Скорбь Гвиннеда - Куртц Кэтрин Ирен. Страница 69
И возможно, Орину было известно заклятье, которое ныне удерживало Камбера между жизнью и смертью, и каким образом вернуть человека из этого сумеречного состояния. Теперь же видеть перед собой Орина во плоти…
Его лицо было скрыто под плотной шелковой сетью со вплетенными кристаллами ширала, так что черт было не разобрать, но одеяние мага они разглядывали с изумлением и восторгом — странная смесь церковного и мирского, одновременно чуждое и знакомое. Известно, что при жизни он был высок и хорошо сложен, и даже в смерти излучал ощутимую ауру власти — разом князь и священник. Пыль приглушала цвета, но не могла стереть величия.
Окружала тело, прямо под сетью-саваном, странная темная ткань, нечто вроде мантии, ниспадавшая правильными складками по обе стороны саркофага. Сперва им показалось, что это тонкий гладкий мех, но, приглядевшись, они с изумлением обнаружили, что это мириады крохотных птичьих перьев, подшитые на основу алого шелка. В сиянии светошара ткань поблескивала и мерцала, всякий раз новыми оттенками, когда малейшее дуновение касалось перышек. Сдув еще немного пыли, они обнаружили, что под оперенной мантией виднеется тонкая лиловая шерстяная туника длиной до лодыжек, почти такого же цвета, как парадные одеяния Камберианского Совета.
— Цвет Эйрсидов, — отметил Кверон. — Вы знали об этом, когда выбрали его? И эти солнечные кресты, вышитые по рукавам — это гавриилитские символы, а еще прежде — варнаритские.
Солнечные кресты украшали также его сандалии — вышитые золотой нитью на белом шелке. Под туникой скрывались лиловые же штаны, понизу расшитые золотом.
Но самое большое внимание привлекли его руки, и все трое склонились, чтобы разглядеть их поближе. Тонкие, бледные, они были скрещены на груди. Меж худых пальцев, на одном из которых красовалось серебряное кольцо с выгравированными символами, вилась серебряная цепочка, на конце которой висел тяжелый серебряный же медальон с вделанной в него монетой. Ивейн тихонько охнула, когда наклонилась взглянуть на него чуть под другим углом.
— Ого, вы видели это?
Джорем кивнул и дунул, чтобы убрать пыль. Любопытство взяло в нем верх над опаской.
— Похоже на еще одну из тех загадочных монет. Кажется, такая же запечатывала сверток с писаниями Иодоты.
— Если очень постараться, — заметил Кверон, осторожно тронув медальон, — мы сможем извлечь его, больше ничего не потревожив. Я могу ошибаться, но, по-моему, цепочка не уходит под саван. Возможно, медальон положили сюда уже позднее.
— Только аккуратно, — попросила Ивейн, и Целитель бережно взял медальон за краешки и начал поднимать его.
Он очень осторожно раскачивал его взад и вперед, взад и вперед, и постепенно цепочка высвободилась из мертвых пальцев и складок шелковой сети. Вытащив медальон, Кверон с улыбкой вручил его Джорему. Священник сдул остатки пыли и протер кружок кончиками пальцев, а затем протянул взглянуть остальным.
— Если это и не та самая монета, что служила печатью, то, по крайней мере, отчеканены они обе были в одном месте, — предположил он. — Не вижу ни малейшего различия.
— И вы так и не смогли установить ее происхождения? — спросил Кверон.
Михайлинец покачал головой.
— Она явно очень древняя. Я рылся во всех архивах, какие мог найти хотя сегодня, увы, нам доступно немногое, — но об этой обители я ничего не слышал. Возможно, то была обитель Эйрсидов… если, конечно, у Эйрсидов, вообще, были обители…
— Да, этого мы не можем знать наверняка, — согласился Кверон, пристально разглядывая ободок медальона. — Тут, похоже, нечто вроде петельки слева, или мне мерещится?
Нахмурившись, Джорем попытался поддеть ногтем противоположную сторону.
— Похоже на то. Тогда там должно быть что-то внутри. Медальон достаточно толстый, и… ого-го!
В этот миг монета словно подпрыгнула на скрытых петлях, обнажив хрустальную пластинку — а под ней… локон ярко-рыжих волос.
Кверон даже присвистнул от изумления.
— Вот это да, значит, это и впрямь медальон какой-то обители. Локон обычно брали, когда обладатель постригался в монашество. Орин был рыжеволосым?
Ивейн, взяв медальон у Джорема, перевернула его — и застыла от удивления.
— Не знаю как Орин, но вот эта дама — точно.
На обратной стороне медальона обнаружился портрет на тончайшей пластинке слоновой кости, исполненный настолько умело, что женщина казалась почти живой. Густые рыжие волосы обрамляли тонкое, выразительное лицо. У нее был острый подбородок и четко очерченный рот, изогнутый в слабом намеке на улыбку. Темные глаза обладали особенной глубиной, так что не верилось, что они всего лишь нарисованы краской.
— Господи, неужто это Иодота? — прошептал Кверон.
— Думаю, да, — отозвался Джорем. — Такую же монету-печать мы видели на ее бумагах.
— Но на ней как будто не монашеское одеяние, — заметила Ивейн. Действительно, на женщине было белоснежное платье с низким вырезом. — И распущенные волосы едва ли пристали монахине. Впрочем, никто и не утверждал никогда, что она принадлежала Церкви. И смотрите, что это у нее в руках? Кверон, вы можете разглядеть?
Целитель кивнул.
— В левой руке книга с Альфой и Омегой на переплете. А в правой что-то вроде кувшина. Обычно это символы диакона. Интересно, Эйрсиды посвящали женщин в духовный сан?
— Вы имеете в виду священников? — переспросил Джорем.
— Хотя бы диаконов. А что такое, Джорем? Это вас шокирует?
— Ну, не совсем, однако…
— О, да будет вам! Следует лучше изучать историю религии! — пожурил его Кверон. — Чему только вас, михайлинцев, учат? Вы же знаете, писания называют нас всех царями среди священников, священным народом.
— И весьма своеобразным, — кисло добавил Джорем. — Что истинная правда. Взять хотя бы нас с вами — стоим здесь и ведем теологические дебаты, когда сделано величайшее открытие нашего времени! Неужели никому больше не интересно, что еще мы можем здесь обнаружить?! Ведь мы именно за этим сюда явились!
Нахмурившись, он подманил свой светошар поближе и склонился над скрытым под саваном лицом, энергично сдувая пыль. Кверон подошел поближе и склонился над его плечом.
— Прошу меня простить, — промолвил он мягко. — Вы можете разобрать черты лица?
— Не особенно. У него была борода, это я вижу, и, кажется, на лбу у него тонкий золотой обруч. Ивейн, он что, был принцем, или каким-то правителем?
— Нет, только не в мирском смысле, — ответила она и встала в изголовье саркофага. — Но он был из знатной семьи, и есть свидетельства, что у Эйрсидов золотой обруч был знаком посвященных. Но обратите внимание, это ведь не металл. Больше похоже на шнур, скорее всего, завязанный на затылке. Это…
Она не договорила, ибо в тот самый миг, когда подняла взор на Кверона в ожидании ответа, то краем глаза заметила что-то совершенно неожиданное.
Обернувшись направо, она застыла в изумлении.
— О, Господи! — и упала на колени, прижимая к губам медальон.
Джорем с Квероном поспешно кинулись к ней, — и оба разом споткнулись, заметив то, что увидела Ивейн.
Вдоль белой половины саркофага, вытянувшись, на правом боку лежала женщина. Длинные огненно-рыжие волосы рассыпались по черно-белым плитам, свисая по ступеням; правую руку она согнула в локте и подложила под голову. Под слоем пыли невозможно было определить ее возраст, но никто не сомневался, что это женщина из медальона.
На ней было платье лилового шелка, такого же цвета, как туника Орина, и никаких украшений, если не считать золотого торка на шее. Ноги ее были босы. Она покоилась на алой мантии, частично закрывавшей левое плечо, и кончик ее она придерживала рукой под подбородком, словно во сне пыталась укрыться от холода. У правой руки покоился жезл из слоновой кости. Левый рукав и часть платья вокруг были запятнаны чем-то темным. Джорем поднес ближе свой светошар.
Кверон, всегда прежде всего ощущавший себя Целителем, опустился на колени, пытаясь получше разглядеть рану, затем сел на пятки, не сводя взора с неподвижной фигуры.