Слезы на камнях - Суренова Юлиана. Страница 21

Дождь окропил его своей чистой солнечной водой, успокаивая нанесенную плугом боль. Оставалось только ждать, надеясь, что взойдет пшеница, а не плевелы.

– Нет, – она подобралась к нему поближе, свернулась рядом в клубок, положив голову, точно на подушку на его руку, как делала будучи маленькой девочкой. – Знаешь, о чем я сейчас думаю?

– О чем?

– Если у меня, как и моего отца есть этот дар – предвидение, пусть он проявляется во сне, не наяву. Во сне не так страшно заглянуть за грань, даже когда кажется, что за ней ничего нет. Во сне можно все изменить, сделать так, как хочется. А если не будет получаться – просто пожелать проснуться. Разобраться во всем, вновь заснуть и переделать…

– Так все и будет.

– Так? – она с некоторым недоверием взглянула на собеседника.

– Сон – твоя стихия. Там для тебя возможно самое невозможное.

– Ну, – ее губ тронула лукавая улыбка, – ты ведь научил меня, как управлять сном.

И пусть я не повелительница сновидений, как Матушка Метелица, но кое-что я могу.

– И, все же, будь осторожна во сне.

– Ты же сам только что сказал, что…

– Порою он правдив, а порой – обманчив. И не всякий способен увидеть разницу. Не случайно же в легендах два бога сновидений.

– Два… – она наморщила лоб, цепляясь за мысль, которая неясной тенью вдруг колыхнулась в ней, стремясь вытянуть на свет, заглянуть в глаза…

Но голос небожителя не позволил ей погрузиться в эти размышления.

– Иди спать, малыш. Уже очень поздно.

– А можно я останусь здесь? Я не буду тебе мешать. Повозка вон какая большая…

– Нет.

– Я знала, что ты так скажешь, – тяжело вздохнув, она села, двинулась к пологу, продолжая ворчать себе под нос: – Как же плохо взрослеть! Все сразу начинают думать о чем-то…О чем-то, – она знала, о чем, просто решила, что будет лучше оставить эту неопределенность. – Вот и отец стал говорить, что мне пора готовиться к переходу в повозку невест. Право же, мне уже хочется вновь стать маленькой девочкой… Или вырасти поскорее, оставив позади этот непонятный возраст, когда ты и не ребенок, и не взрослый – сплошное недоразумение… Ладно, – она тяжело вздохнула, как-то виновато взглянула на Шамаша. – Я пойду. Спасибо тебе.

– Не за что, малыш.

Она уже двинулась к пологу, но…

– Милая…

– Да? – она встрепенулась, потянулась к нему, как растения тянутся навстречу солнцу.

– Я должен еще сказать тебе… – он умолк на мгновение, опустил голову на грудь, поджав губы. – Девочка, я всегда был искренен с тобой, хотя не каждый раз говорил всю правду. Помни об этом. Что бы ни случилось. Что бы ты ни услышала от других. Если что-то встревожит твой дух – не преумножай ошибок собственными мыслями, лучше спроси меня. Я отвечу на твой вопрос. Каким бы он ни был.

– Но зачем, Шамаш? Зачем мне спрашивать тебя? О чем? – неужели Он сомневался в ее вере в Него? Это было даже обидно. И… Ей не хотелось думать об этом.

Он качнул головой.

– Я не знаю. Не знаю, зачем, не знаю, о чем будет твой вопрос. Знаю лишь, что придет мгновение, когда ты захочешь спросить меня.

– Ты сомневаешься во мне… – тяжело вздохнула Мати. Ее обида была так сильна, что девушка скорее прослушала, чем услышала то, что сказал он потом.

– Сомнение – это тоже оружие. Которое может быть одинаково полезно и опасно. В зависимости от того, в какую сторону оно обращено. Сомневайся. В себе, во мне, во всем мире. В том, что все мы живем. В том, что небеса не продолжение земли, а земля не заканчивается за горизонтом. Я говорю о другом. Не о вере. Об искренности.

О вопросе, о том, что если ты захочешь спросить у меня, ты задашь мне. А не другим.

– Но, Шамаш, разве сомнения не губят веру?

– Нет.

– Я не понимаю…

– Рано или поздно сомнения все равно придут. Настоящая же вера не в том, чтобы не допускать их, но преодолевать.

– Я… Я не уверена, что поняла… Но… Я обещаю: если вдруг, когда-нибудь, почему-то случится что-то, что заставит меня решить… подумать… что я сомневаюсь в твоей искренности, я спрошу тебя… Шамаш, так будет! Ведь иначе я буду не я, и…

– Даже если ты станешь другой.

– А я могу стать другой? – нет, это было просто невозможно! – Тогда… Если это случится… Я потеряю тебя?

– Нет, – в его глазах была та грусть, которая дана лишь живущему одновременно в двух мирах – настоящего и будущего. – Саму себя. Часть своей души, своей судьбы.

Глава 5

День закончился. На смену ему пришла ночь. Но одинокий странник, сидевший возле тусклого костра, не заметил этого. И не только потому, что был слишком погружен в себя. Для него вокруг ничего и не изменилось, ведь и до прихода ночи все было серым и безликим.

Над землею метались снежинки, которых ветер-бродяга игривым котенком то ловил, то отбрасывал в сторону, чтобы затем, сделав круг и вернувшись назад, подхватить вновь и закружить, стирая все краски и воспоминания, превращая и день, и ночь в один нескончаемый полумрак слепого вечера, чье затянутое тучами небо не знало ни зари закатного солнца, ни вспышки первых звезд, предвещавших торжественный выход величавой и прекрасной луны.

Единственно, что выдавало приход ночи, это холод, который, усиливаясь с каждым мигом, серебрил воздух, заставляя его звенеть. С губ паром срывалось дыхание.

Над кострецом вился дымок. Но ничто не могло согреть ни онемевших от холода ног, пододвинутых к самому огню, ни простертых над ним покрасневших, покрывшихся коркой, рук.

Тело ломило, зубы стучали, отбивая дробь, а слезившиеся от мороза и дыма глаза, даже если бы мир не был окутан со всех сторон густым снежным покровом, не смогли бы разглядеть ничего и в двух шагах.

Этот случайный гость совсем не знал снежной пустыни и тех опасностей, которые поджидали в ней отважившихся отправиться в путь. Впрочем, возможно, это незнание и хранило его все это время от бед, когда, не излучая страха перед врагами, он не привлекал к себе их внимание.

Он знал, что ему везет. Более того, был достаточно умен, чтобы понимать: долго так не будет, и, все же, продолжал упрямо не замечать принесенные порывами ветра полные боли и отчаяния крики и стоны. Когда же они становились особенно громкими, невыносимыми, звуча не только вокруг, но и в душе, он читал слова заклинания-оберега от злых демонов и их мертвых чар. Как будто демоны были единственной опасностью!

Горожанин, до тех пор, пока сам не попал в пределы снежной пустыни, он считал, что за границей оазиса вообще ничего нет, лишь пустота, а караваны и их рассказы об ином – не более чем выдумка служителей, призванная заставить жителей оазиса поверить, что они – не единственные живые существа в мире…

И вот выдуманное оказалось правдой, то же, что было всей жизнью, отделенное бесконечностью снегов, уже само представлялось сказкой, в которую так хотелось, но, увы, было невозможно вернуться…

Костер горел все слабее и слабее. Давно следовало подлить в него хотя бы глоток огненной воды, питая голодный пламень в стремлении получить взамен побольше тепла и света. Но ее осталось совсем немного, на донышке кувшина, и страннику приходилось экономить, терпя холод, понимая, что когда не останется ничего, из тела уйдет не только жизнь, но и надежда на то, что его дерзкий поступок не напрасен, что он достигнет той светлой цели, которая вела вперед.

Что жизнь! Он был готов к смерти, тем более что здесь, среди снегов она представлялась удивительно легкой, красивой и светлой, звала за собой.

Единственное, что удерживало его от того, чтобы уснуть сладким сном в ее объятьях, было стремление сперва сделать так, чтобы эта смерть не была напрасной.

Ему хотелось, засыпая, улыбаться мысли о том, что ему, обычному ремесленнику, ничем не отличавшему от множества других простых горожан, ни наделенному ни магической силой Хранителя, ни мудростью служителя, ни даже мечом воина, удалось спасти город от беды, перед которой оказались бессильны все остальные. В его голове вились мысли, воспоминания, похожие на пчелиный рой, круживший над липами и яблонями, собирая нектар с цветов…