Физиогномика - Форд Джеффри. Страница 35
До банкетного зала я добрался как раз в тот момент, когда команда уборщиков открывала лифт в купол. Меня не хотели впускать, пока я не назвал себя и не спросил, не желает ли кто-нибудь заглянуть ко мне вечерком на чтение. Меня тут же перестали замечать, и я сообразил, что новое назначение может оказаться весьма полезным. Я не стал тратить карточки на этих работяг и был вознагражден благодарными улыбками. Пока дверь лифта закрывалась, я улыбался им в ответ.
Под куполом было пусто, если не считать уборщицы, которая вошла вслед за мной и попыталась отскрести кровавое пятно, оставшееся от бедняги Бурка. Мы с ней не замечали друг друга. Вставшее над городом солнце наполнило пространство под куполом своим теплом. Я рассчитывал, что с высоты верхнего уровня, как с обзорной площадки, удастся высмотреть признаки нового строительства. Прижавшись лбом к стеклу, я смотрел вниз, на горожан, муравьями сновавших по улицам и нырявших в отверстия коралловых стен. Все это очень походило на Палашиз.
Но ничего нового. Город казался таким же, как всегда. Ни котлованов, ни скопления строительных матерьялов, ни особой суеты. Тут я заметил, что уборщица стоит рядом со мной и тоже заглядывает вниз.
— Вам что-нибудь нужно? — спросил я.
— Думала, вы демона высматриваете, — отозвалась женщина.
— Демон был здесь вчера, — заметил я. — То пятно, над которым вы трудитесь, его работа.
— Знаю, — она улыбнулась беззубым ртом. — Но вы видно, не слыхали, что тут было ночью. Как его тащили через кухню, тут цепи и лопнули. Хотели его сжечь, да только друг друга подпалили. А того, кто остался жив, прикончил демон. Так что теперь он прячется где-то в Городе, — закончила она.
— Плохо дело, — протянул я.
— В газете писали, один ученый сказал, будто он днем станет прятаться под землей. Стало быть, до ночи бояться нечего.
Новость была тревожной, зато напомнила мне, что и разговоры с населением могут быть полезны. Я поблагодарил уборщицу, чем, кажется, доставил ей искреннюю радость. Когда я, не найдя ничего интересного в топографии Города, уходил, она уже снова стояла на коленях над пятном.
Первым делом я обзавелся свежим выпуском «Газеты» и, устроившись в уличном кафе в парке перед чашечкой горячего озноба, развернул страницы. На второй полосе красовался заголовок «ДЕМОН НА СВОБОДЕ». Просмотрев статью, я узнал не многим больше того, что уже слышал от уборщицы. Однако с каких пор Белоу стал признавать ошибки? В прежние времена о подобном инциденте хранили бы глухое молчание. Надо бы расспросить его при следующей встрече.
Озноб оказался хорош, и я заказал вторую чашку. Дожидаясь, пока он чуть остынет, раздумывал, что хорошо бы найти хоть одного союзника — но кому довериться? Кроме той уборщицы, я с самого возвращения не встретил ни единого человека, который заговорил бы со мной без задней мысли. Потом я задумался над тем, что она сказала. Демон скрывается где-то под землей? Но ведь под землей может скрываться не только демон. Например, выставка... .....
В студенческие годы мне приходилось много ходить по Городу: то на разные чтения, то разнося спешные донесения Министерства Безопасности. Чтобы не толкаться в уличной сутолоке, я пользовался подземными переходами. При закладке Города Белоу предусмотрел сложную сеть подземных ходов и катакомб, которыми пользовался и сам, невидимкой передвигаясь с места на место.
— Неожиданность — мой хлеб, Клэй, — как-то сказал он мне, имея в виду эту самую подземную сеть.
Чиновники имели право пользоваться ею, но редко к нему прибегали, опасаясь лишний раз попасться на глаза Создателю.
«Под землей», — сказал я себе и готов был тут же сорваться с места, но заставил себя задержаться, чтобы; вручить пригласительные карточки другим посетителям кафе. Они благодарили меня жалостными голосами. Я понимал, как перепуганы бедняги, но с самым суровым видом записал их имена.
Возвращаясь в свой кабинет для приема назначенных посетителей, я миновал ярмарку, где накануне видел Каллу. Там снова шел бой, собравший довольно много зрителей. Белоу переходили из рук в руки и болельщики подзадоривали бойцов, призывая засеять ринг болтами и пружинами. Лица бойцов, к счастью, оказались незнакомыми.
Я подошел к солдату, стоявшему поодаль от толпы с огнеметом в руках. Голова одного из механических гладиаторов как раз откатилась под топором второго.
— Куда девают проигравших и поломанных? — поинтересовался я.
— Не ваше дело, — был ответ.
— Вы меня не узнаете? — ласково спросил я его.
— Еще два слова, и тебя родная мать не узнает, — огрызнулся он, поводя огнеметом. — Сгинь! Я протянул ему карточку. Служака в тот же миг осознал свое заблуждение и вытянулся в струнку.
— Ваша честь! — гаркнул он.
— Думаю, мы сможем поговорить на эту тему вечерком у меня в кабинете, — промурлыкал я. — Кстати, никто еще не обращал внимания на форму ваших бровей? — я укоризненно покачал головой.
— Тысяча извинений, ваша честь, — забормотал солдат. — Побежденных отвозят обратно на большой заводской пакгауз. Тех, что окончательно вышли из строя, разбирают, снимают медные и цинковые детали. Тех, что можно починить, ремонтируют и используют в следующих боях.
Я выхватил карточку у него из пальцев.
— Благодарю за справку.
Я уже уходил, когда он выкрикнул мне в спину:
— С возвращением с Доралиса, ваша честь!
Весь вечер я провел в кабинете, принимая посетителей. Все это были простые горожане, и я не заставлял их раздеваться, а просто прохаживался вокруг с кронциркулями и губными зажимами, разве что время от времени изображая, что делаю заметки в блокноте, как тогда, в Анамасобии. Сколько бы физиономических изъянов ни обнаруживалось в их лицах, я восхвалял их достоинства и заводил разговоры. Сперва все держались настороженно, дивясь такому дружелюбию со стороны важного лица. Однако каждому хотелось уверить себя, что я не причиню им вреда, и постепенно языки развязывались. Они выкладывали все: болтали о детях, о работе, делились страхами перед демоном. Я кивал и внимательно слушал, хотя под черепом зудело все сильнее. Наступало время красоты. Последним в мой кабинет вошел молодой садовник, подстригавший кусты тилибара в парке. Его болтовня оказалась интересной. Паренек слышал, что я побывал в провинции, и ему хотелось похвастаться, что и он кое-что знает.
— Меня послали в чащу на границе провинции. Примерно через месяц как вернулась экспедиция Создателя, а вас несправедливо осудили, — рассказывал он.
— Интересно, — заметил я.
— Создателю нужны были образцы растений, трав и деревьев — много-много. Пришлось потрудиться, — продолжал парень.
— И что вы с ними сделали? — поторопил я.
— Тут-то и есть самая странность, — сказал он. — Когда мы доставили образцы в Город, нам велели сгрузить все на западном конце, у очистной и водопроводной станции. Прямо посреди улицы свалили, перегородили проезжую часть Потом меня отпустили и отослали обратно к тилибарам. А назавтра после работы я пошел посмотреть, что с ними сделали, а там ничего нет!
Ему хотелось еще поговорить о своей девушке и Планах на будущее, но меня уже трясло с головы до ног, и нужно было срочно уколоться. Я выпроводил не закрывавшего рта парня, заверив, что его ждет блестящая карьера, и пожелав счастья в семейной жизни, а едва за ним закрылась дверь, бросился за шприцем. Руки тряслись, но годы практики не прошли даром, и через три минуты я уже вводил лиловую жидкость в вену на шее.
Красота словно понимала, что если я сумел отказаться от нее единожды, то смогу сделать это снова, потому обходилась со мной мягче, чем прежде. Галлюцинации продолжались, но их было меньше, а приступы паранойи сменились долгими минутами глубокой задумчивости. Тем вечером мне представлялось, будто я освобождаю Каллу из тюрьмы механического тела и он становится моим помощником. Потом я смотрел в окно, за которым иллюзорный Город таял в струях черного дождя, застилавшего туманное солнце.