Путешествие Черного Жака - Егоров Андрей Игоревич. Страница 16

– Слушай, а тебе не приходило в голову, что это могут быть твои дети? – спросил я.

– Чего? – Перен закашлялся.

– Ничего, – спокойно сказал я, – а кто еще, по-твоему, может быть их папашей?

– На мой взгляд, папаша им вообще не нужен… Скажешь тоже…

Конечно, над этим следовало поразмыслить. Совсем не обязательно отцом крошек должен быть Перен или Дори, почивший еще до моего появления на болотах дроф, или какой-нибудь другой бедолага. Вообще-то они могли размножаться сами по себе. Я попытался вспомнить, что читал о дрофах в книге ведьм, но моя память ничего не смогла сообщить в ответ на навязчивые призывы поведать что-нибудь о размножении этой вредной феминизированной популяции особей. Они вполне могли оказаться гермафродитами и оплодотворять себя сами. Однако в природе, как правило, все четко выверено. Их обостренное половое влечение к человеческим существам мужского пола не могло быть простым проявлением животной чувственности. Наверное, ими все же руководил здоровый инстинкт размножения. В таком случае я шел рядом с отцом-героем. Перен о своих подвигах даже не подозревал, он просто шагал, высоко задрав подбородок, и живот его колыхался в такт шагам. При этом он насвистывал веселую мелодию и радовался изменениям в своей судьбе. Отвратительный жирный извращенец.

За время бегства я как-то успел свыкнуться с мыслью, что он отец загубленных крошек, и даже смог относиться к нему терпимо, но теперь Перен. ко всему прочему, оказался вором и спер красивый молоточек хозяев лесного домика.

– Слушай-ка, я вытащил тебя оттуда не для того. чтобы ты пер молотки…

– А я просил тебя меня вытаскивать?

Наш спор прервался, потому что дверь неожиданно распахнулась. На пороге стоял плотный мужчина лет сорока пяти, гигантского роста, со всклокоченной черной бородой. Контраст с его багровой физиономией составляли изящные свободные одежды и розовый женский поясок.

– Я – «пророк» Латуний Цизераний Четырнерий, – представился он тонким голосом, кивнул нам головой и сделал ладонью плавное движение. Потом его рука опустилась на отставленное в сторону бедро и уперлась в него тыльной стороной ладони, – но друзья и любовники зовут меня просто Латик.

– А… – сказал я немного ошарашенно, – я – Жак…

– Ах, какое смешное имя. – Он тоненько захихикал, прикрывая рот ладошкой, что чудовищно не соответствовало его внешности, – ну входите скорее…

Однако мы не спешили принять его предложение. Перен от изумления распахнул рот, правую руку он все еще держал за пазухой, на рукоятке украденного молотка.

– А далеко отсюда до города? – спросил я.

– До города рукой подать. – Хозяин сделал шаг в сторону, приглашая нас пройти. – Главное, хи-хи-хи, знать, в какую сторону идти, а то непременно придешь куда-нибудь не туда… Хи-хи-хи… Да входите же…

Я замешкался ненадолго, но потом отбросил всякие подозрения и шагнул в его дом. Перен последовал за мной, придерживая рукой топорщившиеся лохмотья. Пропажи хозяин дома не заметил. Думаю, взгляни он в сторону медного гонга – гостеприимства в нем изрядно бы поубавилось.

Обстановка в домике была очень приятной. Латуний вел домашнее хозяйство, как ведет его редкая хозяйка. Аккуратная светлая мебель, белоснежные занавески на окнах, плетеные коврики, живые цветы в горшочках, светлые пейзажные зарисовки в дубовых высветленных рамах. Давай воровато оглядывал обстановку. Я толкнул его в бок кулаком, и он неприязненно сощурился.

– Вам, бедняжкам, верно, негде переночевать, – озабоченно всплеснул Латуний своими большими женственными руками палача, мохнатые пальцы напоминали хорошо разваренные сардельки, – да и одеты вы что-то неважно.

Свисавшие с нас лохмотья одеждой назвать можно было, сильно покривив душой или опасаясь нас обидеть.

Увидев, что мое внимание привлекли его «колбасные» пальцы, «пророк» потер указательный и нежно проворковал:

– Мои маленькие, поросли черненьким пушком.

– Да, пушок налицо, – заметил я, после чего он погладил окладистую бороду, восприняв мое замечание буквально.

– Вы, наверно, голодны с дороги, – продолжил он причитания, – и очень устали.

– Да, хозяин, – нагло сказал Перен, – я бы съел целую тушу чего-нибудь мясного.

– Сейчас я накрою на стол, – засуетился он, громко захохотав, потом хлопнул Перена по плечу, – я сам люблю скушать целую тушу чего-нибудь мясного. Сейчас я угощу вас чем-нибудь вкусненьким.

Я, было, собрался попросить его не утруждать себя, но мой желудок поднял бунт. Тогда я покорился воле требовательной пищеварительной системы и сел за стол. Перен развалился на длинной лавке. Латуний удалился на кухоньку, откуда доносилось его тонкое фальшивое пение, и через некоторое время мой нос уловил аромат жарящегося свежего мяса.

– Нуи повезлонам, – заметил Перен, – в прежней моей жизни мне так не везло. Должно быть, это ты приносишь мне удачу…

– Не везло? – переспросил я.

– Ну да, я все время попадался. Жизни никакой не было. Бывало, захочешь что-нибудь украсть. А они уже тут как тут. То хозяева, то королевская стража. То эти… А однажды мной заинтересовалась инквизиция. Но это очень длинная история…

Пока готовились блюда, я решил обследовать избушку милейшего Четырнерия. Меня не покидало чувство, что здесь что-то не так. Это надо же иметь такое искаженное сознание, что даже изрядная гостеприимность хозяина делает меня подозрительным. Наверное, я просто очень долго шел через лес и отвык от хороших людей. Возможно, хорошие люди все же встречаются. Я прошелся по комнаткам.

– Во-во, – вкрадчиво заметил Перен, стараясь говорить как можно тише, – наверное, у него имеется что-нибудь ценное. А ты, как я погляжу, парень не промах, только прикидываешься простаком.

– Отстань к дьяволу, – попросил я.

– Ну-ну, – откликнулся Перен и спрятал молоток под край ковра.

Я наступил на что-то твердое, присел и нащупал под ковром железное кольцо крышки погреба. Откинул его в сторону и приподнял крышку. В погребе царил леденящий холод – меня окутало морозной волной. Несколько снежных вихрей поднялись оттуда и осели на ковре. Чем поддерживалась в нем минусовая температура, оставалось загадкой. Может, могучим заклинанием. Узкая лесенка вела вниз, в кромешный, пробирающий до костей сумрак. Я огляделся и приметил на подсвечнике толстую свечу.

– Дай-ка ее мне, – попросил я Перена.

– Зачем? Зажги свой магический факел.

– Давай свечу, факел вспыхивает слишком громко.

Я прислушался к пению «пророк?» Похоже, он ничего не подозревал, продолжая старательно выводить ноты какой-то незнакомой мелодии. Перен вынул из подсвечника толстую свечу и принес мне, а потом вернулся на скамью. Несмотря на свое плотное телосложение, перемещался он почти бесшумно – правильно говорят, что беспорядочная сексуальная практика способствует поддержанию хорошей физической формы.

Я поставил ногу на первую ступеньку лестницы. В ту же секунду осветившееся помещение качнулось передо мной и я едва не выронил свечу от жуткого накатившего на меня страха. На голове зашевелились волосы. Латуний продолжал петь как ни в чем не бывало. Я же быстрыми шагами спустился вниз, встал на земляной пол и постарался унять дрожь в теле. На огромных стальных крючьях висели замороженные люди. От некоторых милейший гостеприимныл «пророк» уже успел отрезать филейные части, кое-кто еще был одет, остальные обнажены и вскрыты, были тут и две болотные дрофы, обе без голов. Одно из свежих тел было наряжено в камзол королевской гвардии Тура. Тур – это же за тридевять земель отсюда, занесло же бедолагу! В ножнах торчал бесполезный меч. Я дотронулся до рукояти и с лязгом вынул оружие. Клинок уже успел примерзнуть: чтобы его извлечь, мне понадобилось легкое усилие. Добряк, видимо, подсыпал что-то в еду гостей, после чего они уже не могли сопротивляться и становились легкой добычей. Так вот почему он так скоро и с таким энтузиазмом хотел нас накормить, вот почему он с таким явным удовольствием готовил пищу, а нас предоставил самим себе. Прикрыл, значит, людоедский погребок ковром и чувствует себя спокойно. Ну со мной его гнусные номера не пройдут.