Перезагрузка - Плеханов Андрей Вячеславович. Страница 5

Милена деловитым шагом прошла вдоль коридора, сухо кивая по пути всем встречающимся. Между прочим, статус ее здесь достаточно значителен. Пусть для сослуживцев она всего лишь девчонка с мартышачьей мордочкой, выскочка, за год преодолевшая карьерный путь от мелкого местного корреспондента до ведущей собственного ток-шоу. Плевать на сослуживцев. Когда она выходит в прямой эфир, то становится властительницей дум, дирижером реплик. Это она, Милена, придумала передачу "Кремль № 2" – популярную, повышающую свой рейтинг с каждой неделей. Она сумела убедить руководителей канала, что такая передача нужна. И сегодня – ее день, день Милены Серебряковой, даже если он и станет ее последним днем в Си-эм-эн.

Короткий визит в зал съемки. Все в порядке – моют пол, вытирают пыль с пластиковых панелей, подворачивают крепления в вечно разболтанных креслах для зрителей. Через час все будет сиять и искриться. Зальчик, конечно, маленький – рассчитан всего на двадцать зрителей, одну ведущую и одного оператора, орудующего, правда, сразу шестью видеокамерами. В эфире кажется, что зал в пять больше – но это уже за счет компьютерной технологии. Каждую неделю, по вторникам, сюда собираются двадцать человек – само собой, коренные нижегородцы. И все, как один, начинают изумляться – неужели эта душная комната и есть шикарный зал съемок? Она и есть, дорогие сограждане. А где же панорамное окно с видом на нижегородский кремль и Большую Покровку? Где пирамида из розового стекла, увитая лианами, где зимний сад и бассейн с журчащими водопадами и плавающими лебедями? Все будет, дорогие мои, все будет. Мы вручим каждому из вас диск с записью сегодняшнего прямого эфира, и вы убедитесь, что все на месте – и водопады, и водоплавающие. А что их не существует на самом деле – пусть это останется нашей маленькой тайной. Видели бы, что творится в конурке, в которой снимают синхронные прыжки с парашютами… Что, и они?.. А вы как думали? Подмигнуть правым глазом, деликатно хихикнуть. Все, момент дружественной интимности создан, единение достигнуто. Можно работать.

Все это будет потом, через несколько часов. Что-то будет…

Милена отогнала тревожные мысли и отправилась в студию – предстояла работа над текстом. Пятеро корреспондентов трудились в поте лица – едва оторвали взгляды от экранов, чтобы поздороваться. Милена достала из сумочки маленький золотистый диск, скормила его компьютеру. Уселась в кресло и задумалась.

Домашние наработки. Текст – достаточно остроумный, в меру провокационный, в целом демонстрирующий лояльность к идеологической линии канала. "Кремль № 2" – о чем эта передача? Конечно же, о Нижнем Новгороде. Кремль номер один – в Москве, это ежу понятно. А наш, нижегородский кремль – уже не просто один из многочисленных кремлей и кремлишек, раскиданных по городам российской глубинки. Это, уважаемые телезрители, кремль города, претендующего на второе место в великой стране России! А кое в чем – и на первое место, в частности, по высоким технологиям. Только вот довольны ли коренные нижегородцы переменами в своем городе, переворачивающими все их представление об привычном образе жизни? Не все, оказываются, довольны – можете себе такое представить?! По статистике – тридцать пять процентов нижегородцев недовольны. Что же не устраивает этих строптивых граждан? Работы нет? Нет, с этим все в порядке. Низкий уровень жизни? Грех жаловаться – по этому показателю обогнали всю Российскую федерацию. Что там еще? Свобода слова? Экология? Безопасность личности? Все на высшем уровне, господа! Вероятно, нижегородцы просто зажрались.

Милена вспомнила, как полгода назад она стояла перед московским шеф-редактором канала, Гленом Кирби, и пыталась объяснить ему свою концепцию.

– Гражданское общество Нижнего Новгорода необычно, оно выходит за рамки любых социопсихологических моделей, – говорила она тогда. – Необходимо учесть трагическую специфику – год назад здесь случилась катастрофа, невероятная по своему масштабу, уничтожившая три четверти населения города. У каждого из выживших нижегородцев погибли родные и близкие, и большинство из них даже не похоронено – они просто канули в небытие. Жизнь в компании мертвецов, не преданных земле – вот удел многих, до сих пор не поверивших в смерть близких людей. В сущности, социум нашего города нездоров в психическом отношении – он страдает неврозом навязчивых страхов, всеобщей манией преследования. Город, который пытаются представить как образец умиротворения и социального благополучия, на самом деле является коллективным психопатом, нуждающимся в лечении.

Девушка, переводившая речь Милены, не раз запиналась и переспрашивала. Милена понимала, что переборщила с научными терминами, и все же чувствовала, что только атакующим, не дающим опомниться маневром ей удастся убедить шефа создать новую передачу. Она слабо ориентировалась в социопсихологии – умные слова были позаимствованы из книги, написанной видным американским психоаналитиком и заучены наизусть. Но все, что она говорила, являлось чистой правдой. Правдой, на которую предпочитали закрывать глаза.

– Э-э, но позвольте, как же так? – Кирби помахал рукой в воздухе. Он говорил по-английски, и теперь секретарша переводила на русский. – Ведь и ваше правительство, и весь развитый мир, в частности, США, сделали очень много… э… все, что могли, именно для вашего города. Психическая травма, перенесенная в прошлом, это, конечно, очень серьезно. Но жители вашего города должны чувствовать себя комфортно сейчас, потому что у них есть великие возможности для возрождения…

– Комфортно? – Милена сжала кулачки, забыла вдруг все научные слова. Неужели этот чертов американец не понимает, о чем идет речь? – Вы говорите о комфорте, господин Кирби? А вы можете представить себе, господин Кирби, мужчину, который бросается под бульдозер, разгребающий обломки десятиэтажного дома? Знаете, что он кричит? "Не трогайте, это могила моей семьи! Нельзя трогать могилы!". Этот тип, определенно ненормальный, в недалеком прошлом известный бизнесмен, мешает работе на стройке весь день, и в конце концов его изолируют в хорошую психиатрическую клинику – гуманно, всего лишь на два дня, на то время, пока уберут обломки. Сами подумайте – как же не трогать могилы, если весь город – сплошная могила. Через два дня этот человек выходит, идет на эту стройку и разбивает себе голову об бетон – чтобы умереть на том же месте, где умерли все его родные – мать, жена и четверо детей, двое из них приемные. Он больше не хочет жить. Еще представьте себе женщину, которая везде ходит с игрушкой – такой большой пластмассовой куклой, и сажает ее рядом с собой на отдельное место в трамвае, и берет на нее билет. А когда кондуктор говорит, что билет брать не нужно, то женщина удивляется: "Почему же не нужно? Оленька у меня большая, ей уже восемь лет". И улыбается счастливо, по-матерински, и гладит куклу по голове. А вот еще: мальчик без рук, который живет на улице, и никакими средствами его невозможно затащить в дом. У него клаустрофобия – боязнь замкнутых помещений. Знаете, почему? Он прятался в подвале, но дикари нашли его. Пожалели ребенка, не убили – только лишь изнасиловали, отрубили руки по самые плечи и прижгли раны огнем, чтобы не истек кровью…

– Вы говорите о случаях явных душевных расстройств, – перебил ее Кирби. – Я сочувствую вам, Милена. Вам и вашему городу. Все это действительно ужасно. Но… мне кажется, что это – не тема для ток-шоу. Вы сами говорите, что многие в вашем городе находятся в депрессии. Не стоит их расстраивать еще больше. Нужно быть очень деликатным, я бы даже сказал, осторожным, когда мы говорим о проблемах Нижнего Новгорода.

– Вот, все так говорят, – зло сказала Милена. – Как только заводишь речь о Нижнем Новгороде – натыкаешься на глухую стену. Просто заговор молчания! Все это очень странно – например, московскую криминальную хронику показывают без купюр, так как есть. Трупы, кровь, автокатастрофы – любуйтесь, пожалуйста. Если же Нижний Новгород – все исключительно в сладко-сиропном варианте. Это несправедливо! Вот вы представьте себе старушку с выколотыми глазами, бывшую преподавательницу музыки…