Чудес не бывает - Жаков Лев Захарович. Страница 95
–А почему нельзя колдовать в общежитии?
–Потому что, - сказал я, - неопытные маги могут причинить вред своей волшбой окружающим людям и миру (Тики посмотрел на меня хмуро). Для чародейства есть специально защищенные соборы. На самом деле, пока ты не получил диплом, ты не имеешь права колдовать вообще в мире, вне территории Школы или резиденции Лиги, кроме самых крайних случаев вроде защиты жизни, своей или других людей. Да и то будешь отвечать за каждого пострадавшего в результате твоих действий, даже за тех, кто на тебя нападал. "Лабиринт" помнишь? Кодекс Хрембера? Качественной магией можно запросто порушить целый мир. Или некачественной.
–И ты можешь? - засмеялся Тики.
Я не стал отвечать, и его смех быстро затих.
Какое-то время мы сидели молча. Потом я услышал, что дыхание его стало глубже, ровнее. Скосив глаза, я увидел, что он спит.
Что ж, раз утренние наши занятия откладываются, схожу я в Школу, навещу кое-кого.
Пока я одевался, прошел почти час, потому что, снимая с кресла мантию, я рассыпал книги, стал поднимать, заглянул в одну, увлекся, стал читать, не вставая с пола, потом устроился в кресле… Отвлек меня приближающийся шум на улице. Что еще случилось? Опять братец? Но на этот раз я не выйду раздетым!
Пока я надевал тяжелый плащ, от волнения плохо попадая в рукава, шум остановился в районе импровизированной охраны из волшебной собаки. Я уже взялся за ручку входной двери, как на нее обрушился град ударов.
Я рванул дверь и обнаружил на крыльце отца Игоря, того самого священника, с которым мы хоронили последних трех зомби. Святой отец был полон гнева и страха, не знаю уж, чего больше - я не успел разобраться, потому что моих чувств достигла волна паники толпы, что осталась у ворот снежного замка. И не трехголовый пес был источником этого ужаса.
Из сбивчивых возмущений отца Игоря я понял только, что что-то произошло на кладбище во время отпевания кого-то.
–Иду-иду, - пришлось вернуться в комнату, чтобы взять тот свиток с заклинанием против ночных кошмаров, что в свое время дал мне Арбин. Я предчувствовал, что он может мне пригодиться.
Так и получилось: неподалеку от места, где рядом с ямой стоял на возвышении гроб, украшенный цветами, плясали кошмары. Почему днем? Вернее, понятно, потому что хозяин прикорнул на часок перед обедом, но…
Я оттеснил толпу подальше - а любопытные пытались залезть чуть ли не на крытый алым бархатом гроб, чтобы видеть лучше (со мной они уже не боялись), попросил отца Игоря попридержать любопытствующих минутку на расстоянии, и вытащил из рукава свиток. Малоприятное будет зрелище, ну да что поделаешь, наше ремесло вообще не из приятных.
Вздохнув про себя, я раскатал пергамент.
Потряс пальцами, пошевелил ими, разминая, отвлекся от перешептываний и комментариев сзади, сосредоточился. Средневерхнеэльфийский, на котором написано заклинание, приятный для слуха язык, но в данном случае он подпорчен моим произношением и почти незаметными вставкам на древнемагическом, которые при чтении нараспев сильно портят общую мелодию стиха. Впрочем, не до эстетики сейчас.
Мертвая тишина воцарилась, так что даже заложило уши. Потом по земле прошла дрожь, с деревьев и с крестов, как в замедленной съемке, плавно осыпался снег, люди за моей спиной, ощутил я, шатались и в панике хватались друг за друга. Воздух передо мной дрогнул, там, где бесновались сны, прошла едва заметная глазом трещина, сминая на секунду плоть мира…
И все закончилось. Так вот что я пропустил тогда…
Общий вздох при исчезновении материализованных кошмаров заставил меня натянуть защиту: столько разнообразных сильнейших чувств обрушилось на меня следом.
Сделав общий привет, я пошел домой.
Следовало сходить посоветоваться с дедом, но сначала надо зайти и сказать Тики, если он проснулся, что я буду ближе к ночи, пусть говорит всем, кому я понадоблюсь, - мало ли что, - что я в Школе.
Когда я заглянул в спальню к ученику, я обнаружил, что он не спит, а лежит, напрягшись, и смотрит в потолок неподвижным взглядом. Все вокруг было пропитано страхом и слабым облегчением.
–Что-нибудь случилось? - уточнил я на всякий случай. Скорее всего, ученику просто снились кошмары.
–Мне снились кошмары, - слабым голосом произнес мальчишка.
Я чуть было не сел на пол. Кошмары! Ах, я болван!
Но почему, почему?!
Я подошел к Тики, присел на край его кровати.
–Это все от духоты, - сказал я как можно спокойнее и увереннее. - Я приоткрою форточку и оставлю ее так, и кошмаров больше не будет. Тебе будут сниться нормальные, красивые сны. Добрые, красочные…
Удержавшись от того, чтобы погладить его по голове, как маленького, я постарался посмотреть на него ободряюще. По ученику было незаметно, что он мне поверил. Но он, почувствовал я, немного расслабился, перестал созерцать потолок и повернулся ко мне.
–Я боюсь, - признался он полушепотом.
Конечно, тут кто угодно испугается!
–Просто силы, которыми ты пытаешься оперировать, - я старался сказать это как можно мягче, - эти силы абсолютно чужды тебе, потому что ты человек. Они - пока что, во всяком случае, - сильнее тебя. Тысячекратно. Ты пытаешься управлять миром. Который совершенно равнодушен к тебе. И пока ты не овладел мощью собственного духа, ты останешься игрушкой в руках безразличных стихий. Развивай дух - и ты сумеешь добиться желаемого.
Я встал и осторожно вышел. Сегодня я уже никуда не смогу пойти. И пока Тики не придет в себя, придется мне здесь сидеть и контролировать его.
А я ведь хотел пойти кое-кого повидать…
К тому же следовало бы посоветоваться с дедом. Всего рассказывать, пожалуй, я ему не стану, но и брать на себя всю ответственность…
Подходя к креслу, я кивком головы отправил чайник на огонь, а сам сел перед потрескивающим теплом и предался медитации.
Вечером появилась, как сказочное видение, рыжая принцесса. Она пристроилась было на диване, но я ее поймал, посадил к себе на колени, и мы тихо и упоенно целовались, стараясь не беспокоить Тики, все еще лежащего в постели. Правда, уже порядком приободрившегося.
Я чувствовал урывками его состояние, всплески то волнения, то спокойствия, то тревоги. Один раз он встал самостоятельно, неожиданно появившись в дверях и вогнав принцессу в краску. Она дернулась вскочить под осуждающим взглядом моего ученика, но я успел остановить ее. Застукали так застукали, что теперь невинность изображать!