Чудес не бывает - Жаков Лев Захарович. Страница 101
Я уходил все дальше и возвращался, я слышал грохот своего сердца и гулкое дыхание всех остальных, я слышал, как замер надо мной, сжавшись и вслушиваясь в происходящее внизу, мальчишка…
Я все сильнее и сильнее давил на молчащую грудь, пытаясь ее разбудить…
Ведь он еще жив, он еще жив, надо только не дать ему умереть.
Надо только дать немного жизни!
Я чувствовал, что слабею, и еще чувствовал, как клубится вокруг запертая энергия мира, как настойчиво она жаждет, чтобы ею воспользовались… Сила, да что там, настоящая мощь!
Но совершенно чужая, не живая. Значит, надо обойтись своими силами…
Черт возьми, ведь это моя жизнь и я могу желать с ней, что хочу! Могу отдать, кому хочу!
Прохладный смешок чего-то запредельного…
Слабый толчок под рукой…
Еще один…
Еще…
Та-та… та-та… та-та…
Далекий вздох…
Чуть ближе…
Еще…
Перед глазами поплыло, но мне надоела собственная слабость. Преодолевая ее, я встал. Чтобы удержаться вертикально, пришлось применить немного левитации. Из дверей на меня смотрел испуганно Тики.
–Сторожите, - приказал я.
Старательно тратя последние остатки сил на то, чтобы идти ровно, я двинулся в спальню. Как тогда - в самом начале, сжав зубы и превозмогая головокружение.
И только упав на кровать, отключился.
Утром, когда я с некоторым скрипом вышел из спальни, не было ни Винеса, ни рыцарей. Видимо, они ушли еще вчера. На улице светило неяркое солнце.
Выглянув в окно, я сообразил, что сейчас вовсе не утро, а, судя по положению светила, день.
В кресле перед камином сидел хмурый и насупленный Тики.
Не обращая на него внимания, я прошел в туалет, потом на кухню, где умылся, побрился и позавтракал. Когда я вернулся и принялся перебирать книги на столе, он вскочил решительно.
–Мне уходить? - с вызовом спросил, берясь за плащ. Плакать он не собирался, при мне, по крайней мере. Что ж, прекрасно. Не люблю сопляков.
–Как хочешь, - сказал я.
Его настрой поколебался. Таких слов он от меня не ожидал.
–Как это "как хочу"?
–Я от своих слов не отказываюсь.
–От каких?
–Обещал, что буду тебя учить - и буду, пока ты сам хочешь.
–А… - он положил плащ и сел. - И ты не сердишься на меня из-за…
–Почему же, - хмуро сказал я. - Еще как сержусь. Я просто в ярости из-за того, что ты натворил. Ты не имел права убивать.
–А кто имеет? - насупился он.
–Никто. Никто не дал, никто не взял.
–Он-то убивал…
–Это его проблемы.
–Ну, значит, и это мои проблемы.
–Я и не спорю.
–Но ты злишься!
–Да, и что?
Он потупился:
–Я не хочу, чтобы ты злился на меня.
–Ничем не могу помочь. Если ты собираешься убивать того, кто мне близок…
–Он тебе близок? - недоверчиво переспросил Тики. - Вы же все время ссоритесь и спорите!
–Ну и что. Это всего лишь значит, что я с ним не согласен. Но не значит, что я стану лишать его жизни. Потому что я считаю, что самые главные преступления - против Жизни.
–Но ты-то тоже убивал тех, которых я временно наделял этой самой жизнью!
–Ты про зомби? Это не жизнь.
–Почему? Ходит, двигается, может, даже говорить умеет… И тоже хочет жить!
–Это не жизнь, - упрямо и хмуро стоял я на своем.
–И как ты определяешь? Где критерии?
–Что, и это, по-твоему, жизнь? - я щелкнул пальцами, и перед столом появился дубль, точная моя копия.
–Нет, - насупился он.
–А почему?
Он помолчал. Движением руки я убрал фантом.
–То-то же. То, что ты умеешь делать то, что не умеет большая часть людей, то есть колдовать, еще не дает тебе права игнорировать законы этих людей.
Тики посмотрел на меня гневно:
–А в твоей умной книге говорится, что волшебство - это акт, направленный на конец мира! - крикнул он. - И что маг не должен быть зависим от общества, его законов и морали!
Пришлось напрячься, чтобы вспомнить. Что я там читал в последнее время?
–Во-первых, не все, написанное в умных книгах, истина, - сказал я и вспомнил, кем он бравирует. - А во-вторых, до человечности ты у того же магистра дошел? Помнишь, что колдовство направлено на создание нового мира и только в этом смысле эсхатологично? Что нового ты создал? Какую новую жизнь, какую новую землю и новое небо?
Я сам почти кричал. Но и Тики не сдавался.
–А ты? А вы все, все вы, вы-то что создали?!
–По крайней мере, мы не разрушаем!
–Да вы просто не в состоянии! Вам слабо!
–Да что ты говоришь, - ухмыльнулся я. - Ну-ка пойдем, я тебе покажу, что для разрушения мира много ума не надо!
Я встал и накинул что-то на плечи.
–Ну, идем, что же ты?
–Тебе еще нельзя выходить, ты слишком слабый, - испуганно ответил он.
Я махнул рукой. Он схватил одежду и кинулся за мной на улицу.
Слабость, действительно, была, но меня несло. Я широкими шагами пошел прочь.
–Ты куда? Давай здесь, - догнал меня ученик.
–Люди кругом.
–Ну, а тебе-то какое дело до них, не родные ведь, - заныл он, едва за мной поспевая.
–Никакого. Ровным счетом, - бросил я, не сбавляя ходу и не оборачиваясь. - Но я не собираюсь ради свободы духа жертвовать своим человеческим достоинством.
Он замолчал и до самого выхода из города тихо трусил рядом.
Выйдя, я повел его в лес.
–Подальше от твоей даровой энергии, - пояснил я на его недоуменный писк.
Остановившись на поляне, так, чтобы не было видно городских башен, я сосредоточился.
–Учись, студент, пока я жив, - бросил я, поднимая руки.
Сначала царила тишина - мертвая тишина заснеженного густого леса. Катящееся к горизонту солнце побледнело.
Краем глаза я видел, как побледнел и Тики. Медленная дрожь прошлась по ногам. С краев окоема собирались тучи. С оглушительным карканьем пролетела воронья стая, и вновь воцарилась тишина, еще более мертвая. По земле зазмеились трещины, и молчание, с которым это происходило, внушало просто мистический ужас. Тики зажал уши, как будто это могло помочь. Впрочем, от безмолвия ломило уши, да, согласен. Я немного добавил эсхатологичности. Бледное зимнее солнце с шелестом упало за горизонт, оставив за собой огненный росчерк. Было - и нет, эффектно!
Потом трещины пошли по небу. Сначала мелкие, они удлинялись и расширялись, и из них задул какой-то чужой, совсем чужой ветер. К нашему привыкли, а этот и у меня вызвал душевный трепет. Ууу!