Город богов - Суренова Юлиана. Страница 2

Когда же, преодолев вызванное не столько явью, сколько фантазиями оцепенение, Атен взял кусочек желтого металла, то понял, что зря боялся — монетка оказалась совершенно холодной, лишенной даже тепла рук.

Атен попробовал ее на зуб, поднес к глазам, рассматривая, одобрительно кивнул:

— Золото чистейшее, не чета нашему, в котором до четверти примесей… — он подбросил монетку, поймал, прикидывая вес. — Тяжелая… — и передал кругляш Лису.

Помощник, придирчиво осмотрев кругляш, кивнул, подтверждая слова хозяина. Затем золотой перекочевала в руки Евсея.

В отличие от друзей, того интересовала не ценность монеты, а отчеканенный на ней рисунок, способный рассказать не меньше, чем летопись.

— Странно, — пробормотал он, продолжая, сощурив глаза, рассматривать гладкую поверхность. — Я не могу ничего разглядеть… — он провел ногтем по одной из сторон. — Однако золотник не выглядит настолько старым, чтобы рисунок истерся. Скорее кажется, что он словно только что из кузни… Но, я не припомню, чтобы в каком-нибудь городе чеканились монеты без рисунка… Я никогда раньше не видел ничего подобного.

— Дай-ка, — Атен выхватил из рук брата кругляш.

До сего мига хозяин каравана был уверен, что ему известны все золотые знаки. Собственно, это знание — одно из самых важных в ремесле торговца, когда и ребенку ясно: насколько все монеты, отчеканенные в одном городе, похожи друг на друга, настолько различны деньги разных оазисов — и по весу, и по доле золота, а, значит, и ценности. Непонимание этого разорило достаточно купцов, чтобы остальные выучили все чеканки — символы городов.

— Ты прав, — не обнаружив ничего, кроме тонкой чешуйчатой змейки, бежавшей по ребру монеты, вынужден был признать Атен.

Он задумался, замолчал, неторопливо поглаживая бороду, словно в нее лентой был вплетен ответ. Вздох сорвался с его губ, когда караванщик понял.

— Прости нас, Шамаш, — поспешно проговорил он. — Только беспредельная глупость и людское невежество могли заставить нас подумать, что Ты станешь копировать монеты наших городов!

Евсей с силой хлопнул себя по лбу:

— Ну конечно же! — глаза помощника вспыхнули озарением. — Эту монету выковал господин Гибил, а боги не ставят на золотниках знаков!

Он умолк, почувствовав на себе пристальный взгляд Шамаша, в глазах которого в пустыне грусти плавился укор.

Колдун хотел уже возразить, отвергая полные детских фантазий предположения, однако почему-то в последний миг передумал и лишь осуждающе качнул головой, отводя взгляд в сторону, во мрак.

Братья, переглянувшись, пристыжено умолкли, не понимая, в чем их вина, но чувствуя себя от этого лишь еще более виноватыми.

— Это не снижает ее ценности, — лишь Лис, казалось, ничего не замечал. Он не слышал последних слов своих спутников, может быть, потому, что его совсем не обеспокоило отсутствие на монете чеканки, когда, собственно, в этом не было ничего особенного. Торговля интересовала его постольку, поскольку от нее зависела безопасность каравана. По духу он был воином, стражем, а не купцом. — Золото оно и есть золото. В конце концов, если вам так нужен рисунок, заплатите городскому меняле — он проверит качество металла, а затем поручит кузнецам перелить монеты и поставить на них печати.

Вздохнув, Атен вернул золотой Шамашу. — Спасибо, — промолвил он. — Мы не отказываемся от Твоей помощи, просто… Того золота, что у нас есть, пока достаточно для продолжения пути. Если же его будет слишком много, мы только привлечем к себе внимание разбойников пустыни.

— Все так, — поддержали его помощники.

— К тому же, — продолжал Евсей, — не заработанное собственным трудом вряд ли принесет счастье, — он только на миг представил себе, что бы почувствовал, будучи каким-нибудь простым ремесленником с полным домом едоков, с трудом сводившим концы с концами, узнай он, что в мире есть люди, которым достаточно только пожелать богатства, чтобы получить его… Караванщику даже стало неуютно от чувства, посетившего его сердце.

"Нет, Атен прав, — решил он. — Мы должны быть осторожны, когда зависть — один из самых опасных врагов. Если уж оно правит сердцами самих богов, то что говорить о грешных смертных…"

Произнеси он эти мысли вслух, хозяин каравана согласился бы с ним, ибо и сам думал так же.

— Однако, — Атен нахмурился. Для него все было куда сложнее, — я не могу обещать, что, если наступит день, когда караван окажется на краю гибели из-за того, что у нас будет нечем заплатить за жизнь, я не попрошу тебя о помощи.

Шамаш лишь кивнул в ответ. Но караванщик заметил, что его взгляд потеплел.

— Город! Появились предвестники города! — радостные крики дозорных заставили их, прервав разговор, выбраться наружу.

Хозяин каравана долго не мог оторвать взгляда от горизонта, который уже нес на себе яркий отблеск магического огня.

"Наконец-то!" — вздох облегчения сорвался у него с губ.

Последний переход, лишенный обычного однообразия сонных незаметных дней дороги, наполненный событиями и переживаниями, державшими всех в постоянном напряжении, был столь долог, словно между городами пролегла сама вечность.

Произошло столько всего необычного, чудесного, управляемого божественной волей, заставлявшей трепетать душу, что уже стало казаться: путь никогда больше не вернет караван в обычный мир. Охватившие души людей чувства были так противоречивы! То в них загорался безудержный огонь радости, свет надежд и предвкушения новых встреч, то они гасли под пеленой сомнений и нерешительности, за которыми проглядывалась грусть. Переживания, занимавшие их настолько, что время от времени вырывались наружу, тянули людей в разные стороны, в то же самое время не позволяя и шагу ступить.

Атен понимал, что многим хотелось бы если не остаться в мире легенд, продолжая идти по его божественным тропам, то хотя бы продлить время пребывания в нем. Собственно, и сам он не был исключением. Хозяин каравана точно так же разрывался между желанием поскорее добраться до города и стремлением, повернувшись, убежать назад, в снежную пустыню, ставшую местом истинного чуда.