Последнее воплощение - Белозеров Антон. Страница 70

— Будет сделано, Леди Комета! — пообещал Балил. — Я употреблю все свое красноречие и весь свой поэтический дар, чтобы убедить своих сородичей. Как ты сказала? «Это дело их совести и чести»? Замечательные слова! Не возражаешь, если я использую их в своей речи? Со ссылкой на первоисточник, разумеется…

— Делай и говори все, что хочешь, — оборвала его Комета. — У тебя в запасе целый день и вечер. Успеешь обойти все племена?

— Обскачу за несколько часов! У меня уже сложилось первое четверостишие будущей поэмы:

Дело нашей совести и чести

От врагов отчизну отстоять.

На людей навалимся все вместе,

Будем их до Побережья гнать!

Ну как, Леди Комета, тебе нравится?

— Для начала неплохо. Но не забудь, что я посылаю тебя не стихи сочинять и не песни петь. Твоя миссия сложна и серьезна. Сосредоточься на ней!

Когда телега с разведчиками проезжала возле повозки, нагруженной фашинами — толстыми вязанками хвороста — и на несколько мгновений стала невидима для людей-надсмотрщиков, Балил соскочил на землю и скрылся в толпе прыгунков, разгружавших строительный материал. Вскоре даже Комета не смогла разглядеть его среди соплеменников.

— Ох, не верю я этому болтуну, — покачал головой Гарбискул.

— Если мы не будем доверять друг другу, то люди перебьют нас поодиночке.

Озерник промолчал.

Чем глубже в Дубовые Взгорья въезжала телега, тем больше людей и нелюдей оказывалось вокруг. Комета старалась запомнить все: и расположение изрытых норами прыгунков холмов, и большие срубы, выстроенные фавнами вдоль дороги, и дома немногочисленных здесь кентавров, и, главное, палаточные лагеря человеческих отрядов.

Прыгункам повезло больше, чем остальным жителям Дубовых Взгорий — на их города-норы люди не претендовали. А вот большую часть домов сейчас занимали офицеры и командиры человеческой армии. Хозяева домов были вынуждены ютиться в хозяйственных пристройках и работать прислугой в родных жилищах.

Сразу было видно, что захватчики чувствуют себя в Дубовых Взгорьях, как дома, а нелюдей и даже местных людей воспринимают как слуг и рабов. Не только офицеры, но даже солдаты ходили по захваченной территории гордо и нагло, тогда как исконные жители этих мест робко уступали им дорогу.

Вскоре телега с Кометой и Гарбискулом уперлась в перегородивший дорогу шлагбаум, сделанный из цельного обструганного бревна с нанесенными свежей красной краской полосами. Возле шлагбаума стояли шесть солдат с оружием. Но стоило только телеге остановиться, из ближайшего дома вышел офицер в сопровождении двух человек в гражданской одежде: нотариуса и писца.

Офицер сразу заглянул в повозку, а нотариус обратился к Гарбискулу:

— Милостью его величества короля Нарданала и его сиятельства графа Картеньянского тебе дозволяется обменять либо продать плоды трудов твоих в пределах сего поселения, именуемого Дубовыми Взгорьями, после своевременной уплаты всех соответствующих и положенных при данном виде деятельности налогов и сборов, установленных и зафиксированных в имеющихся постановлениях.

Гарбискул открыл рот. Простой озерник не понял и половины произнесенных слов. Комета сразу сообразила, к чему идет дело, но по «легенде» ей полагалось молчать и играть роль недалекой деревенской девушки.

Видимо, офицер лучше разбирался в психологии жителей Холмогорья, еще не усвоивших основные положения человеческих «законов». Быстро осмотрев содержимое кузова телеги (а это были корзины с яблоками), он сказал:

— Выгружайте половину своего груза, и можете продать все остальное.

— Половину?! — возмутился Гарбискул, совершенно забыв, что он не торговец, а разведчик.

Комета незаметно для людей ткнула его пальцем в поясницу. Озерник издал булькающий звук и замолчал.

Нотариус безо всякого выражения произнес:

— В случае неповиновения указам и распоряжениям его величества короля Нарданала и его сиятельства графа Картеньянского виновный в вышеуказанном преступлении подлежит справедливому, беспристрастному суду и неотвратимому, заслуженному наказанию, определяемому соответствующей статьей законодательных актов.

То ли вразумление Кометы сыграло свою роль, то ли озерник уловил смысл последней фразы, выделив из нее ключевые слова: «неповиновение-преступление-наказание», но он постарался изобразить полное раскаяние и послушание:

— Простите, я просто сразу не понял, куда разгружать яблоки. А теперь я все сделаю в лучшем виде!

Офицер приказал караульным солдатам у шлагбаума:

— Тобс и Каул, помогите торговцу! Тодзал, позови остальных!

Два солдата привычно забрались в телегу и начали скидывать на землю корзинки с яблоками. Невесть откуда набежали еще солдаты и унесли собранный «налог» куда-то за дом.

Писец сделал записи в огромной толстой книге. Офицер и натариус по-очереди взяли перо и поставили свои подписи.

Затем писец сунул книгу под нос Гарбискулу:

— И ты распишись! Вот тут, где стоит галочка.

— Да я писать-то не умею, — сказал озерник, словно извиняясь за свою неграмотность.

Видимо, писарь не первый раз сталкивался с такой проблемой, потому что немедленно нашел ее решение:

— Тогда просто поставь крестик.

Гарбискул неуклюжими слегка дрожащими пальцами взял перо и аккуратно, высунув язык и вспотев от волнения, вывел две перекрещивающиеся линии.

— Хорошо! — усмехнулся писарь, отобрал перо и захлопнул книгу.

— Теперь мы можем ехать? — робко спросил озерник.

— Поезжай, — милостиво соизволил офицер.

— Так ведь дорога все еще закрыта…

— Въезд в центр на повозках запрещен! — строго произнес офицер.

Комета поняла, что «центром» он назвал шесть двухэтажных домов, находившихся в трехстах шагах впереди. Девушка знала по рассказам Балила, что эти дома принадлежали фавнам-трактирщикам. В них останавливались путешественники и купцы, приезжавшие в Дубовые Взгорья. Теперь же, наверняка, их занимал граф Дабариццо Картеньянский со своей свитой.

Нотариус добавил:

— Место для торговли отведено на специально оборудованной и приспособленной для подобного рода действий площади. Она расположена по правую сторону от вашего нынешнего местонахождения и может быть легко опознаваема по наличию транспортных средств, аналогичных вашему.

Озерник посмотрел на нотариуса, как на вылезшего из воды и заговорившего Хозяина Твердого озера.

Офицер уже потерял интерес к телеге и направился к дому, но один из солдат сжалился над незадачливыми торговцами и показал рукой:

— Езжайте вон туда, на базарную площадь.

В стороне от дороги Комета и Гарбискул увидели несколько десятков телег, установленных правильными рядами на огороженной жердями площади. Возле телег бродили немногочисленные покупатели. Было ясно, что торговля в оккупированных Дубовых Взгорьях — вещь бесперспективная. Впрочем, меньше всего сейчас Комету занимали вопросы выгодной продажи яблок и получения прибыли.

Гарбискул потянул вожжи и направил телегу на базарную площадь.

— Ты ставь телегу и делай вид, что продаешь яблоки, — сказала ему Комета. — А я схожу в центр, посмотрю, что там делается.

— Будь осторожна, Леди Комета, — напутствовал девушку озерник, когда девушка спрыгивала с телеги.

Солдаты у шлагбаума уже занимались новой телегой, поэтому в сторону Кометы не смотрели. Девушка пошла вперед сначала медленно, поминутно озираясь по сторонам, но когда увидела, что на нее никто не обращает внимания, осмелела и прибавила шаг.

В центре Дубовых Взгорий людей было больше, чем нелюдей. Маршировали отряды солдат, во все стороны мчались конные курьеры. Комета боялась, что ее вот-вот остановят и спросят, зачем она пробирается в ставку графа Дабариццо Картеньянского, но любопытство и необходимость вели ее вперед.

Возле каждого дома стояли караульные солдаты с ружьями или пиками, так что попасть внутрь было непросто. Но Комета пока к этому и не стремилась. Вначале она намеревалась определить, в каком именно доме остановился граф. Если бы ей удалось уничтожить вражеского военачальника, это бы расстроило и дезорганизовало оборону Дубовых Взгорий.