Досье «ОДЕССА» - Форсайт Фредерик. Страница 34

– Пятки вместе! – заорал вдруг Остер. – Чтоб щелкнули каблуки! – И добавил смягчившись: – У нас мало времени, так что начнем немедленно. До ужина нужно пройти названия чинов, соответствующие им обращения и знаки отличия всех чинов в СС. Потом мы разберемся в видах военной формы и чинах СС, разнице в знаках их отличия, я расскажу, когда надевалась парадная форма, полная, маршевая или полевая. Потом преподам полный курс политико-идеологической подготовки, который ты якобы прошел в учебной части СС в Дахау. Затем ты выучишь походные, застольные и разные войсковые песни. Я расскажу тебе все до момента окончания учебы. Потом Леон должен сообщить, где ты якобы служил, кто тобой командовал, что с тобой произошло после войны, чем ты в последнее время занимался. Но и первая часть курса займет у нас не меньше двух-трех недель. Отнесись ко всему очень серьезно. Если ты попадешь в «Одессу», узнаешь имена ее главарей и чем-нибудь себя выдашь, то быстренько окажешься в могиле. Поверь, я не слюнтяй, но боюсь «Одессу» до сих пор. Поэтому я и взял себе новое имя.

Впервые с начала охоты на Рошманна Петер засомневался, стоит ли игра свеч.

Маккензен прибыл в контору к Вервольфу ровно в десять. Когда дверь кабинета плотно закрылась за ним, Вервольф усадил его на гостевой стул и закурил сигару.

– Дело вот в чем. Некий журналист хочет узнать, где и под чьим именем живет один из наших товарищей, – начал он.

Убийца понимающе кивнул. Ему приходилось выслушивать нечто подобное уже не раз.

– В обычных обстоятельствах, – подвел итог Вервольф, – мы не стали бы ничего предпринимать, убежденные, что в конце концов журналист прекратит поиски – зайдет в тупик или поймет, что разыскиваемый не стоит затрачиваемых усилий.

– Но сейчас… все не так? – тихо спросил Маккензен.

Вервольф кивнул, казалось, с искренним сожалением:

– Да. Увы, журналиста придется убрать. Во-первых, потому, что человек, которого он разыскивает, для нас незаменим. Во-вторых, сам журналист слишком умен, гибок, находчив и предан желанию найти нашего товарища.

– Что движет им? – спросил Маккензен.

Вервольф растерянно нахмурился, сбросил пепел с сигары и ответил:

– Мы не знаем. Но, по-видимому, здесь замешаны какие-то личные чувства, – пробормотал он. – Человек, которого разыскивает журналист, способен, конечно, возбудить недовольство, скажем, у евреев. Он возглавлял гетто в Остляндии. Многие, в основном иностранцы, не хотят признать, что мы действовали там правильно. Загадка в том, что этот журналист не еврей, не иностранец, не коммунист – и не радикал – словом, не из тех, кого мучит совесть за дела родителей. Он из другого племени. Молодой немец арийского происхождения, сын фронтовика. Ничто в его биографии не объясняет его ненависти к нам и навязчивого стремления выследить одного из наших камрадов, даже несмотря на четкое и ясное предупреждение. Жаль, но придется его убрать. Другого выхода нет.

– Вы поручаете убить его мне?

– Да.

– Где он теперь?

– Неизвестно. – Вервольф протянул через стол два листа писчей бумаги, заполненные отпечатанным на машинке текстом. – Здесь все о нем. Это Петер Миллер, независимый журналист. В последний раз его видели в отеле «Дрезен» в Бад-Годесберге. Он, конечно, оттуда уже уехал, но начать поиски следует именно там. Или в его собственной квартире – расспросить девушку, с которой он живет. Представьтесь сотрудником одного из крупных журналов, на которые он обычно работает, и она расскажет вам все, что знает. Кроме этого, Миллер ездит на необычном автомобиле. Подробности прочтете.

– Мне понадобятся деньги, – заметил Маккензен.

Вервольф это предвидел. Он подтолкнул к убийце пачку банкнот, где было десять тысяч марок.

Тринадцатого января весть о кончине Рольфа Гюнтера Кольба дошла до Леона. В письме от представителя его организации в Северной Германии лежали и водительские права умершего. Леон сверил чин и номер по своему списку бывших эсэсовцев, посмотрел, не значится ли Кольб среди разыскиваемых военных преступников, и не нашел его там, подумал некоторое время, глядя в пустоту, и наконец решился.

Он позвонил Мотти на работу – на телефонную станцию – и попросил его зайти после смены.

Когда он пришел, Леон показал ему водительские права Кольба и произнес:

– Вот человек, который нам нужен. В самом конце войны его произвели в сержанты СС, хотя ему едва исполнилось девятнадцать. У них явно не хватало людей. Миллера не сделаешь похожим на Кольба, даже загримировав, да и грим вблизи легко заметен. Но рост и телосложение Кольба такие же, как у Миллера. Значит, для прав нужна лишь новая фотография. Но это не к спеху. Прежде всего надо найти печать Бременского отдела дорожной полиции. Позаботьтесь об этом.

Когда Мотти ушел, Леон позвонил в Бремен и отдал еще несколько приказов.

– Ладно, – сказал Остер подопечному. – Теперь займемся песнями. Ты слышал о «Песне Хорста Весселя»?

– Конечно, – отозвался Миллер. – Это же фашистский марш. Но слов я не знаю.

– Я научу тебя десятку песен. На всякий случай. Но эта – главная. Возможно, тебе даже придется ее подхватить, если вдруг «камрады» запоют. Не знать ее равносильно смерти. А теперь повторяй за мной:

Наступило восемнадцатое января. Маккензен сидел в баре мюнхенского отеля «Швейцергоф», потягивал коктейль и рассуждал о своем подопечном Миллере, журналисте, чьи анкетные данные палач уже вызубрил. Будучи человеком скрупулезным, Маккензен связался с фирмой, продававшей «ягуары» в ФРГ, и получил от нее несколько рекламных снимков спортивной модели ХК150, чтобы точно знать, какую машину искать. Трудность заключалась в том, что он никак не мог ее найти.

Расспросы привели Маккензена из Бад-Годесберга в дюссельдорфский аэропорт, где ему сказали, что перед самым новым годом Миллер летал в Лондон, вернулся через полутора суток. Потом и он и его машина исчезли.

Говорил Маккензен и с Зиги, но она лишь показала ему отправленное из Мюнхена письмо, где Миллер сообщал, что на некоторое время останется там. И поиски зашли в тупик. Маккензен обзвонил все мюнхенские отели, автостоянки, гаражи и бензозаправочные станции. Миллер как сквозь землю провалился.

Допив коктейль, Маккензен пошел к телефону – докладывать Вервольфу, не подозревая, что находился лишь в километре от черного «ягуара», стоявшего в обнесенном бетонным забором дворе дома, где жил Леон.

К регистратуре Главного госпиталя Бремена подошел человек в белом халате. На шее у него висел стетоскоп – неотъемлемая принадлежность дежурного врача.

– Мне нужно взглянуть на историю болезни одного из наших пациентов, Рольфа Гюнтера Кольба.

Регистраторша врача не узнала, но не нашла в этом ничего необычного. Их в госпитале работали десятки. Она прошлась взглядом по картотеке, вынула папку с именем Кольба и протянула ее врачу. Тут зазвонил телефон, она пошла ответить.

Врач сел в кресло и прочитал историю болезни. В ней сообщалось, что с Кольбом на улице случился приступ и его в машине «скорой помощи» доставили в больницу. Обследование показало, что у Кольба рак желудка в последней стадии. Было принято решение не оперировать. Сначала пациенту давали лекарства, но безуспешно, а потом лишь болеутоляющее. На последней странице стояла одна-единственная фраза: «В ночь с восьмого на девятое января пациент скончался. Причина смерти – карцинома желудка. Ближайших родственников у больного нет. Тело доставлено в городской морг девятого января». Ниже стояла подпись лечащего врача.

Прочитавший историю болезни вынул из папки последнюю страницу и заменил ее новой, где было написано: «Несмотря на серьезное состояние больного при поступлении в госпиталь, карцинома поддалась лечению и перешла в состояние ремиссии. Шестнадцатого января пациента выписали из госпиталя и по его просьбе направили для окончательного выздоровления в клинику „Аркадия“, в Дельменхорст». Вместо подписи стояла затейливая закорючка.