Уснуть и только - Лампитт Дина. Страница 55

Раздавшийся позади него звук заставил плотника оглянуться, но выяснилось, что это всего лишь за скрипела половица, и он тотчас же вновь повернулся к окну, но Дженна исчезла так же внезапно, как и появилась. У Бенджамина холодок пробежал по спине – может быть, ее вообще здесь не было? Может быть, она ему привиделась – ведь никакое живое существо не могло успеть скрыться из виду, пока он на мгновение отворачивался.

Заинтригованный, Бенджамин начал собирать инструменты – ремонт кровати уже был закончен, он был слишком занят тем, что только что произошло, чтобы сосредоточиться на чем-нибудь другом. Внезапно им овладело желание немедленно повидать Дженну и узнать, была ли она в Шардене, и он решил, что должен тотчас же отправиться к ней. Тут его пронзила новая мысль – может быть, если случившееся было плодом его воображения, это означает, что Дженна попала в беду, что таким образом она мысленно послала ему призыв о помощи?

Забеспокоившись, плотник поспешил получить у хозяина то, что ему причиталось, и выехал из Шардена. Следуя по течению реки, он попал на земли Бэйндена и почему-то решил проехать через синий колокольчиковый лес. Как всегда, безмолвная неподвижность этого места взволновала Бенджамина, и, глядя на сомкнувшиеся над его головой наподобие шатра ветви деревьев, он подумал, что скорее оно напоминает не храм, а склеп.

Проехав мимо Бэйндена, Бенджамин спустился в низину, где стоял коттедж Даниэля, и с радостью увидел, что дверь открыта. На пороге, облизывая мордочку и лапки, восседал кот Дженны, Руттеркин, стало быть, его хозяйка была дома, поэтому Бенджамин не стал стучать и просто вошел в распахнутую дверь.

Девушка, к которой он пришел, стояла посреди комнаты, одетая в нарядное золотистое платье с фижмами на боках и отложным белым воротником, как будто ожидала его. И хотя Бенджамин сразу догадался, что платье – подарок леди Мэй, оно так шло Дженне, словно было сшито специально на нее. И рукава, и юбка пришлись точно по ее росту, а искусно выкроенный лиф подчеркивал плавные линии груди.

Бенджамин замер, пронзенный восхищением, уставившись на Дженну, как будто увидел ее впервые. В первый раз он заметил, как красиво загнуты кверху уголки ее удлиненных глаз, как приятно и необычно пахнут ее волосы; какие у нее полные, мягкие губы, а нижняя чуть-чуть выпячена вперед, что свидетельствует о страстности и нежности, и многих других дарах, которыми женщина может вознаградить муж чину.

Бенджамин сам не верил тому, что сможет заговорить, но, наконец, прошептал.

– Как ты прекрасна. Я никогда не замечал.

Он понимал, что говорит что-то совсем не то, но она как будто поняла его и улыбнулась светлой, странной улыбкой.

– Я надеялась, что когда-нибудь ты это заметишь.

Бенджамин хотел спросить, была ли она сегодня в Шардене, но вдруг это стало ему совсем безразлично. Единственное, чего он сейчас желал, – это протянуть руку и дотронуться до стоящего перед ним прелестного создания, провести пальцами по ее нежной щеке, прикоснуться к векам, к вискам, к изящному маленькому уху.

– Должно быть, я был слеп, – сказал он. – Как я мог не видеть? Дженна, ты совершенство.

Снова та же странная улыбка.

– Скоро придут мой отец и Агнес. Хочешь остаться и поужинать с нами?

Бенджамин совершенно точно знал, что не хочет, что он не в силах делить с кем бы то ни было то обольстительное, волшебное существо, в которое вдруг превратилась Дженна; что в этот вечер они должны быть только вдвоем, только вдвоем, даже если потом им вновь придется смешаться с простыми смертными.

В глубине сознания Бенджамина вдруг мелькнуло опасение, что все это может быть колдовством, что овладевшее им головокружительное чувство – всего лишь иллюзия, но он сразу же его отбросил. Он был слишком счастлив, чтобы сомневаться, и, переплетя свои пальцы с тонкими, длинными, похожими на тычинки цветка пальцами Дженны, поднес ее руку к губам.

– Нет, я не хочу ужинать, – произнес он, удивляясь тому, как необычно звучит его голос. – Я хочу говорить с тобой, Дженна, с тобой одной. Я хочу быть с тобой наедине. У меня такое чувство, будто мы потеряли годы, а теперь должны их наверстать.

В первый раз она засмеялась:

– Но этот дом скоро наполнится людьми.

– Тогда пойдем ко мне. Сегодня вечером мы должны быть только вдвоем. Ты пойдешь со мной, Дженна?

Как будто она была знатной дамой, Дженна гордо и торжественно присела в реверансе.

– Тогда пойдем сейчас же, пока они не пришли. Ты оставишь им записку?

Глядя, как она пишет, Бенджамин мысленно восхищался ее разнообразными талантами. Он прочитал: «Агнес, меня позвал Бенджамин».

– Но Агнес не умеет читать.

– Отец прочтет ей.

Больше он ни о чем не спрашивал, и они вдвоем вышли в теплый апрельский вечер, мягкий и свежий после прошедшего дождя, наполненный безумными голосами птиц. Сейчас им не нужно было ни о чем говорить. Бенджамин подсадил девушку на свою старенькую кобылу, даже она в этих полупрозрачных нежных сумерках казалась помолодевшей и сильной, такой, как была когда-то. Они поехали вдвоем через лес, слушая негромкий топот ступающих по мягкому торфу лошадиных копыт.

Потом они очутились перед порозовевшим в лучах заходящего солнца домом Бенджамина и вошли в его гостеприимно раскрывшуюся дверь. Дженне пришлось наклонить голову, чтобы не зацепиться за косяк. Они стояли, молча глядя друг на друга, радуясь тому, что они наедине, и остро ощущая свою обособленность от остального мира.

– Как я мог быть таким дураком? – наконец сказал Бенджамин, но Дженна не ответила.

Они стояли, не касаясь друг друга, и только обменивались взглядами. И вдруг Бенджамин почувствовал, что все это когда-то уже происходило. Что когда-то – во сне или наяву – он уже стоял вот так, не сводя с Дженны глаз, чувствуя, что его тело и душа переполнены любовью.

Наконец он промолвил:

– Отныне мы не должны разлучаться – теперь, когда я, наконец, нашел тебя.

Все с той же прекрасной улыбкой Дженна ответила:

– Бенджамин, не надо бояться того, что произойдет между нами. Осуществление нашей любви – это часть того, что должно было свершиться.

Бенджамин не знал, как они оказались в его маленькой спальне наверху, он помнил лишь сияние ее тела, когда оно постепенно открывалось ему – высокие полные груди, изящный изгиб талии, водопад черных волос, от которых он не мог оторвать глаз. И только тогда они наконец поцеловались и, не размыкая губ, опустились на кровать.

Слова не были им нужны, соединяясь со своим любимым, Дженна с такой готовностью и радостью принесла себя ему в дар, с таким безграничным счастьем приняла в себя его плоть, с такой легкостью стала женщиной, что Бенджамину показалось, будто они всегда были любовниками.

Кульминация их страсти была прекрасна и совершенна. Дженне, до сих пор не верившей своему счастью, показалось, будто она вознеслась ввысь и облетела вокруг луны, так велико было ее блаженство. А Бенджамин впервые в жизни понял, что это такое – торжество любви, и какое это счастье – отдать любимой женщине часть себя, навеки подарить ей свое сердце.

– Дженна, – выдохнул он. – Дженна, я так люблю тебя.

И перед глазами девушки опять возникли неровные строки: «Душица, вербена и полей приведут любого мужчину, какого ты пожелаешь, к тебе в постель, – но жасмин оставит его там навеки…»