Паутина Лайгаша [=Ворон] - Браславский Дмитрий Юрьевич. Страница 7

– Бей, второго бей! – что есть сил закричал мессариец, но другой паук оказался проворнее: суетливо перебирая лапками, он юркнул в узкую щель на потолке.

Торрер тихо застонал.

– Болит? – с сочувствием спросила Бэх, поднося к глазам ладонь эльфа. Вокруг красной точечки укуса быстро расползалась синева.

– Болит, – честно признался Торрер. – И, главное, рука немеет.

Туго перевязав запястье эльфа, приложив к ранке мазь из корней алордусов и дав Торреру выпить противоядие, Бэх усадила его подле стены и велела попусту не шевелиться. В этот момент жрице стало уже не до себя, она молилась лишь об одном: пусть противоядие подействует. Торрер мог быть беспечен, сколь угодно неосторожен, но сердиться на доверчивого веселого эльфа было решительно невозможно. Бэх даже подумала, что в талиссе многие воспринимают его, как великовозрастного неразумного ребенка, хотя ей самой это дитятко годилось, пожалуй, в прадедушки.

– А в сундуке… в сундуке что было? – слабым голосом поинтересовался Торрер.

– Ничего особенного, только ряса, – словно сквозь туман донесся до него ответ Макобера. – И… Да так, прямо скажем, больше ничего примечательного.

– Совсем ничего? – с подозрением переспросил Торрер. Боль отступала, и он осторожно пошевелил пальцами. Вроде проходит, мизинец вон даже, кажется, дернулся.

– Совсем! – с готовностью подтвердил мессариец. – Сейчас с другой стороны посмотрим.

За противоположной портьерой оказалась точно такая же ниша. Однако вместо сундука в ней стоял низкий продолговатый ящик с хитроумным навесным замком.

– Подстрахуй, пока я тут поковыряюсь, – Макобер показал Айвену на потолок. Но, видимо, пауки тоже не пришли в восторг от столь теплой встречи. По крайней мере, мессарийцу никто не помешал.

Когда крышка ящика распахнулась, перед ними заблестело лезвие огромного обоюдоострого топора.

– Мэтти, кажется, это по твоей части?

– Игрушка какая-то, – презрительно фыркнул гном. – Сразу видно, что люди делали. Как не руками! Вы только на рукоять посмотрите! Узоров-то, узоров – толком и не ухватишься, зато отлетит в первом же бою.

– А двух переплетенных восьмерок у самого лезвия там, часом нет? – поинтересовался Терри, пытавшийся услышать, что творится снаружи, в монастырском дворе. – Еще на цветок должно быть похоже.

– Есть, – удивился гном. – А ты откуда?..

– Ритуал прямого призыва, – немногословно пояснил Терри. – Обычно от трех до пяти жертв оказывается достаточно.

Бэх побледнела.

Макобер не был бы мессарийцем, если бы позволил себе упустить такой благодатный случай. Орроба, конечно, богиня смерти, и все такое… И что с того? Суждено им полечь именно в этом храме – будьте уверены, все и полягут. Но умирать с кислыми физиономиями – ну уж нет!

Наклонившись к жрице, Макобер зашептал страшным таинственным голосом, временами зловеще подвывая и клацая зубами. Именно так, с его точки зрения, должны были бы разговаривать неупокоенные души:

– Каждого, кто пойдет против меня, ожидает страшная кара. Ужасная, жуткая кара! Безумца положат на гладкий черный камень, жрец рассечет его грудь топором, окунет руки в свежую вку-усную кровь, и я приду. Приду-у-у … Эй, ты чего, я же пошутил!

Едва успев подхватить потерявшую сознание девушку, он покрутил головой в поисках места, куда бы ее пристроить. Поколебавшись секунду между полом и алтарем, мессариец взгромоздил жрицу на алтарь и слегка потряс:

– Эй, Бэх! Я не хотел!

Девушка открыла глаза. Барельефы куда-то плыли, рыцари покачивались в седлах, чудовища угрожающе хлопали перепончатыми крыльями…

– Ты что, испугалась, что ли? Вот глупая!

– Не испугалась, – твердо ответила жрица. – Увидела. И твои дурацкие шуточки здесь совсем не при чем. Просто… просто мне нельзя находиться в этом месте. Нельзя, и все!

Бэх хотела встать, но в этот момент обнаружила, куда именно уложил ее заботливый мессариец. Судорога прошла по ее лицу, и девушка вновь чуть было не соскользнула в небытие.

– Больше так не шути! – в ее голосе было столько гнева и обиды, что Макобер даже сделал шаг назад. – Никогда! Слышишь, никогда!

– Ладно, ладно, – мессариец поднял руки кверху. – Что я такого особенного сказал?!

Не отвечая ему, Бэх спустила ноги на пол и уверенно направилась к стене слева от алтаря.

– Ты куда?! – Макобер бросился вслед за ней, но в это мгновение жрица прижала ладонь к стене, ее пальцы легко пробежали по камню – и тот с готовностью откликнулся: стена расступилась, и перед девушкой открылся неширокий проход, в глубине которого колыхалась лилово-розовая завеса.

– Вот тебе и выход! – в восхищении Макобер хотел было хлопнуть Бэх по спине, но вовремя передумал, решив, что сегодня она и так его слишком обостренно воспринимает. – Давай за мной!

Жрица сделала движение, чтобы удержать его, но Макобер уже скрылся за завесой. Вспышка, забористые ругательства с нескромным намеком на куда более близкие отношения с Орробой, чем можно было бы подумать, зная неизменно корректного с прекрасным полом мессарийца, – и вот он уже выскочил обратно, возмущенно потирая левую руку.

– Жжется, сволочь! Бэх, а нельзя ее как-нибудь?..

– А нельзя было сначала меня спросить? – передразнила его девушка.

– Да кто ж знал?!

–Я, я знала! – Бэх подумала, что порой Макобер может вывести из себя даже святую. – Здесь так просто не пройдешь. Когда… Словом, я видела, как через эту завесу проходит некто… жрец, наверно… в точно такой же рясе, как нашел Торрер. Или просто в этой рясе.

Не дослушав, мессариец накинул на себя черное одеяние, нацепил на шею медальон с летучей мышью, обнаружившийся в одном из кармашков, и снова бросился вперед. С тем же эффектом.

Вернувшись, он обескуражено посмотрел на Бэх. На левой руке вспухали ярко-красные волдыри.

– Попроси Айвена чем-нибудь смазать. Как же ты всегда торопишься!

– А чего ждать-то? – удивился мессариец. – Когда моя лучшая подруга в опасности!..

– Это я, что ли? – уточнила Бэх. – Так вот, если ты наконец готов меня послушать, то я бы рискнула предположить, что здесь способен пройти только настоящий жрец.

– Айвен, – позвал Макобер, – Бэх просила, чтобы ты мне чем-нибудь руку смазал. Очень уж не хочется стать таким же безруким, как… Старательно массируя ладонь, эльф бросил на мессарийца предостерегающий взгляд.

– Молчу, молчу! Слушай, Бэх, а ты там пройдешь?

Девушка поколебалась.

– Думаю, что да. Иначе я бы не увидела… того, что увидела, – она резко оборвала фразу. – Но…

Но другого пути у талиссы все равно нет. Или они действительно ждут, пока не начнется молитва, и отказываются от мысли спасти Беральда, или…

Бэх заставила себя взяться за рясу, хотя лишь слепой не заметил бы, что одно прикосновение к тонкой ткани заставило девушку содрогнуться от отвращения. Мессариец протянул ей медальон.

– Нет. Попробую так.

Однако завеса не пропустила и ее.

Значит, все же медальон… Не просто священный знак – путь в душу жреца. Если его надевал самозванец, бог был вправе лишить наглеца жизни.

Может быть плохо, больно. Но не только. Орроба не осмелится требовать ее смерти, однако на душе появится едва заметное маленькое черное пятнышко. От которого придется потом избавляться годами.

Талисса этого не увидит. Может быть, почувствует. Не сразу.

Талисса поймет ее отказ. Но других потайных дверей здесь нет. И утром все окажутся в руках монахов.

Талисса… Это же ее душа, ее! Только ей держать ответ перед Тигром, только Тигру решать, что с ней станет после смерти.

Можно сказать друзьям, что она не в праве касаться этого медальона. И ей поверят.

Когда Бэх надевала медальон на шею, руки ее дрожали. Летучая мышь коснулась груди, как раскаленный кусок металла, впиваясь в душу, выжигая в ней место, где она могла бы поселиться.

И все же девушка нашла в себе силы вскинуть голову и шагнуть вперед.

– Именем…

Но ей не пришлось произносить ничье имя – завеса покорно расступилась.