Печать Хаоса - Рейнольдс Энтони. Страница 35

– Я? Верхом на лошади? Нет, мое место – на твердой земле, парень. – Он вздохнул. – Но это же самоубийство, капитан. Даже если удастся прорваться, сначала надо будет одолеть его мечников, а за это время другие личные полки графа окружат тебя. И потом, вдруг случится так, что ты убьешь его, а потом будешь окружен и убит? Сам знаешь…

– Самоубийство? Возможно. Или же нет – но это единственный путь закончить все быстро. Понимаешь, Гунтар?

– Я понимаю только то, что мне это не нравится, – серьезно сказал жрец. – Да хранит Сигмар твой клинок, фон Кессель. Встань на колени, мальчик.

Капитан опустился на колени и склонил голову. Одной рукой жрец высоко поднял молот, другую положил на голову Стефану. Он закрыл глаза и вознес молитву Сигмару, прося ниспослать капитану защиту, наполнить его силой и доблестью. В руке появилось тепло – по ней прошла сила божества.

Стефан встал, глаза его горели.

– Я не сдамся, – поклялся он.

Затрубили рога, забили барабаны, и армия Стефана двинулась вперед. Земля задрожала под ногами тысяч солдат. В воздухе реяли дюжины знамен – в основном лилово-желтые стяги Остермарка, но были зелено-красные штандарты Хохланда и красно-желтые Талабекланда. Перед ними выстроилась армия Грубера в форме цветов герба, за исключением некоторого количества хафлингов на северном фланге, в странных одеждах землистого цвета.

У Альбрехта было тяжело на сердце, когда он приказывал начинать наступление. Ряды солдат Грубера на склоне холма наводили на мысли о неизбежной катастрофе. Они не двигались. Оглядев армию графа, он прикинул, что людей там раза в полтора больше. Не самое страшное соотношение, зато артиллерия там и вправду была намного сильнее – это могло сыграть роковую роль.

План графа был прост и очевиден. Он собирался дождаться, когда армия Стефана перейдет в наступление, и расстрелять ее из пушек. Потом могли присоединиться мортиры и косить оставшихся картечью, сея хаос в их рядах. Наконец, должны были вступить в бой лучники и арбалетчики, а вслед за ними и пехотинцы, чтобы добить уцелевших. Видимо, первого залпа следовало ждать еще через двести шагов вверх по холму.

По крайней мере, так, по мнению Альбрехта, собирался действовать граф. На самом деле все могло оказаться иначе.

Пушки Стефана были наготове и уже двигались вперед под прикрытием основных сил. В нужный момент они должны были ударить по линии врага. Альбрехт знал, что коротышка Маркус вымуштровал орудийные расчеты и на всю подготовку им понадобится не более минуты. Как бы над инженером ни посмеивались, сержант не мог не признать, что тот действует весьма эффективными методами.

Вильгельм чертыхнулся, услышав вдалеке рожки, возвещающие о начале движения армий. Он расположился на опушке, глядя туда, где были вкопаны в мерзлую землю пушки и мортиры Грубера. До них оставалось ярдов двести – вполне достаточно, чтобы долетела стрела из лука, но за точность стрельбы на таком расстоянии поручиться было нельзя. То есть, конечно, стрелять в людские массы еще можно, но попасть в отдельного человека из орудийного расчета – нечего и пытаться.

И, что еще хуже, орудия охранялись, но это он предвидел. Рядом с пушками находился отряд, состоящий из сотни алебардщиков и около тридцати всадников. Кавалеристы, числом превосходившие его разведчиков, были легко вооружены – никакой брони, кроме вороненых шлемов и кирас, на породистых конях, шлемы их украшали высокие плюмажи из перьев. Наверняка молодые дворяне, которых поставили позади пушек в качестве арьергарда… или, точнее, чтобы мальчики не слишком пострадали.

Он посидел, задумчиво глядя на них, потом отошел в лес и изложил план разведчикам. По его команде они снялись с места – кто поспешил глубже в заросли, кто, вместе с Вильгельмом, – на опушку. Вильгельм и его люди смело выбежали на открытую местность и пробежали ярдов пятьдесят, прежде чем быть замеченными. Тогда они остановились и натянули луки. Первый залп пришелся по всадникам, за ним последовал второй – пока предыдущие стрелы еще не долетели до цели. Несколько человек вылетели из седел, и Вильгельм с отрядом побежал обратно в лес по узкой тропе, протоптанной оленями или кабанами. Кавалеристы погнались за ними, кони грохотали копытами по неровной земле. Прогремело несколько выстрелов, и два разведчика с криком упали. Оглянувшись через плечо, Вильгельм увидел, что на него надвигается молодой дворянин с пистолетом. Добежав до деревьев, он перескочил через какое-то бревно. Грянул выстрел, и гнилое дерево разлетелось в щепки в нескольких дюймах от его головы. Лошадь прыгнула, над Вильгельмом мелькнули ее копыта. Он поднялся на колени, прицелился и выбил всадника из седла.

Он снова бежал вглубь леса, когда мимо уха просвистела пуля. Он спрятался за деревом и огляделся. Кавалеристы возвращались, им явно не хотелось забираться в лесную чащу. Они разворачивали лошадей, некоторые успели выстрелить по убегающим разведчикам.

Вильгельм вышел из-за дерева и выстрелил одному из всадников в грудь. Кавалеристы, увидев врага прямо перед собой на тропе, пришпорили коней и поскакали прямо на него. Но на полпути те, кто был впереди, были атакованы стрелами, вылетевшими сбоку, из зарослей. Вильгельм сам прикончил еще двоих, когда те растерянно оглянулись. Некоторые, поняв, что это ловушка, попытались развернуть коней и ускакать в безопасное место, но те, кто еще ничего не знал, продолжали наступать. Прошли буквально секунды, и вот уже все всадники были сбиты, а разведчики Вильгельма забирали их лошадей. Сам Вильгельм проверил каждого из упавших, перерезая горло тем, кто подавал признаки жизни.

Подобрав один из пышно украшенных шлемов, Вильгельм водрузил его на голову. Здесь же валялся и заряженный пистолет, который он сунул за пояс и вскочил на коня. Остальные последовали его примеру, и разведчики рысью поскакали обратно из леса. Послышался грохот орудийных залпов, и Вильгельм выругался.

– Сейчас мы заставим эти пушки замолчать! – сказал он, пуская коня в галоп.

Первые выстрелы артиллерии Грубера прогремели с холма и врезались в наступающее войско, проложив в тесно сомкнутых рядах кровавые тропы. Солдаты падали с воплями. Кому поотрывало ноги, кому грудь размололо в кровавую кашу. Ядра крушили броню и живую плоть с одинаковой легкостью.

– Держать ряды! – крикнул Альбрехт, почувствовав, что алебардщики дрогнули. – Вперед!

Устремляясь к вражеским пушкам, Вильгельм думал, что противник в любую минуту может заметить подвох и порвать разведчиков в клочья залпом картечи. Его сердце билось все чаще. Могучие пушки снова выстрелили, и лошадь под ним заартачилась, испугавшись ужасного шума и запаха порохового дыма. Он крепко сжал поводья.

Добравшись до цели, Вильгельм соскочил с седла и тут же оказался лицом к лицу с парой ошалевших от неожиданности солдат из орудийного расчета, которые только что заряжали мортиру. Они смотрели на него в смятении и не опомнились, даже когда Вильгельм перерезал горло одному из них. Его люди бросились на остальных артиллеристов. Второго солдата Вильгельм ударил в лицо, и тот уронил заряд, осев на землю. Оставалось прижать ему спину коленом и всадить нож куда следует, а потом встать и продолжать бой.

Обогнув пушку, которая только что выстрелила, Вильгельм плечом ударил солдата, поднял его в воздух и швырнул оземь, потом снова и снова всадил ему нож в живот. Встал, открыл большую бочку, до краев заполненную порохом, повалил ее набок и как следует пнул, и та покатилась, пока не застряла между двумя орудиями. Их расчеты оглянулись, чтобы выяснить, что происходит, и увидели Вильгельма с пистолетом в руке. Они растерянно заметались, когда он прицелился в бочку и выстрелил.

Отто Грубер резко отодвинул завесу паланкина, когда прогремел чудовищный взрыв.

– Во имя богов, что это?

Его любимая артиллерия оказалась в эпицентре взрыва.