Физиогномика - Форд Джеффри. Страница 14

— День был утомительным, — согласился я, — но завтра будет хуже, если учесть, сколько времени мне придется потратить на осмотр вас и вашего супруга.

— Что в этом такого сложного? — спросила она. — Моя мамочка, случалось, говаривала, что у меня все на месте. — Улыбка сменилась гримасой, от которой морщина на переносице расползлась к ноздрям.

— Не знал, что ваша мамочка была ветеринаром, — заметил я.

Она прикусила язычок, и хорошо сделала.

— Пришлите мне в кабинет две бутылки вина. И ужин двоих, только смотрите, без крематов. Если ничего другого не отыщете, можете зажарить своего тупоумного муженька. А потом ложитесь-ка пораньше: завтра придется долго ждать на морозе.

— Как вам угодно, — сказала она.

Город воинствующих идиотов, — говорил я себе, взбираясь по лестнице на свой этаж. В комнате, скинув плащ и ботинки, я улегся на кровать. Минута отдыха необходима, но, разумеется, из головы не шли обстоятельства дела. Я пытался вспомнить некоторые из промелькнувших передо мной лиц, однако перед глазами вставали только бесформенные комки мяса. А потом мне представилась Арла и, несмотря на усталость и подавленное состояние, пробудила во мне желание. Несомненно, я влюблялся в девушку. Этого никогда бы не случилось, не потеряй я опору в физиогномике. Теперь я понимал, как рассудок постепенно уступает место хаосу, изгоняя из сознания человека всякую методическую теорию. Самое страшное, что это ощущение доставляло мне своеобразное удовольствие. Оставалось единственное средство прояснить разум и я достал из саквояжа чистый шприц. Поскольку Арла должна была вскоре появиться, я, не желая показаться ей в состоянии ступора, ограничился щадящей дозой. Красота была теперь моей единственной надеждой, и она немедленно явилась мне, распространяя щупальца блаженства от точки входа между большим и указательным пальцем ноги по всему телу. Я считал, что такая малая доза не вызовет галлюцинаций хотя, помнится, из лампы лилась тихая музыка — гобой и струнные. Просто легкое радостное чувство наполнило меня бодростью и придало сил одеться. Несчастный Мантакис, по крайней мере, смел с ковра осколки стекла и заменил зеркало в руках своего твердокаменного брата. Я напомнил себе, что надо поощрить его во время утренней ванны.

Мантакис явился ко мне полчаса спустя с известием, что ужин и молодая Битон ожидают в соседней комнате. Я быстро мазнул за ушами ваткой с формальдегидом — ароматом, перед которым не устоит ни один истинный ученый, — и прошел к соседней двери, ощущая в животе приятное тепло.

Арла стояла перед статуей деда, слегка касаясь ладонями его лица.

— Срастаетесь с фамильным древом? — пошутил я.

— Расшатываю его, — отозвалась она с улыбкой.

Приятно было видеть, что она на время оставила свои деловые манеры. Также приятно было видеть ее в более нарядном платье. Темно-зеленая ткань с желтыми цветами не прикрывала коленей. Волосы были распущены и, для моего обогащенного красотой зрения, сияли собственным светом. Когда ее глаза встретились с моими, я с трудом сдержал улыбку.

Мантакис приготовил две тарелки с едой на маленьком столике. Я не поверил своим глазам при виде жареной оленины и незнакомых овощей — все без малейшей примеси крематов. Тут же стояли две бутылки вина, красного и синего, и два тонких хрустальных бокала. Я сел к столу и жестом пригласил девушку присоединиться ко мне.

Она придвинула стул, отрезала кусок оленины и начала есть. Я налил синего, более крепкого вина в надежде, что она не заподозрит меня в обдуманном намерении. Затем я откинулся в кресле и произнес:

— Вы сегодня хорошо поработали.

— Я же говорила, что буду вам полезна, — согласилась она.

Я предпочел бы услышать более почтительный ответ и, возможно, чтобы она не так громко жевала, но такие мелочи не могли затмить ее очарования. Мы ели и обменивались комплиментами, посмеявшись, между прочим, над тупицами, которые заподозрили в похищении Моргана с дочерью. Все шло прекрасно, и я уже налил нам по второму бокалу вина, когда у нее за спиной материализовался профессор Флок. А я и забыл, что большей частью удовольствия от ужина обязан красоте.

— Неужели ты думал, Клэй, что я пропущу такой равный междусобойчик? — спросил профессор.

Арла вздрогнула и оглянулась, словно заслышав жужжание москита, но я понимал, что она просто заметила мой взгляд. Неловко было при девушке кричать старому учителю, чтоб он убирался, так что я сосредоточился на ее глазах и постарался не замечать гостя.

— Отличная грудка, мой мальчик, — продолжал тот, — и я говорю не об ужине, а о том, что ты надеешься получить на сладкое. — Он был в набедренной связке и держал в руках заступ. По осунувшемуся лицу стекал пот.

Арла сделала глоток и сказала:

— Мне вспомнился еще один отрывок из дедушкиных рассказов.

— Интересно, — проговорил я.

Флок наклонился над Арлой, заглядывая за вырез платья.

— Я предлагаю Двенадцатый маневр, — сказал он, цинично подмигивая.

— Да, — сказала она, — я вспомнила, как он рассказывал, представьте себе, о встрече с существом, очень напоминавшим Странника отца Гарланда.

— Что вы говорите? — сказал я, глядя на приплясывавшего у нее за спиной профессора.

— Именно так, — сказала она, — и я вспомнила, он рассказывал, что то существо сказало им название рая.

Флок сказал мне:

— Смотри, Клэй, вот как я умер.

Я увидел поднимающиеся вокруг него испарения, и в комнате запахло серой. Выронив заступ, профессор схватился руками за горло. Лицо покраснело, потом стало иссиня-багровым, язык вывалился изо рта, глаза вылезали из орбит.

— Вено, — сказала Арла.

Профессор упал на нее, голова девушки прошла сквозь его бестелесную грудь. Я вскочил, чтобы столкнуть с ее плеч тяжесть его тела. В тот же миг галлюцинация исчезла, и я оказался стоящим над девушкой с протянутыми руками.

— Я реагировала примерно так же, — улыбнулась Арла.

— Любопытно, — повторил я и непринужденно опустился на место, стараясь скрыть волнение.

Незваные гости больше не прерывали наш ужин. Закончив, Арла встала и с бокалом в руке отошла к окну. Она взглянула на желтый диск луны и спросила:

— Как вы считаете, мы уже видели преступника или его очередь наступит завтра?

— Пока рано делать выводы. Вспомните, Двенадцатый маневр требует обследования всего населения.

— Расскажите мне об Отличном Городе, — попросила она.

— Хрусталь, розовый коралл и увитые плющом балюстрады. Просторные сады и широкие проспекты.

Город — порождение разума Создателя, Драктона Белоу. Рассказывают, что он учился у гениального Скарфинати, изобретателя непревзойденной мнемонической системы. Тот возводил в сознании дворец, а затем наполнял и украшал его идеями, посредством мистического символизма преображенными в предметы. Желая вспомнить что-либо, нужно было отыскать во дворце нужную вещь — вазу, картину, витраж, — и перед вами разворачивалось воспоминание. Юный Белоу был настолько любознательным, что дворец оказался для него тесен: его познания требовали строительства целого города. Ко времени своего прибытия в Латробию двадцатилетний юноша уже видел мысленным взором каждый камушек столицы, завиток на фасадах. Говорят, он шептал что-то ухо нанятым для строительства рабочим, и с той минуты они трудились подобно счастливым автоматам, не зная усталости до самой смерти, причем каждый точно знал свою работу. Город был выстроен еще моего рождения, в столь краткий срок, что это представляется не менее чудесным, чем самое его совершенство.

— А физиогномику тоже он ввел? — спросила Арла.

— Физиогномика в той или иной форме существовала с тех пор, как первые люди взглянули друг другу в глаза. Однако Белоу, желая подчинить свое творение единому закону, разработал математически точную теорию, которая служит безукоризненным инструментом оценки человеческой морали.

— Я всегда мечтала попасть туда, поработать в городских библиотеках, а может и поступить в университет, — сказала девушка.