Слезы на камнях - Суренова Юлиана. Страница 78

Обряд был закончен и горожане, не оборачиваясь, заторопились назад, в оазис.

Только теперь ощутив холод, они зябко ежились, кутаясь в одежды, которые, не храня в себе тепла, были не способны согреть.

Богини двинулись было вслед за смертными, но сделав лишь несколько шагов, остановились, заметив, что повелитель небес идет совсем в другую сторону – в снега пустыни. Впереди него бежал золотой волк, словно выбирая для своего хозяина самый безопасный из множества путей.

"Шамаш!" – окликнула брата Кигаль.

"Я сделал то, о чем ты просила. Теперь я ухожу", – не оборачиваясь, бросил он через плечо.

"Брат, как бы тяжело тебе ни было, ты должен запомнить то, что увидел!" – на языке мыслей крикнула ему вдогонку Кигаль.

"Разве такое можно забыть?" – горько усмехнулся бессмертный.

Глава 15

Караван не вошел в каменный город, остановившись за его стеной. Атен думал – так будет правильно, а главное – лучше для Мати. Остальные согласились с ним, хотя и прекрасно понимали, сколько неудобств это создаст для торговли. Но их жертва осталась незамеченной девушкой, которую поступок отца только еще сильнее разлил.

Да ее вообще теперь злили все и все. События – потому что они происходили, с каждым мигом приближая ее к страху. Люди – потому что в ее глазах они были виноваты во всем. Ведь они могли избавить ее от страданий, а вместо этого продолжали мучить. Им ничего не угрожало. Только ей. И никто не хотел этого понимать, замечать, никто даже не пытался хотя бы пожалеть ее, утешить, успокоить…

И вообще, Мати казалось, что все просто издеваются над ней. Каждый случайный смешок за спиной она принимала на свой счет, всякое доносившееся обрывком неведомой фразы слово казалось вызовом, случайный взгляд хлестал по щеке немилосердным потоком ледяного ветра, чей жгучий холод она ощущала почти физически. Она стремилась к одиночеству, и, в то же время, боялась его.

Замкнутый круг какой-то…

Девушка вдруг ощутила себя совсем одной в бесконечности пустыни. И ни одной близкой души, с кем она могла бы поделиться своими переживаниями и страхами.

Отец… Мати была слишком зла на него. За то, что он не сдержал своего слова, обещал ведь, что караван не войдет в город, но все равно они здесь. В сущности, он ее предал, да, именно предал!

Шамаш…

"Лучше бы я не встречала его вовсе! – всякий раз, думая о боге солнца, ее глаза наполнялись болью и обидой, слезы текли по щекам, чтобы, коснувшись своей горечью губ, травить душу. – Его нет! Его нет!" – только эти слова позволяли ей хоть как-то успокоиться.

Девушка винила Шамаша не только в том, что уже случилось, и в том, что должно было произойти. Ведь пожелай этого повелитель небес, ничего бы не было. А раз все есть, значит, он хотел, чтобы так все и было. Он обрек ее на страдания. А чтобы еще больше усилить их, сказал ей о даре предвидения… И мучения, которые иначе длились бы лишь мгновение, растянулись на долгие дни, даже на века. Из-за него она пережила свою смерть не один раз, а проходила через нее вновь и вновь, всякий раз представляя ее себе все более ужасной, уродливой и жестокой.

Думая о том, что она видела в своем сне-предвидении, только об этом одном, не в силах остановиться, Мати бродила среди деревьев, постукивая тонкой веточкой – хлыстом то по своей ноге, то по траве, то – по стволам деревьев.

Девушка не смотрела по сторонам. Ей было совершенно все равно, куда идти. Лишь бы не стоять на месте. И вдруг…

– Милая, постой! – незнакомый голос, прозвучавший неожиданно, как птичий крик среди снежной пустыни, заставил девушку вздрогнуть. Оторвав взгляд от травы под ногами она поспешно огляделась вокруг – сперва робко, с опаской, затем – с любопытством. А потом… Удивленно моргая, она не верила своим глазам. Нет, этого просто не могло быть!

Она стояла на вершине священного холма, спиной к храму. Сделай девушка еще хотя бы один шаг вперед, – и, сорвавшись с обрыва, полетела бы камнем вниз.

Мати была так поражена, ошарашена, что даже забыла на миг о своей ненависти к этому городу и всем, кто в нем жил. Единственно, она никак не могла взять в толк, почему дорога, которая должна была увести ее как можно дальше от чужаков, наоборот, привела к ним.

– Не бойся…

Она повернула голову к заговорившему с ней, узнала в чужаке Хранителя.

– Я не боюсь, хозяин города, – сглотнув подкативший к горлу комок, проговорила Мати. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы заставить голос звучать ровно.

– Спасибо.

– За что, милая? -бровь мага удивленно приподнялась.

– Что остановил меня. Я… Я не хотела…

Проследив за ее взглядом, устремленном вниз с холма, словно считая камни, о которые в мыслях, воспоминаниях о том, чего не было, но могло быть, ударялось бы ее тело, старик качнул головой:

– Я и не думал, будто ты решила что-то сделать с собой. Мысли о самоубийстве – признак безумия. А ты, я вижу, здорова. Просто… Ты была так погружена в свои мысли, что ничего не замечала.

– Да, – поспешно кивнула Мати, хотя ей совсем не хотелось пусть даже в такой мелочи соглашаться с горожанином, – ничего, – но у нее просто не было другого выхода, когда такое объяснение представлялось не просто самым реальным, но и самым безопасным. – Я… Я, пожалуй, пойду…

– Подожди, пожалуйста. Я хотел спросить… Горожане чем-то обидели тебя? Если так, скажи, я велю им извиниться, – но поскольку гостья молчала, он продолжал: – Я почему спрашиваю… Не из-за любопытства, поверь мне! Просто… Видишь ли, ваш приход… Приход вашего каравана очень много для нас значит, мы стараемся сделать все, чтобы вам было хорошо у нас, и совсем не хотели…

– Почему? – вопрос, вдруг сорвавшийся с губ собеседницы, заставил его остановиться, не договорив фразы, вернуться назад.

– Что "почему", милая? – он не знал, к какой части произнесенного относился этот вопрос, а потому не мог ответить.

– Почему для вас так важен наш приход? Ведь горожанам, никогда прежде не было никакого дела до чужаков. Что же вдруг изменилось? – она говорила, что думала, не заботясь о том, обидят ее слова Хранителя или нет, считая себя вправе ненавидеть. Всех. И мага сильнее, чем лишенных дара. А бога солнца сильнее всех!

Хозяин города ответил не сразу. Он несколько мгновений смотрел на молодую караванщицу, не понимая, почему она столь враждебна. Ему было нужно, просто необходимо узнать причину ее ненависти, чтобы попытаться помочь ей, исцелить от того, что могло быть болезнью…

Но старик знал: искренность и доверие чужачки ему нужно еще заслужить…

– А Рур, тот человек, которого вы встретили в снегах пустыни, он вам ничего не рассказал?

– Нет, – качнула головой девушка. – Только сказал, что ищет Матушку метелицу.

– Матушку метелицу?

– Так караванщики зовут богиню снегов.

– Госпожу Айю, – поняв наконец, кивнул Хранитель.

– Это так?

– Да.

– Зачем Она вам? – это ей тоже было интересно. Именно интересно – не более того.

Девушка не чувствовала в своем сердце ненависти к богине снегов, однако же, в нем не было и прежнего обожания. Ведь Та не признала ее, а главное не защитила.

Хотя могла. Ведь караванщики не ослушались бы Ее воли.

– Испросить совета… – уклончиво ответил Шед. – Зачем еще смертный ищет бога?

Мати тотчас ощутила натяжку в его голосе, заметила неискренность в глазах. И обида нахлынула на нее с новой силой.

– Я пойду, – пробурчала она, отвернувшись от хозяина города.

– Постой…-тот на мгновение умолк, замялся. Старик чувствовал, что в гостье есть что-то…что-то особенное, важное, огонек звезды, горевший в темноте ночи…

Шед уже начал думать, а не в этой ли девушке дело? Ему припомнилось, что именно с ней он видел священных зверей госпожи Айи. И золотые волки были к ней благосклонны. Вряд ли это случайность. Нет, не так – такое просто не могло быть случайным. Ведь снежные волки – не дворовые собаки. Их трудно, если вообще возможно встретить. Их ничем не приважешь, не удержишь подле себя силой, не возьмешь в рабство другим обетом, кроме того, что жив в их собственной душе – долг служения богине. А госпожа Айя не послала бы Своих слуг к первой попавшейся смертной. И вообще…