Дорогой сновидений - Суренова Юлиана. Страница 25

— Привет, — девочка смело разглядывала хозяина, не испытывая ни страха, ни смущения, ведь она совершенно точно знала, что спит и видит сон. Было бы глупо пугаться собственного сна. В ее глазах искрилось любопытство. — Кто ты?

— Лаль.

— Бог сна? — она ждала именно этого ответа и ничуть не удивилась, услышав его. Робости в ее сердце тоже не было, возможно, потому, что ей и раньше приходилось говорить с богами. И, потом, в который уж раз повторяла она про себя: "Это ведь только сон, мой сон."

— Так, — он неопределенно махнул рукой, всем своим видом показывая, что не считает свое занятие великим делом, скорее — баловством подростка. И, все же, чуть позже, с интересом поглядывая на девочку, все же добавил: — Но этот сон придумал я. Он тебе нравится?

— Да, — Мати вновь огляделась вокруг, втянула в себя дух цветущего сада, наслаждаясь каждым мигом пребывания в том мире, в котором она не сможет остаться навек, ведь рано или поздно наступит пробуждение. Но пока… Пока она хотела получить от мира сна все, что только возможно. Она опустила голову на грудь, искоса поглядывая на своего собеседника, вздохнула: — Жалко, что здесь нет Шуши…

— Шуши? — переспросил хозяин, на лицо которого набежала тень, показывавшая, что создатель сна недоволен, что ему не удалось сделать свое творение совершенным, таким, чтобы гостья восхищалась им без оглядки, не думая ни о чем ином.

— Шуллат — это моя подруга, — пояснила девочка, решив, что бог сна может не знать о том, что происходит наяву.

— Ах да — пустынная волчица, — воскликнул Лаль, хлопнув себя по лбу. — Как я мог забыть?

— Ты знаешь ее?

— Достаточно того, что я знаю тебя. Ты ведь прежде приводила ее в свои сны?

— Да, — улыбаясь, кивнула Мати. — Пусть она тоже окажется здесь, — это было всем, о чем она мечтала. — Пожалуйста!

Лаль развел руками: — Ну что тут скажешь? — всем своим видом он показывал, что не просто готов согласиться с просьбой гостьи, но ни в чем не может ей отказать. — Тем более, — подмигнув девочке, продолжал он. — В конце концов, это ведь твой сон и твоя воля в нем — закон.

— Так ты приведешь ее сюда?

— Разумеется, — он взмахнул руками и тотчас словно из ниоткуда выскочила золотая волчица, которая, радостно повизгивая, бросилась прямо на грудь Мати. Она сбила девочку с ног, уронив в мягкое, душистое море цветов, радуясь нежданной встрече, принялась лизать подружку в щеки, нос…

— Шуши! Шуши, уймись, — смеясь, пряча лицо, отмахиваясь от ласк закричала девочка.

Наконец, изловчившись, она вскочила, отбежала чуть в сторону, замерла, дожидаясь, когда волчица, принимая ее игру, бросится вслед за ней.

— А мне можно поиграть с вами? — словно простой человек попросил Лаль вместо того, чтобы повелевать, как подобает богу, или командовать, как привыкли взрослые.

— Конечно! — крикнула Мати. Ей было так беззаботно, легко, что, казалось, стоит подпрыгнуть и она… И она действительно полетала, словно сорвавшийся с дерева лист на крыльях ветра.

…- Это самый лучший сон в моей жизни! — прошептала девочка. Она лежала в густой траве, щекотавшей щеки, раскинув руки в стороны, словно стремясь обнять весь мир. Ее глаза были устремлены на небо — синее, глубокое и спокойное.

— Если тебе здесь так нравится, — Лаль сидел чуть в стороне, пожевывая тонкую палочку, — оставайся.

— Но ведь это только сон! — ей было горько вспоминать об этом, хотелось верить, что все совсем не так, когда окружавший ее теперь мир был куда желаннее всех земель яви.

— И что же? Разве то, что ты видишь вокруг, менее реально, чем то, чем ты живешь вне пределов моих владений? Или мой мир не столь красив, как…

— Он чудесен! — Мати не могла найти хотя бы одно воспоминание, которое было бы способно сравниться со всем увиденным здесь.

— Тогда не просыпайся, — бог сна взглянул ей в глаза. Его голова была чуть наклонена, словно кивая, убеждая и прося согласиться.

Разве Мати могла отказаться? Ей страстно хотелось остаться, более всего на свете! И… И почему она должна была отказываться от того, в чем, может быть, и была ее настоящая мечта?

И, все же… Она поморщилась, злясь на себя за то, что не может просто взять и сказать: "да!»

— Тебе не обязательно оставаться здесь навечно, — видя ее нерешительность, продолжал Лаль, говоря медленно, вымеряя каждое слово, как кошка каждый шаг, осторожно крадясь к своей цели. — Это ведь твой сон и ты сможешь покинуть его, лишь только того пожелаешь.

— Раз так, — девочка, улыбаясь, радостно кивнула, — да! Я хочу здесь остаться! — отбрасывая прочь все последние сомнения, проговорила она, а потом села, огляделась: — Я уже отдохнула. Куда мы пойдем теперь? Во что будем играть? Давай в прятки!

— Постой…

— Или…

— Постой, не так быстро! — смеясь, остановил ее Лаль. — Сперва нужно кое-что сделать… Видишь ли, чтобы продлить сон одного желания маловато.

— Но как же… — Мати растерялась. Она недовольно взглянула на бога сна, словно обвиняя его в том, что он подразнил ее конфеткой, а потом сам ее взял и съел. Лишь в этот миг она поняла, сколь сильно ее желание продлить этот чудесный сон. Ради его исполнения она была готова на все, что угодно. — Я должна буду заключить с тобой договор? — в легендах говорилось о чем-то подобном, впрочем, она не помнила, что именно. Эта мысль ей почему-то не понравилась.

— Нет, — рассмеялся Лаль, не дав ей даже задуматься над причиной своих чувств, словно стремясь к тому, чтобы, оставшись необъяснимыми, они поскорее сгорели, исчезли без следа. — Сей сон — это свобода, свобода от всего: страхов, обещаний, даже сомнений. Лишь ощутив полную свободу ты поймешь всю красоту и могущество моего сна. Но люди, даже находясь за гранью фантазии, не могут отбросить те переживания, что окружали их в реальном мире, с ними остается память, несущая в себе больше цепей, чем все рабские оковы вашей земли.

— Но… — девочка смотрела на бога сна, не зная, что сказать. Она чувствовала себя виноватой и, в то же время, какой-то… неполноценной, что ли. — Я не могу просто взять и перестать чувствовать или помнить. Ведь это не зависит от меня. И, потом… — ей было страшно отказываться от воспоминаний, душа противилась этому шагу, словно в них было скрыто нечто столь важное, без чего была немыслима сама жизнь.

Лаль, прочтя ее мысли, качнул головой, грустно улыбнулся: — От рабства тела избавиться легко. В отличие от рабства души… Прости, — он прервал свои размышления. — Конечно, тебе страшно. Вместо того чтобы поиграть с тобой, я говорю все эти непонятные слова… Я веду себя с тобой как с взрослой, а ты еще, в сущности, совсем ребенок.

— Но ты… — девочка с подозрением смотрела не своего собеседника. — Ты ведь мой ровесник, или…

— Я только выгляжу мальчишкой, — усмехнулся Лаль. — На самом деле я во много раз старше самого древнего старика на земле.

— Ну конечно! — как она могла забыть об этом? — Ты ведь бог!

— Да. И я могу принимать облик существа любого вида и возраста. Хочешь, я стану старым дряхлым псом с седой шкурой и слепыми слезящимися глазами? Или делающим свои первые шаги котенком?

— А я? Я тоже так смогу? — почему бы нет? Ведь ей так этого хотелось! А Лаль сказал, что в своем сне она может все, что угодно.

Девочка закрыла глаза, представляя себе котенка — маленького, серенького с широко открытыми наивными глазками, подвижными ушками и розовым носиком — пуговкой.

Но… Как она ни старалась, ей не удавалось сосредоточиться, в голову всякий раз лезли какие-то другие мысли, заставлявшие разрушаться уже практически законченный образ, сомнения, отнимавшие силы.

— М-м! Не получается! — она была готова заплакать от обиды.

— Только потому, что реальный мир прорывается в твой сон и мешает тебе сосредоточиться.

— Что же мне делать? Лаль, научи меня, как… Ой! — испуганно вскрикнула она, почувствовав, как вдруг задрожала земля у нее под ногами.

Подул резкий порывистый ветер, нагоняя на небо тучи, спеша закрыть им свет. Краски поблекли. Трава, цветы, деревья, — все вокруг стали тусклыми, теряя не только яркость, но и саму жизнь, превращаясь в старые выцветшие картинки…