Наследие - Сэвил Стивен. Страница 11

Волчий хор заполонил ночной лес, эхо лающего воя металось вокруг людей.

– Сегодня будет нелегко уснуть, – пробормотал Скеллан, снова вглядываясь в темноту, окутавшую окраину Голодного леса.

– Уверен, я справлюсь, – усмехнулся Фишер. И он не хвастал. Через пять минут после того, как его голова коснулась походной подушки, он захрапел, отрешившись от всего мира.

Час спустя Скеллан отказался от попыток забыться сном и сосредоточился на звуках лесной жизни. Он слышал волков, крадущихся за деревьями, тихо расхаживающих на мягких лапах взад и вперед, взад и вперед. Снова вспомнилось предупреждение старухи – держаться тропы. Он и не собирался отказываться от сомнительной безопасности дороги. По крайней мере, казалось, что деревья представляют собой нечто вроде естественного барьера, который волки не осмелятся пересечь.

Нет, это было вовсе не в его воображении. Пронзительные желтые глаза действительно следили за ним из чащи. Волк, гигантский волк подошел достаточно близко, чтобы его можно было разглядеть в серебристом лунном свете. Зверь был вдвое больше любого пса, с удлиненной мордой и ухмыляющимися в страшном оскале челюстями, утыканными желтоватыми клыками, с которых капала слюна. Волк застыл на месте, глядя прямо на человека. Он сверлил Скеллана взглядом так долго, что тот почувствовал, как сердце в его груди забилось втрое быстрее прежнего, а дыхание от страха стало частым-частым, но зверь не покинул своего укрытия. Скеллан не шевелился. Он не смел. Одно резкое движение могло спровоцировать нападение, и мужчина не сомневался, кто одержит верх в этой битве – человек или эта тварь. Сопящий рядом Фишер спал как младенец, понятия не имея о волке.

Зверь исчез так же неожиданно, как появился. Безмолвным призраком он растворился во мраке. Скеллан шумно выдохнул воздух – он и не сознавал, что задержал дыхание. Напряжение стремительно покидало его тело.

За ночь он слышал еще много волков, но каждый раз вой раздавался все дальше и дальше. Тьма уже рассеивалась: подступало утро. Чувствовал себя он отвратительно. Ломило спину, основание позвоночника превратилось в эпицентр спонтанных толчков боли, не дававшей ему уснуть всю ночь. Руки горели от постоянной готовности схватиться за нож. Кости ног претерпели загадочную метаморфозу, став свинцовыми, и тянули вниз укутывающие их усталые мышцы. Изнуренный тревожным ночным бдением, Скеллан смотрел на краснеющую над горизонтом полоску.

Рассвет.

Фишер заворочался.

Скеллан ткнул его в бок:

– Хорошо спалось?

Его старший товарищ сел и принялся тереть глаза, прогоняя сон. Затем вздрогнул, вспомнив что-то, и вздохнул – тяжело вздохнул. Дыхание вылетело у него изо рта с шипением пара.

– Нет. Совсем не хорошо.

– А на мой взгляд – напротив, – заметил Скеллан, не сдержав досады, вызванной усталостью.

– Мне снилось… мне снилось, что я один из них, один из волков, рыскающих в лесу. Мне снилось, что я нашел тебя во мраке, и все, чего мне хотелось, – это сожрать твою плоть… Мне пришлось бороться изо всех сил со своими инстинктами, чтобы стоять на месте, чтобы ждать за полосой деревьев, потому что какая-то часть меня, человеческая часть волка, помнила, что ты был моим другом. Клянусь, я чувствовал, что смотрю на тебя много часов. – Он потянулся, затрещав суставами: сначала правым плечом, потом левым. – Морр побери, это было как наяву. Я языком ловил в воздухе привкус твоего страха, и моей звериной части казалось, что это самое вкусное из всего, что я когда-либо пробовал. Я находился в голове зверя, но и он сидел внутри меня тоже.

– Если тебя это успокоит, могу сообщить, что ты за ночь ни разу не шевельнулся, а я и вправду всю ночь бодрствовал.

– Да? Ну ладно, я буду счастлив, когда мы уберемся отсюда, – твердо заявил Фишер.

– Тут я с тобой спорить не стану.

Скеллан неуклюже поднялся и, кряхтя, нагнулся, разминая затекшие мышцы спины. Наклон, приседание, еще наклон – он делал зарядку автоматически, одновременно приводя в порядок мысли. Сон Фишера встревожил его, и не потому, что он уверовал в скрытый психический талант своего друга, позволивший ему беспрепятственно проникнуть в мозг зверя, но потому, что, быть может, волк, или кто он там на самом деле, нашел лазейку в сознание Стефана, пока тот спал. Такая возможность указывала на то, что им надо держаться от Голодного леса как можно дальше.

Они шагали почти весь день, оставив далеко позади волчий вой, шагали, пока усталость не овладела ими, заставив устроиться на ночлег возле реки с неприятной на вкус водой. Признаки жизни постепенно возвращались – черный дрозд наблюдающий за людьми, блестя бусинками глаз, из придорожных кустов; белка, взбирающаяся по сухому стволу; глянцевые тела угрей в реке. Миля за милей, создание за созданием, мир вокруг них возрождался, отчего прежнее отсутствие живой природы тревожило все больше и больше.

На следующий вечер костлявая рука печально известной башни Ройстон-Вази замаячила на горизонте. Даже издалека кошмарная конструкция этой башни производила тягостное впечатление. Пять бледных пальцев обвиняюще тыкали в небо, их тени убегали по освещенной луной болотистой земле далеко от зданий. Скеллан прежде не видел ничего подобного, а ведь он считал себя человеком мира. Башня и вправду была очень своеобразна – прямо рука мертвеца, торчащая из горного склона.

Топкая почва испускала тухлую вонь. Болотный газ. Земля то и дело вздувалась пузырями, которые громко лопались. Но при всем при том этой ночью, в тени Ройстон-Вази, они наелись до отвала. Фишер поймал в силки пару болотных зайцев, ловко содрал с них шкуры, выпотрошил, нарезал и сварил вкуснейшую густую похлебку с травами и кореньями, так что, наевшись до отвала, впервые за две ночи Скеллан уснул и спал без сновидений.

Торговый город, поглощенный тенью великой башни, оказался не тем, что ожидал увидеть Скеллан. Когда в сумерках на четвертый день пара наконец-то достигла города, он показался им заброшенным. С мрачной решимостью двое мужчин зашагали по пустым улицам. Скеллан, вслушиваясь в зловещую тишину, бессознательно сжимал и разжимал кулаки. Дома представляли собой одноэтажные бревенчатые строения, простые, но достаточно прочные, чтобы противостоять напору стихий. Все окна были закрыты ставнями или заколочены досками.