Уснуть и только - Лампитт Дина. Страница 33

Послушно склонив голову, Маркус приложился к руке архиепископа, коснувшись при этом губами перстня – символа его власти.

– Клянусь.

– Да сохранит тебя Господь, сын мой. – Стратфорд встал, черты его приобрели обычное безразличное выражение.

Уже совсем другим, спокойным, лишенным эмоций голосом он объявил:

– Этой осенью дела заставляют меня быть вдали от Мэгфелда. Всеми домашними делами будет управлять Веврэ, а за безопасностью и здоровьем домочадцев проследите вы с сэром Полем.

Маркус поклонился, непокорная прядь упала на обтянутую кожей скулу.

– Я постараюсь, чтобы нес было в порядке, милорд.

– Поступайте так, как считаете правильным, Флавьс. До тех пор, пока мы верны Богу, в наших действиях не может быть ошибок.

Он выплыл из комнаты, оставив оруженосца в недоумении взирающим ему вслед. Разве возможно, чтобы один человек с чистой совестью приказывал другому согрешить? Какой еще служитель Божий мог такое себе позволить? Но тут Маркус сообразил, что Стратфорд видывал куда большее зло. Он участвовал в заговоре против покойного короля, чтобы Англия могла получить молодого и энергичного монарха. А сейчас он фактически приказал Маркусу вступить в связь с женой Колина.

Флавье медленно спустился вниз как раз в тот момент, когда архиепископ со свитой выезжал с вымощенного булыжниками двора.

– В добрый путь, – пожелал он.

Стратфорд обернулся, чтобы бросить на Маркуса еще один непроницаемый взгляд. Коротко кивнув, он занял свое место во главе колонны, повернувшись спиной ко дворцу и всем его обитателям.

Задумчиво покачав головой, Маркус побрел назад. Сверху доносились смех и музыка. Поднявшись по лестнице, Маркус вошел в отведенную молодоженам гостиную и увидел танцующих Колина и Ориэль. При его появлении их головы одновременно повернулись к нему.

– Я должен быть вашим защитником, – сообщил Маркус. – Так распорядился милорд архиепископ Кентерберийский.

– Моим защитником? – удивилась Ориэль.

– Я буду охранять вас обоих.

Ориэль задумалась, ее личико чуть-чуть потемнело.

– Что это значит?

– Что я должен позаботиться о том, чтобы вы оба были здоровы и счастливы.

– Почему он отдал такой приказ?

– Потому что я люблю вас обоих, – ответил Маркус и немного погодя добавил:

– Так же, как, полагаю, милорд архиепископ – на свой, особый лад.

Подняв голову и прикрыв глаза испачканной ладонью, Адам де Бэйнденн проводил взглядом кавалькаду архиепископа и, когда она исчезла из виду, тяжело вздохнул. Его красивое лицо исказилось печалью.

Никогда в жизни не был он так несчастен, как теперь. Он все время представлял, как о нем говорят, что он всего лишь жеребец, купленный, чтобы обслуживать здоровую крепкую женщину. Знали бы они, что в последнее время, вдобавок ко всем его бедам, он и на это не способен. Беспомощно лежа ночами рядом с Изабсль, он чувствовал себя виноватым из-за того, что обманул ее ожидания, что его могучее тело упорно отказывается проявлять по отношению к ней хоть какое-то желание. Как бы он хотел исповедаться своей жене (которую по-своему любил) и признаться ей в том, что же является причиной столь жалкой и заслуживающей осмеяния слабости в таком сильном мужчине.

Бедная, бедная Изабель! Какое горе для них обоих, что Адам вдруг воспылал любовью к недосягаемой Ориэль и даже не может признаться в этом ни одной живой душе.

Сам он понял, что с ним происходит, в ночь после памятного обеда у архиепископа. Тогда, захлестнутый эмоциями, он так же, как и сейчас, обхватил голову руками и зарыдал. На что он мог надеяться? Адаму казалось, что в его жизни нет ни цели, ни смысла, что ему вообще незачем жить. А теперь, когда Ориэль стала женой полоумного, его мечты окончательно разбились вдребезги.

Глухое рыдание вырвалось из его груди. Тряхнув головой, Адам снова взялся за плуг и, покрикивая на волов, начал прокладывать новую борозду в темной, плодородной почве Суссекса.

Изабель на своей вороной кобыле объезжала поля, когда послышался отдаленный раскат грома и в небесах блеснула молния. Мадам Бэйнденн попридержала лошадь и огляделась, с пригорка, где она стояла, долина казалась затянутой голубоватой дым кой. Изабель заметила, как дикая лань промчалась по гряде холма и скрылась между деревьями, спасаясь от начинающегося дождя. Река, лентой петляющая по долине, отражая нахмурившееся небо, потемнела и стала синей, как барвинок.

Даже отсюда Изабель было видно, как Адам, бросив работу, зарылся лицом в ладони. Сердце Изабель дрогнуло, мысли заметались у нее в голове. Что происходит с ним в последнее время? Что причиняет ему такие страдания? Что мешает его счастью и спокойствию? Она выкупила его из рабства, дала ему домашний очаг, у него есть хорошая еда, доброе вино, теплая постель, удобная одежда и все, что нужно для жизни.

Подумав о том, что же может быть причиной странного поведения Адама, Изабель вздрогнула. Углы ее полных теплых губ печально опустились при одной мысли о такой возможности. Нет, не может быть, что он считает ее слишком старой! С помощью своих ритуалов, ледяных ванн и танцев в обнаженном виде на покрытых утренней росой лугах – с помощью всего того, за что ее признали бы ведьмой, стань об этом кому-нибудь известно – Изабель успешно боролась со старостью. Сейчас она не менее привлекательна и желанна, чем когда была непорочной невестой своего первого мужа. Изабель распрямила плечи, твердя себе, что ей нечего бояться. Но тут же увидела, как Адам, пнув плуг, погрозил небу кулаком Внезапно она потеряла терпение. Чем недоволен этот огромный дурень? Пока Изабель стояла, наблюдая за мужем, отдельные падающие с неба капли быстро превратились в настоящий дождь Изабель видела, как потемнела от холодной влаги промокшая на сквозь рубаха Адама, и боролась с искушением оставить его мокнуть и дальше. Так ему, неблагодарному олуху, и надо! Но потом в ней возобладал материнский инстинкт, и, сердясь на себя, Изабель подскакала к нему, крича.

– Адам, ступай домой! Что толку стоять здесь под дождем?

Застигнутый врасплох, он обернулся, и она увидела его хмурое, унылое лицо.

– А, это ты, – коротко бросил Адам.

Изабель окончательно вышла из себя.

– Да, это я, – язвительно ответила она. – А ты кого ожидал, что так разочарован? Какую-нибудь тайную любовь?

К изумлению Изабель, муж побелел, как растущая у них под окном омела, и ничего не ответил.

– Ну и отправляйся к ней! Скатертью дорога! – гневно выкрикнула Изабель и, не оглядываясь, поскакала к дому.

– Какое грозовое лето, – заметил Колин. – Вот так же гремел гром в ту ночь, когда твои отец приехал во дворец объявить, что мы помолвлены Ты помнишь, Ориэль?

– Нет, – улыбнулась она – Я тогда спала.

– Я тоже. Но я слышал, как он приехал. А ты помнишь ту ночь, Маркус? Когда ты спал на полу возле моей кровати?

– Помню, – кивнул оруженоеец.

Они втроем выехали из Мэгфелда в северо-западном направлении и теперь находились на поросшем густым лесом склоне. Далеко внизу в плодородной, пышной долине, паслись стада черно-белых коров, не обращая внимания на дождь.

– Быстрее, – сказал Маркус. – Здесь недалеко есть лачуга, там мы сможем укрыться от дождя.

Ориэль неожиданно предложила.

– Проводи туда Колина и возвращайся. Мне нужно поговорить с тобой наедине.

Маркус взглянул на нее, но не смог ничего прочитать на лице с непостижимыми и загадочными, как звезды, глазами.

– Но ведь ты промокнешь! – забеспокоился Колин.

– Это неважно, – спокойно ответила Ориэль.

– Да, конечно. – На мгновение показалось, что Колин лучше, чем Маркус, осведомлен о том, что имела в виду Ориэль, – такое выражение сочувствия и понимания появилось у него на лице. – Ты никогда не боялась промокнуть.

И Ориэль вдруг увидела мальчика в мокрой тунике, скачущего вдоль незнакомого, чужого берега, и мириады искрящихся блестящих капель, брызжущих во все стороны из-под копыт его коня…