Странствия Иеро (дилогия) - Ланье Стерлинг. Страница 12

«Если эта штука не компас, то что же она такое?» — с раздражением подумал священник.

Недоуменно пожав плечами, он положил свой трофей обратно в мешочек, решив, что на досуге еще раз изучит его.

Последним он достал свиток из желтоватого, похожего на пергамент материала. Иеро попытался надорвать краешек; это ему удалось, но с большим трудом — лист оказался очень прочным. Он определенно не имел отношения ни к бумаге, ни к пергаменту — какой-то синтетический материал, подобного которому священник никогда не видел.

Свиток распался на несколько скрученных трубочкой листов, большая часть которых была мелко исписана темно-красными чернилами, производившими неприятное впечатление засохшей крови. Буквы, как и символы на круглом приборе, показались Иеро совершенно незнакомыми. Но на одном листе имелось изображение — карта, которую он изучил особенно тщательно. В общем этот чертеж центральной части североамериканского континента не слишком отличался от хранившегося в его сумке. На нем присутствовало Внутреннее море и дюжина хорошо известных дорог, идущих на север; одна из черных линий, несомненно, изображала главный тракт, соединявший республику Метс с союзом Атви и протянувшийся с запада на восток. Но многие значки на карте были непонятными, особенно те, что относились к южным районам. Несмотря на это, Иеро решил, что карта может оказаться полезной. Он попытался отыскать на ней обозначения для погибших городов той эпохи, что предшествовала Смерти,— некоторые из них были помечены на картах аббатств. Но на карте врага таких городов нашлось значительно больше — так много, что это казалось странным.

Иеро спрятал последний из своих трофеев и приготовил постель, развернув тюк со спальным мешком. Клоц кормился поблизости на острове; поведение лорса было спокойным, и его хозяин знал, что пока никакие опасности ему не угрожают. Медведь еще не вернулся, но предыдущие события убедили священника, что Горму можно доверять; он придет, когда закончит свои дела. С этой мыслью Иеро лег, последние лучи заходящего солнца скользнули по его лицу, и наступила темнота.

…Его разбудил дождь. Темные облака клубились на востоке, насыщенные влагой далекого океана. Иеро затянул капюшон спальника, полностью закрыв лицо. Время раннее, можно подремать еще часика два… Но вдруг он почувствовал запах мокрой шерсти. Горм стоял рядом с ним в напряженной позе, и поведение медведя вызывало тревогу.

«Что-то движется в ночи — (возможно) их много, но один наверняка. Слушай!»

Священник замер, чувствуя, что Клоц стоит неподалеку и тоже вслушивается в ночные шорохи. На мгновение дождь ослабел, и Иеро показалось, что он различает тихий плеск воды в ручье. Затем, далеко на западе, он уловил какие-то звуки.

Похоже на высокий пронзительный визг, почти на самом пороге звукового восприятия; разорвав тишину, он прозвучал дважды. Но ни человек, ни зверь не нуждались в повторении — все было ясно. Они слышали клич охотника, взявшего след; и не оставалось сомнений, кто является дичью. Погоня, которой они ждали каждый миг со вчерашнего дня, началась.

Иеро, опытному путешественнику, потребовалось не больше двух минут, чтобы свернуть лагерь. Вскочив в седло, он передвинул свой меч так, чтобы рукоять торчала над правым плечом. Медведь быстро заковылял по ручью, и Клоц тут же ринулся следом, вздымая фонтаны брызг. Ощущение времени у Иеро было не столь отчетливым, как чувство направления, но он знал, что сейчас не более двух часов пополуночи. Часы, подобно многим древним механизмам, были забыты, а потом изобретены вновь — правда, теперь они стали больше и грубей. Но киллмен с лесной границы не нуждался в часах; при необходимости точный отсчет времени можно было произвести по биению пульса. Долгая жизнь в диких лесах учит человека использовать все возможности своего тела.

Дождь стих, напитав воздух туманной мглой. Уже два часа они пробирались по ложу маленького ручья, который по-прежнему струился в нужном направлении. Наконец Иеро дал команду остановиться, спрыгнул на берег и, разминаясь, сделал несколько наклонов. Горм плюхнулся в траву рядом с ним, с блаженством задрав лапы кверху. Медведи умели совершать долгие странствия, но постоянное движение, день за днем, ночь за ночью, не было в их правилах. Клоц бродил по мелководью, поедая водоросли, богатые протеином.

Священник вознес краткую утреннюю молитву. Его слова и жесты вроде бы заинтересовали медведя, но ненадолго. Тем не менее Иеро отметил этот интерес, решив, что обсуждение теологических вопросов с разумным животным явилось бы делом богоугодным и чрезвычайно благочестивым.

Закончив молитву, он постоял, вслушиваясь и вглядываясь в серый предрассветный сумрак. И снова, как раньше, на островке, далекий вопль охотника прорезал ночную тишину. Несомненно, звуки пришли с более близкого расстояния, чем в первый раз.

Бурча проклятия, священник вскочил в седло, одновременно послав мысль медведю: «Поторапливайся, парень, не то нас схватят!»

Горм тут же пустился вперед неуклюжей рысцой. Фонтаны брызг опять взлетели вверх, когда большой лорс бросился за ним; его широкие, как тарелки, копыта били невидимую в темноте поверхность воды.

Иеро мчался в полумраке, прислушиваясь, пытаясь успокоиться и размышляя о грозившей им опасности. Он не представлял, кто гонится за ними, но, вероятно, их преследовала целая свора, и охотники обладали сверхъестественным чутьем и двигались с поразительной быстротой. Лорс и медведь тоже не ленились, и, с учетом ночного времени, путники шли в хорошем темпе. Но скачка в проточной воде ручья, как и прочие хитрости, не сбила погоню со следа. Кто же мчался за ними, нагоняя с каждой минутой?

Лишь одна слабая надежда мерцала у Иеро: любые твари, которые двигаются столь стремительно, не могут нести на спине человека. Каких бы чудищ ни пустили по их следам, они бежали без лишнего груза.

«Если я прав,— решил священник,— то неприятностей — вроде вчерашней, со С'нергом — в этот раз не будет».

Скорее всего, ему и животным угрожала чисто физическая опасность.

Едва эти мысли пришли в голову путнику, как злобный визг, ясно различимый сквозь плеск воды, раздался где-то неподалеку. Охотники, кем бы они ни были, двигались уверенно — а значит, могли напасть на них в темноте. Это было плохо, очень плохо. До рассвета оставался еще целый час.

Отклонившись назад, Иеро нащупал левую седельную сумку, стараясь точно определить положение нужного ему свертка. Затем он распустил ремни на кобуре метателя и передвинул его так, чтобы карабин можно было выхватить быстро и одной рукой. Немного подумав, он опять полез в сумку и достал стержень, обнаруженный на мертвом теле С'нерга. В крайнем случае, если он потеряет копье, эта штука может пригодиться, решил священник, сунув стержень за пояс. Его собственное копье было надежно укреплено в специальном гнезде у седла и всегда находилось под руками.

Теперь его внимание сконцентрировалось на лорсе и медведе.

«Найди открытое место, и если удастся — поближе к ручью,— послал он мысленный приказ.— Мы будем сражаться. Кто бы ни гнался за нами, они бегут слишком быстро, и нам от них не уйти».

Иеро подумал, что Горм, оказавшийся столь полезным в прошлый раз, сейчас, очевидно, устал и от него будет мало проку в схватке — даже если он отдохнет. Но одно из правил боевого кодекса аббатств, навечно запечатленного в памяти любого киллмена, гласило: «Используй самое крохотное преимущество — возможно, тогда их будет меньше у врага».

Бегущий медведь не ответил на его призыв, но священник знал, что приказ Горму понятен. Он почувствовал также, что сознание Клоца начинает туманиться от ярости предстоящей схватки. Большой лорс был готов к битве с противником.

Позади них снова раздался леденящий вопль, отвратительный тонкий визг, раскатившийся в сыром ночном мраке. В это мгновение Иеро различил несколько голосов и понял, что расстояние сократилось до предела. Итак, преследователь не один, и это вполне логично: одинокий охотник, каким бы стремительным он ни был, гораздо менее эффективен, чем стая.