Шайтан-звезда (Книга первая) - Трускиновская Далия Мейеровна. Страница 14

– А свою госпожу ты видел с открытым лицом? – перебил его Саид. – Ты ведь не похож на евнуха, о Рейхан, и госпоже не полагается открывать лицо перед такими, как ты.

– Видел, о Саид, и обстоятельства этого дела таковы, что знать их постороннему человеку незачем… Клянусь Аллахом, сперва я думал, что напрасно она показывает мне свое лицо, а теперь вижу, что это пойдет нам всем на пользу! Ибо я немедленно отправлюсь на розыски, и я смогу ее узнать, и если ее всего-навсего похитили торговцы рабами, у меня найдется, на что ее выкупить, даже если запросят тысячу динаров!

– Неужели она такой неслыханной красоты? – спросил Мамед. – Ведь даже среди невольниц повелителя правоверных немного найдется девушек, за которых уплачены такие деньги!

– Красота ее такова, что из-за нее гибнут царства и рушатся города, о Мамед, – совершенно серьезно сказал Рейхан. – И если бы собрать всех красавиц минувших времен, и усадить их тут, и ввести госпожу, то они поднялись бы, и поклонились, и воскликнули: «Вошедшая лучше!»

Ясмин невольно вздохнула.

– Начертал калам, как судил Аллах! – Саид покачал головой. – Что ты намерен делать, о Рейхан? Не думаю я, что это дело рук торговцев рабами.

– И я так не думаю, о Саид, но следует сперва обратиться к ним. Может быть, кто-то искал невольницу поразительной красоты, и у них не нашлось этого товара?

– Мы будем искать вместе с тобой, о Рейхан, – сказал Саид. – И если найдем ее у торговцев рабами, ты позволишь мне задать ей несколько вопросов, и в ответах будет мое вознаграждение. А если нет – мы, все трое, последуем за тобой по твоим путям. И где бы ты ни искал госпожу, мы будем рядом. Что ты скажешь об этом, о Мамед? Не лучше ли тебе на время скрыться из города, где тебя по приказу повелителя правоверных ищет городская стража из-за четырех строчек скверных стихов? И что ты скажешь об этом, о Ясмин?

– Скажу, что долг невольницы – повиноваться, даже если Аллах и послал ей бесноватого хозяина, – первой ответила Ясмин, но в ее голосе не было злости.

– Вечно ты тащишь меня за собой, о Саид, словно ишака за повод… – начал было причитать Мамед, но Саид резко оборвал его:

– А ты сопротивляешься и упираешься, как упирается ишак всеми четырьмя копытами, хотя его, вполне может быть, ведут к кормушке! Не отказывайся от нашей помощи, о Рейхан. Вот увидишь – в дороге мы пригодимся тебе, все трое. И первое, что я сделаю – пойду в хаммам, и найду его хозяина, который наверняка до утра развлекается с сотрапезниками, и спрошу его о банщице, которая принесла браслеты. И если это она подмешала в питье бандж и отворила ворота людям, которые пришли за твоей госпожой, то в наших руках уже есть одна ниточка от запутанного узора на ковре наших бедствий!

И они привели в чувство старуху и невольниц, и расстались, поскольку близился рассвет, и Рейхан отправился нанимать верблюдов, а Ясмин – собирать в дорогу припасы, а Мамед – к торговцам рабами, которые, по его словам, прекрасно знали его, так как не было лучше услуги повелителю правоверных, чем подарить ему красивую невольницу или по меньшей мере известить, что в город привезли новую красавицу, и придворные поэты были частыми гостями в лавках посредников. Ведь только женщин, годных убирать и стряпать, выставляли на рынках, а подлинных красавиц, образованных и остроумных, умеющих петь и играть на лютне, рассказывать истории и писать многими почерками, открывали в узком кругу ценителей, чтобы те могли испытать их вопросами и заданиями. Саид же направился к хаммаму узнать о банщице, а когда он пришел на место встречи, то застал там Рейхана, Мамеда и Ясмин с дорожными хурджинами.

– Каждый из нас сделал свое дело, о Саид, – сказал Рейхан. – Пусть говорит Мамед, ибо то, что он узнал, очень важно для нас.

Рассказчик сел на ковер, где Ясмин расстелила походную кожаную скатерть, разложив на ней хороший хлеб, зелень и непременных для приличного застолья подрумяненных кур.

– Действительно, о Саид, несколько дней назад шли поиски красивых невольниц, – продолжал Мамед, – но к посредникам приходила и смотрела девушек женщина, которой невозможно было угодить! И она действительно разбирается в достоинствах певиц и музыкантш, а также во многом другом. И она не купила ни одной девушки. Я подумал, что следует пойти к этой женщине – может быть, люди, знающие, чего она ищет, предлагали ей украсть для нее красавицу. И я узнал, в каком доме она остановилась, и пошел туда, и вдруг вижу – двери этого дома открыты, и ковры вынесены, и нет в нем ни души. И я спросил соседей о причине этого, и они указали мне хозяина дома, и он подтвердил, что его сняла на месяц почтенная женщина, которая приехала в город с десятью невольниками и тремя невольницами на своих лошадях и верблюдах, но она уехала этой ночью, не дожидаясь истечения срока. И она заплатила, не торгуясь, и уехала, не потребовав с хозяина денег за те дни, которые оставались до полного месяца. Вот то, что я узнал.

– Как называли невольницы эту женщину? – хором спросили Саид и Рейхан.

– Называли они ее Фатимой, и никто не знает, чья она жена и каковы ее обстоятельства. Вот я сказал вам все, что услышал, и больше ничего не знаю, клянусь Аллахом! – Мамед возвел глаза к небу.

Саид и Рейхан переглянулись.

– Знакома ли тебе женщина с таким именем, о рассказчик?

– Нет, о Рейхан, женщины с таким именем, способной украсть другую женщину, я не знаю…

– А что нового узнал ты, о Саид?

– Я был у хозяина хаммама, и осведомил его о нашем положении, и он призвал банщиц, чтобы расспросить их о браслетах. И вдруг оказалось, что браслеты взяла одна из них, по имени Джейран, и понесла их владелице, и больше не вернулась.

– Джейран! – воскликнул Рейхан. – Говори, о Саид!

– И никто из банщиц, вместе с которыми она живет, не знает, куда она девалась, зато все они в один голос утверждают, что Джейран давно уже замышляла недоброе, о Рейхан. Она нехороша собой, и у нее скверный характер, и Аллах дал ей самое плохое, что только может получить при рождении девушка, – короткий вздернутый нос, впалые щеки и глаза, не то серые, не то голубые, и это – признак неверной и предательницы.

– Есть страны, где у всех женщин короткие носы и голубые глаза, так что же, все они – неверные жены и злокозненные хитрицы, о Саид? – спросила Ясмин, которой непременно нужно было проявить свою сварливость при посторонних мужчинах.

– Хозяин хаммама сказал мне то же самое, ведь он знает Джейран с детства, и сам воспитал ее, и обучил ремеслу банщицы, и она была в его хаммаме одной из лучших, – тут Саид вздохнул.

– Значит, другие ей просто завидовали! – воскликнула Ясмин. – А если я начну рассказывать, сколько бед принесла зависть женщин друг к другу, то моих историй хватит на дорогу отсюда до Каира!

– Единственная, с кем она дружила, была подавальщица напитков Наджия, – продолжал Саид. – И Наджия рассказала, что накануне в хаммам пришла богатая вдова с двумя красивыми невольницами, с которыми она обращалась ласково, словно с родными дочерьми, и она велела позвать лучшую банщицу, и Джейран пришла к ней, и вымыла ее, и растерла, и размяла, и вытянула ей все кости и суставы, и охотно с ней беседовала.

– Как ее звали? – перебил рассказчика Рейхан.

– В том-то и беда, что ее звали Фатима…

Саид замолчал, и надолго.

– А та, что принесла браслеты, назвалась Джейран! – сказал Рейхан. – Старуха сказала мне об этом. Все сходится, о Саид! Мы должны искать караван, состоящий из лошадей и верблюдов, при котором десять невольников, а ведет его женщина средних лет по имени Фатима! Теперь я знаю, что нужно делать – обойти все городские ворота и расспросить стражу!

– Это займет у тебя целый день, ибо я не стану подходить к стражнику даже за золотой венец повелителя правоверных, да хранит его Аллах и да вернет ему хорошее настроение, – заметил Мамед. – И Ясмин не станет этого делать, ибо как женщине ей это неприлично.

– Наконец-то хоть один человек сказал тут разумные слова! – воскликнула Ясмин.