южные районы Роны напоминали скорее болотистые прибрежные районы юга США, а не поросшие лесом горы Колорадо; здесь было очень жарко и влажно, и оба американца обильно потели. От голода и обезвоживания у Стивена порой темнело в глазах.

— Мне просто необходимо хоть что-нибудь съесть, — не выдержал он. — Причем поскорее.

— И мне тоже, — поддержал его Марк. — Я сейчас, наверное, целого быка мог бы слопать! Скажи, Бринн, тут поблизости нигде нельзя хоть немного перекусить?

Бринн ответила не сразу. Потом все же сказала:

— В таверне «Зеленое дерево». Это недалеко.

Она знала, что на площади перед таверной наверняка полно малакасийских солдат, но надеялась, что замешательство, которое неизбежно возникнет, когда она приведет в город этих чужеземцев, даст ей возможность незаметно сбежать.

— А там безопасно? — спросил Марк.

— Наверное. Это моя таверна.

— Ты — хозяйка таверны? — недоверчиво воскликнул Стивен.

Бринн кивнула.

— Надо же, хозяйка таверны! — Он никак не мог успокоиться. — И где только ты была, когда я учился в колледже и вечно был голоден?

— До какого времени у вас работает кухня? — спросил Марк, почти теряя сознание при мысли о горячей еде и холодном пиве — хотя прежде отнюдь не собирался, добравшись до города, идти туда, куда предложит им эта девушка.

— Допоздна, — ответила Бринн и застенчиво ему улыбнулась.

Про себя она решила идти туда, куда они хотят, но при первой же возможности сбежать от них. Она все же надеялась, что Саллаксу и его друзьям удалось выжить во время нападения малакасийцев на дворец и теперь они, возможно, уже поджидают ее где-нибудь между Речным дворцом и Эстрадом, чтобы перехватить тех, кто взял ее в плен.

Родителей своих Бринн совсем не помнила. Она потеряла их еще в младенчестве. Росли они с Саллаксом в сиротском приюте, в Эстраде, но через пятьдесят двоелуний после того, как они туда попали, умерли и пожилые супруги, которым этот приют принадлежал, так что дети опять оказались на улице. Бринн была тогда еще совсем ребенком, так что Саллаксу пришлось искать работу, и он устроился в таверну «Зеленое дерево» — вытирать со столов, чистить хлебные доски, мыть тарелки и кубки. Получал он, правда, гроши, зато Сиберт Грегоро, хозяин таверны, который очень хорошо относился к Бринн и Саллаксу, выделил им рядом с кухней крошечную отдельную комнатку.

Когда Бринн достаточно подросла, она тоже стала работать на кухне, помогая повару готовить еду и печь хлеб для вечерней трапезы. В школу она не ходила, а читать научилась от одного парнишки чуть постарше ее, который тоже работал на кухне. Его звали Рен, и Бринн влюбилась в него без памяти; это был первый парень, который вызвал у нее столь пылкие чувства. Однако у самого Рена имелись на нее совсем иные виды.