Тропа каравана - Суренова Юлиана. Страница 21

Караванщики молчали, выжидающе глядя на пришельца. Никто из них не проронил даже звука, и чужак вынужден был заговорить первым:

— Вижу, боги благосклонны к вам, — сиплым и, все же, таким твердым и решительным голосом, что можно было не сомневаться: его обладатель привык отдавать приказы, проговорил он. — Они уберегли вас и от гнева метели, и от ярости разбойников.

— На все воля богов, — дозорный сделал все, чтобы его ответ не выражал ровным счетом ничего. Он глубоко запрятал свои чувства, скрыв лицо под маской безразличия.

— Воистину, — пришелец на миг поднял глаза к небу, словно вознося немую хвалу. — Снизойдите в своем счастье к менее удачливым братьям по дороге, и, я уверен, боги воздадут вам должное за милосердие.

— Что вам надо? — в глазах дозорного зажглось сочувствие. Он понимал, что только большая беда была способна заставить гордого караванщика пойти на поклон к чужаку.

К тому же, кто знает, как могла сложиться судьба. Возможно, сделай они что-нибудь иначе, и их караван оказался бы на месте тех, кто сейчас замерзал в снегах.

— Многое, — вздохнув, вынужден был признать гонец. — Я хочу купить жизнь… И понимаю, что в мире нет сокровищ, которые были бы равноценны ей.

— Ты откровенен, — понимая, что не может более оставаться в стороне от разговора, Атен подошел к гонцу.

— Да, — тот развел руками. — Это единственное, что мне остается… Ты, должно быть, заметил, что я не простой странник пустыни, а хозяин каравана. Как и ты.

— Видимо, у тебя были причины для того, чтобы отправиться гонцом.

— О да, — гость склонил голову. Вздохнув, он продолжал: — Еще совсем недавно у меня был большой караван, который считался одним из самых удачливых.

— Я слышал кое-то… — кивнул Атен. Напряжение начало постепенно спадать. — Не мудрено, ведь мы все время шли за вами… Правда, сперва между нами было еще два каравана…

— И столько же погибло перед нами менее чем за половину круга, — кивнул, подтверждая мрачные предчувствия собрата, чужак. — Дорога становится все труднее. Скоро караваны будут столь же редкими, как и города… А потом исчезнут и они. И тогда пустыня победит.

— Что с вами произошло?

— Всего понемногу… Поверь, это невеселая история, хотя и обычная для нашего времени… Лишь каких-то полгода назад жизнь казалась удачной, все шло замечательно, каравану хватало тепла даже в самую морозную ночь… А потом на нас, словно снежный ком, накатили беды. Мы слишком поздно узнали, что последний из лежавших позади городов умирает… В сущности, когда мы входили в него, он уже был мертв… Так что нам не удалось пополнить припасы… Они и так были скудными, а тут еще нападение разбойников… — он умолк, давая понять, что ему больно вспоминать о случившемся, и справедливо полагая, что собеседникам и так все понятно.

— Почему ты не повернул? Путь назад был много короче.

— Мой караван — один из самых древних на земле. Его история простилается в прошлое на двести сорок кругов… Наши предки давным-давно воспользовались своим Правом. Только совсем юные едва сформировавшиеся караваны помнят об этой безделице… — проговорил он, а затем, словно спохватившись, добавил: — Я вовсе не хочу тебя обидеть…

— Что же здесь обидного? Это правда — только и всего, — пожал плечами Атен, на лице которого не дрогнул ни один мускул и ничто не говорило о страшном внутреннем напряжении: за долгие годы пути ему ни разу не приходилось встретиться с настоящим караванщиком и он успел забыть, как тому просто разгадать изгнанника. — Однако, — он нахмурился. — Если ты не поворачивал, я не совсем понимаю, как случилось, что наши пути пересеклись?

— О, это очень просто, — гость улыбнулся — болезненно-печально. Улыбка смотрелась на его лице как нечто чужое, неестественное… Как кожаная маска уродца на городском скоморохе. — Дело в том, что вот уже более месяца мы стоим на месте.

— Не думаю, что такое объяснение кажется мне простым, — хозяин каравана нахмурился. — Я не вижу шатра над твоим караваном.

— У нас было недостаточно огненной воды, чтобы установить его. И, потом, готовясь к долгому ожиданию, мы должны были заботиться о том, чтобы экономить тепло.

— Но зачем? Почему вы остановились, полагаясь на чудо, когда в снежной пустыне, какая бы беда ни обрушилась на караван, у него одна возможность выжить — добраться до ближайшего города…

— Воистину, я следовал этому правилу до самого конца, — усмешка искривила его губы, уродуя лицо, — я упрямо вел караван, несмотря на усталость людей, которые уже успели забыть, когда последний раз ели досыта. Но потом пища закончилась. И нам пришлось забить оленей… Мы были вынуждены сделать это, когда больше ничего не оставалось.

— Вы предпочли медленное умирание быстрой смерти? — сам Атен никогда бы так не поступил, полагая, что нет ничего ужаснее, чем наблюдать за мучениями ближних, слышать плач детей, ничем не в силах им помочь… В таких условиях конец представлялся скорее избавлением, чем карой.

— Пока жив хотя бы один караванщик, жив караван. Таков закон. Окажись в такой ситуации, ты поступил бы так же, что бы ты ни думал об этом сейчас, каким бы невозможным тебе это ни казалось.

— И вы бы исполнили его до конца? — спросил чужака подошедший к ним Евсей, у которого внутри все похолодело при одном воспоминании о законе, который он считал ни чем иным как дикостью. Ведь когда оленина заканчивалась, несчастные начинали есть друг друга… — Покончив с животными, принялись бы за людей?

— Не знаю. Совсем недавно я думал, что именно так мы и будем вынуждены поступить спустя несколько дней. Сейчас же, когда появилась надежда, мне кажется, что я не решился бы на такое… Ведь это — последний вопль отчаяния, за которым всегда следует неминуемый конец… Я благодарен богам за то, что нам не пришлось перешагнуть через грань крайней нужды, — он умолк. Тусклый взгляд его серых глаз был обращен к хозяину каравана. В нем было покорное ожидание решения своей судьбы, ни мольбы, ни боли, ни страха.

— Мне надо подумать, — караванщик провел рукой по бороде.

— Конечно, я понимаю: подобные решения не принимаются на ходу. И, каким бы оно ни было, я благодарен тебе уже за то, что ты выслушал меня. Очень немногим под силу остановиться, чтобы взглянуть в глаза чужому горю, — сказав это, он низко поклонился и замер, показывая, что он готов ждать столько, сколько потребуется.

Увлекая за собой помощника, хозяин каравана вернулся к шатру.

— Что скажешь?

— Это настоящий караванщик, сильный, гордый… Он стоит на краю гибели, отлично понимает это, но все равно не просит о помощи… — Евсей качнул головой. — Подобные ему люди достойны того, чтобы жить. Атен, ты не поставишь под угрозу наш караван, если продашь им оленей.

Хозяин каравана нахмурился. С одной стороны, он понимал, что, поздно говорить «нет», но, с другой, ему совсем не хотелось отдавать оленей. Конечно, у него были свободные животные, и даже больше, чем было нужно каравану. Но кто знает, что ждет впереди? Они могут понадобиться им самим…

Атен качнул головой. Он хотел сказать, что даже если они продадут чужакам животных и немного припасов, те вряд ли доберутся до следующего города. Эти люди должны быть страшно утомлены, измучены и ослаблены голодом.

Но он промолчал, лишь повторяя про себя: "На все воля богов. Мы сделаем то, что зависит от нас, а там — на все воля богов…"

— Ладно, — он вернулся к пришельцу.

Когда гонец узнал решение хозяина каравана, он смог лишь вымолвить:

— Твое милосердие воистину безгранично… — в глазах чужака читалась благодарность. И, все же, в них было что-то еще… Сомнение? Недоверие? Удивление? Да. И неспособность понять, с чем же связана такая вера караванщика в свою удачу. Он вновь украдкой взглянул на шатер. Ведь было же что-то в этом караване особенное!

— Распорядись обо всем, — приказал Атен помощнику.

— Какой будет твоя цена? Золото, драгоценные камни, может быть, ткани? Мы не хотим прослыть неблагодарными и готовы отдать все, что у нас есть.