Физиогномика - Форд Джеффри. Страница 41

— Вам, должно быть, нелегко, — сказал я.

— Одинокое это дело — быть Создателем, — ответил он, уставившись через мою голову в окно. — Но я не собираюсь сдаваться. Скорее перебью всех до последнего горожанина, чем отдам мой Отличный Город. Я вложил в него всю свою жизнь. Город это я, и это не фигура речи. Каждый камушек, коралл, кусочек стекла здесь — это воспоминание, мысль, идея. Мой наставник, Скарфинати, учил превращать призраки абстрактных идей в предметные образы, но я превзошел его, я превратил образы в предметы. Эти улицы, эти здания — история моего ума и сердца.

Я кивнул. Он поморщился, но невидимая боль не помешала ему продолжать.

— Все беды начались с того, что в великолепное уравнение, решение которого — совершенство, я ввел живых людей. Они чума, они заразили распадом мое видение. Простота их невежества подтачивала созданную мной сложность. Необходим порядок. Он вернет к жизни механизм моего гения, как созданная мной физиогномика сменила хаос абстрактных религий. — Закончив, он посмотрел на меня так, словно ожидал, что теперь для меня все должно стать ясно.

— Я помогу вам, — вот все, что я мог сказать. Нечего было и пытаться уследить за его мыслью.

— Я знаю, — кивнул он. — Вот потому я и вернул тебя. Пока тебя не было рядом, я понял, что только тебе доступно постичь величие моего замысла.

— Ваш гений выше моего понимания, — возразил я ему.

— Кто это придумал, кто высказал эту нелепую мысль, будто Город это его люди, а не величие архитектуры? — спросил он.

— Бред, — согласился я.

Он склонился вперед, стиснув голову обеими руками. Лицо его свело судорогой невероятной боли.

— Смотри, — приказал он сквозь зубы, раскачиваясь в кресле. И тут его отбросило назад, словно невидимым ударом в лицо. На миг воздух в комнате сгустился, в нем слышалось сухое потрескивание, и оконное стекло вынесло наружу страшным взрывом.

Я вскочил, вжался в стену. Создатель отнял ладони от головы и бледно улыбнулся:

— Уже все, Клэй. Можешь сесть.

Я сел.

— Когда приступ захватил меня в кабинете, сила, вели это можно назвать силой, раздробила голову одной из тех синих статуй в галерее. И с каждым разом все хуже.

— Отдохните, Создатель. Вам необходим отдых. 0тлежитесь, оставьте на несколько день Город министрам, — заговорил я.

— Спасибо за заботу, Клэй, но этим болванам нельзя доверить и телеги, чтобы они тут же не въехали в кирпичную стену. Это все равно что вверить свою жизнь ребенку-дебилу, — он усмехнулся. — Я бы скорее оставил у власти демона.

— Чем я могу помочь? — спросил я.

— Выясни, кто из твоих просвещенных коллег пользуется устаревшими скальпелями, и будь под рукой, чтобы я мог с тобой посоветоваться, — сказал он. — Мне нужен человек, которому можно довериться. Я справлюсь, если только рядом будет кто-то, способный понять.

Мне пришлось помочь ему подняться на ноги и проводить до двери. Выходя, он накрыл ладонью мою руку, поддерживавшую его под локоть.

— Спасибо, — сказал он. Это невероятное в его устах слово произвело на меня примерно такое же впечатление, как его выбивающая окна головная боль.

— Я пришлю кого-нибудь вставить тебе стекло, — добавил он со смешком и шагнул за порог. В тот же миг спина его распрямилась и походка стала уверенной.

— Пошли, лодыри! — крикнул он солдатам. Те окружили его, и вся процессия спустилась к парадной двери на улицу.

Посетителей в тот вечер я прогнал почти не глядя, лишь бы поскорее вернуться в спальню. Чувствовал я себя столь же скверно, как выглядел Создатель. Выйдя на ночную улицу, я задумался о Белоу и в самом деле пожалел его. Меня окружали неподражаемые творения его разума — фонари, шпили, вечная суета Города. Он сам заключил себя в хрустальную оболочку и, кажется, начинал смутно сознавать, что оказался в ловушке. Для меня такой оболочкой было почетное положение физиономиста первого класса. Давая надежную защиту, оно в то же время искажало картину настоящего мира. Теперь все должно было измениться, и это было прекрасно и в то же время горько. Но я твердо знал, что разрушу жизнь Белоу ради спасения Арлы, Эа и ребенка. Мне, как древесному человеку, Мойссаку, нужно было оставить после себя семя — и таким семенем стала эта семья.

Следующие два утра я провел, копаясь в документах Министерства Знаний. Я рассчитывал наткнуться на секрет хрустальной сферы в ранних работах Создателя. Хотя большая часть его открытий была зашифрована в его странной мнемонической системе, какие-то записи, предназначенные для инженеров, он все же вел. Мне не верилось, что такое сложное сооружение, как фальшивый рай, было создано одним мановением свободной мысли. В записях не оказалось ничего напоминающего виденное мной в подземельях очистной станции, зато там были проекты множества потрясающих изобретений. Одни уже осуществились, другие готовились к воплощению в заводских кварталах Города. Эти письменные свидетельства необыкновенного дара Создателя смущали ум и каким-то образом внушили мне мысль, что он не вполне человек. Казалось, его гений помимо воли обречен насиловать природу.

Думаю, никто годами не касался этих бумаг. Пожелтевшие пачки рассыпались и запылились так, что пыльные катышки тяжело падали на пол. Кроме того, я заметил, что среди истлевающих мечтаний Драктона Белоу поселились какие-то крылатые букашки. Когда затихал утренний гомон улиц и в полутемные комнаты возвращалась тишина, эти шестиногие захватчики затевали хоровое стрекотание, которое часто мешало мне сосредоточиться. Впрочем, все равно я только даром потерял там время.

Не хотелось думать, что два дня пропали зря. Правда, я еще исполнял официальные обязанности, а по ночам мотался по Городу в поисках Каллу. Очень хотелось навестить Арлу и Эа, но пока не созрел план побега, это было бы непозволительным риском. Я поклялся, что вернусь к ним только для того, чтобы вывести на свободу. Но для этого нужно было время, а оно уходило слишком быстро. До дня казни непригодных оставалось меньше недели.

Очередной остроумный ход подсказала мне красота. Выбравшись из Министерства Знаний, я объезжал вечерний город, осматривая из окна кареты темные переулки и подворотни. Возница получил приказание ехать не торопясь и поглядывать, не видно ли где-нибудь неуклюжего крупного человека.

В этот день я не выбрал времени принять красоту, и обходиться без нее было тяжелее обычного. Прямо в карете я ввел полную ампулу и на несколько минут расслабился, погрузившись в задумчивость. Хрустальный шар стоял у меня перед глазами, и я стал гадать, как его собирали. Арла говорила, его построили вокруг них.

Если его не выдували, как мыльный пузырь, значит, он должен состоять из отдельных частей, и где-то наверняка есть швы. Я беспомощно пытался представить себе конструкцию подобного сооружения, и тут перед мысленным взором возникла картина: я словно издалека видел копошащихся, как муравьи вокруг яйца, строителей.

Я стукнул в потолок кареты, и голос возницы отозвался:

— Ваша честь?

— Обогни парк с юга и вези меня к особняку инженера Димера, — приказал я. — Знаешь место?

— Слушаюсь, ваша честь, — пробормотал он. Пирс Димер был у Создателя главным инженером с первого дня строительства Отличного Города. Поговаривали, что он ни в чем не уступает Создателю. Димер был уже стар, но по-прежнему занимался всеми серьезными архитектурными проектами. Я знал, что у него есть дети и внуки, и рассчитывал на то, что старик любит их.

Инженер Димер был сухопар и суров. Его седые волосы были коротко подстрижены. Он впустил меня в дом, но не выказал по поводу моего визита ни малейшей радости. Мы прошли в его кабинет, небольшую уютную комнату с чертежным столом и стенами, заставленными книжными полками. Инженер был влиятельной фигурой в Городе, но мои полномочия были выше, и я знал, что он не в состоянии помешать мне прочитать его самого или любого из его семьи. Мне не хотелось играть с ним, и я сразу заговорил о деле.

— Мне нужны сведения, — сказал я ему, усаживались в бархатное кресло перед столом.