Дар Седовласа, или Темный мститель Арконы - Гаврилов Дмитрий Анатольевич "Иггельд". Страница 27

Ольга надула шеки. Да, чужак не бугрился мышцами. Сухощавый, если не тощий, он явно проигрывал вятичу в силе. Хотя девушке не нравились толстяки, но атлетические мускулы словена особого впечатления на нее не произвели.

Вдох. Противник медленно, но уверенно двинулся вперед.

Выдох. Два удара — в душу! По микиткам!

«Да это скала — не человек! — подумал словен. — Не дыши!»

Вятич постарался сгрести Ругивлада, полностью используя преимущество в весе.

Не тут-то было. Вдох! Словен уклонился, обтекая бойца, извиваясь, ускользая от смертельного захвата.

Выдох! Раскачным ударом, заваливая кулак, скручивая корпус, он достал великана в подвяз и снова выскользнул, точно водица. Не дыши!

Невозмутимый было противник начал изменять себе. Дождавшись, когда чужак ринется в атаку, он встретил его прямым, молниеносным выпадом в грудь. Ругивлад отлетел, едва удержавшись на ногах.

Зрители неистово и восторженно закричали, подбадривая своего.

Пропусти словен еще такой удар — растянулся бы на земле. Противник бил без предварительного замаха. Вдох! Выдох! Не дыши! Завалить же бугая почти невозможно.

Вдох. Рывок под удар противника, скручивая плечо по косой вниз. Тут же, на выдохе, с левой неожиданно вмазал богатырю по виску, окровавив кулак.

«Совсем другое дело! Не дыши!»

Уходя, едва не получил локтем. Размашистый скол — это конец!

Теперь удары следовали один за другим, со свистом рассекая морозный воздух. С потной кожи валил пар. Хриплое дыхание разозленного вятича заглушало крики зрителей. Словен уходил шатуном, маялся, заваливаясь то вправо, то влево. Всем казалось, еще чуть-чуть, и Ругивлад не сдюжит. Но чужаку везло, и он держался на ногах. Стонали отбитые бока. После косого на поражение гудело в ухе. Из рассеченной брови глаз заливала соленая жижа. Стекая по усам на подбородок, она, липкая, не падала наземь, а скользила на кадык.

Вдох! Собравшись, Ругивлад высоко и резко вывел колено. Противник всей тушей устремился на увертливого чужака — теперь не уйдет! Выдох! Быстрее тура, ринулся словен ему навстречу, вкладывая в удар все силы. Вятич высился уж настолько близко, что риска провалиться не было. Брык с притопом ошарашил богатыря, отбросил далеко назад. Он потерял равновесие, закачался, ловя пустоту руками, и тяжело грянулся наземь.

Подоспевший словен протянул павшему руку. Зрители оценили его шаг дружными криками:

— Хвала победителю! Победителю слава!

И словен мог поклясться богами — Ольга была не последней в этом восторженном гаме!

Проигравший нехотя принял ладонь и с трудом поднялся, оглядывая горожан. Странно! Никто не винил его. Напротив, воевода приветливо стукнул богатыря по плечу, мол, такие, брат, дела.

Умение побило силу.

— Ты ранен? — воскликнула Ольга, подбежав к словену. — Погоди! Я сейчас! — она приложила к мокрому от едкого пота и крови лбу белый платок.

Материя тут же впитала и то, и другое.

— Пустяки! Бывало хуже! Само пройдет! — но прикосновение было самым приятным.

Пальцами другой руки девушка ненароком погладила его непокорные жесткие волосы. Грязные капельки устремились по запястью и достигли локотка. Разбитыми вспухшими губами словен умудрился провести по ее мягкой коже. Там осталась кровавая полоска.

— Несчастный! — укоризненно бросила Ольга. — И кому нужно это геройство?!

— Мне? — улыбнулся Ругивлад.

Время шло своим чередом. По первому снегу Станимир велел народу собраться на поля, да каждой бабе принесть горшок с печной золой. Все было в точности исполнено. И шел старый волхв по полю, да сыпал он золу по ветру, приговаривая:

— Свята земля наша! Носишь ты нас, кормишь и поишь! Отдохни на зиму! Роди много и обильно! Храни тебя Радигош!

И следом ступали жены, повторяя верные слова, славя Великую Мать.

А как ударил первый мороз — развели средь красной площади огнище из соломы. Станимир заставлял детишек босыми прыгать сквозь языки пламени.

— Агу, Агу, Агуня! Коснись ноги! Храни от враги! Абы ноженькам тепло было, абы Мара не трогала! Агу, Агу, Агуня! — ягал волхв.

Затем он и сам проходил сквозь огонь, завершая очищение в Костре-Кострыне. И пока живет человек, горит в нем пламя Огнебога!

Кот, вел себя как последний распутник, улучшая местную породу. Зверь раздобрел, к зиме поменял мех, что, впрочем, не мешало пушистому хищнику разорять беличьи гнезда, гонять зайцев, потрошить тетеревов и задирать дворовых псов уже одним свои княжим видом.

Ругивлад в суматохе дел стал реже гостить у жупана. Первое время Ольга прощала иноземцу, смешно сказать, такое невнимание к себе, но ничто не длится вечно. Этот слепец, по ее мнению, не видел или делал вид, что не замечает, весьма откровенных взглядов девушки.

Нет! Ругивлад не был слепым. Испытывая живейшее наслаждение и необъяснимый трепет от одного девичьего взгляда, от единственного прикосновения, словен понял, что попал в самый приятный и долгожданный плен. Вот только рассудок прирожденного волхва не мог принять эдакой напасти. И потому герой тщетно пытался в ежедневных трудах и заботах утопить эту губительную для себя и для нее страсть. Умения кропотливо работать ему было не занимать. Но волхв только предполагал, чем грозит это влечение. Звезды же располагали…

Уже который раз опаздывал он на «свидание», обещая превратиться в злостного прогульщика:

— Ты бы хоть поел чуть-чуть, а то, гляди — протянешь ноги! — упрекала словена Ольга, в очередной раз застав его за каким-то «важным» делом.

— Нельзя быть рабом своего желудка, иначе — станешь рабом женщины.

— Что ж, верно! По-моему, ты куда охотней искал бы сейчас по холмам свои камни, чем слушал бы меня. Не так ли?

— Ну, что ты?! Хотя в одном, Оля, ты, безусловно, права: я ищу, но не камни… На мертвое мне везло всю жизнь. Видишь… — он протянул ей ярко желтые кристаллы. — … Гораздо сложнее найти себя!

— И как, успешно? — скривила губки Ольга.

— Иногда на это уходит целая жизнь.

— Слишком заумно, — язвительно заметила она, но, смягчившись, тут же добавила. — Извини, меня укусила сегодня злая муха.

— Расскажи о себе! — неожиданно прервал ее Ругивлад, а затем, почувствовав стеснение, чего в присутствии других женщин с ним давно не случалось, добавил. — … О себе и своем народе.

— Ты ищешь себя, словен, а желаешь знать о чужих людях?

— Не потешайся! Я и сам хотел бы ведать, к чему стремлюсь. Ну, ладно, дело не клеится — пора бросать. Куда отправимся? Может, на Оку?

— Мы делаем успехи, — вновь снизошла она до «похвалы». Но сегодня, думаю, нам нет смысла куда-то идти. У тебя и без того в голове каша — работай себе, я не стану больше мешать.

— Нет, отчего же?!

Ругивлад упрямился и знал почему. В этой суровой, хотя по-своему прекрасной, лесной стране у него не было ни единого близкого человека, кто, может, хотя бы отчасти и понял его. Никого, кроме хрупкой и непостижимо мудрой для своего возраста девушки. Так Ругивлад перешел к обожествлению Ольги, одарив ее образ тем, чем девица, возможно, в действительности и не обладала. По опыту прошлых влюбленностей, герой знал, что ум и красота чрезвычайно редко совмещаются в одной женщине. Род не терпит излишеств, и поэтому такое чудо вдвойне опасно. Опасно чем? Да просто, раз столкнувшись с такой богиней, и потеряв ее, герой тут же начинает искать вторую… Ан, нет!

Зловещие приступы ненависти, между тем, не повторялись. Он и не вызывал их. Честные и благородные вятичи, которым, казалось, было чуждо всякое чувство зависти и корысти, вернули Ругивлада к полноценной жизни, во славу племени и на благо ему самому. Они даже не запирали на ключ своих сундуков, а на засов закрывались разве городские врата.

Вставая поутру, герой был снова рад веселому птичьему пересвисту. Купаясь в хладных росах и туманах, Ругивлад вновь и вновь испытывал удивительную бодрость и легкость. С наслаждением слушал он, как шумят кроны вековых деревьев, полнил грудь живительным хвойным ароматом. И Ольга была с ним.